Глава № 3
Хотя я уже на полную катушку работал в такси, получал пенсию по выслуге лет. Однако денег всё равно не хватало. И я стал подумывать о скрытых резервах, об освободившейся после развода жилой площади в моей двухкомнатной квартире. «А что, два человека (бывшая жена и сын) съехали из квартиры, одна комната пустует – пущу одну девушку её и видно и слышно не будет. А мне какая-никакая копеечка прибудет».
И в 2007 году я всё-таки решился и стал свободную комнату сдавать девушке по имени Света из города Чебоксары. Так у меня появилась невидимая молодая соседка. Прямой с горбинкой нос на широкоскулом лице, карие миндалевидные глаза и густые вьющиеся чёрные, как смоль, волосы, выдавали Свету за восточную девушку. Но чрезмерной скромностью и раболепской покорностью эта девушка не страдала, Света была оптимисткой по жизни, имела неунывающий и даже весёлый характер. Ещё не успев, как следует обосноваться в Москве и завести себе друзей и подруг, эта весьма предприимчивая и очень любвеобильная особа в большом и незнакомом городе быстро нашла для себя состоятельного ухажёра, мужчину пусть намного старше, зато при деньгах со статусом и на дорогой, серебристого цвета БМВ Х-5. Не зря же Сергей Иванович, (Сержик как называла Света своего ухажера) когда мы поздоровались и познакомились, сразу показал мне свои красные корочки – удостоверение личности с простым названием: «Ассоциация ветеранов Афганистана». Давая тем самым понять, что хоть девочка и нерусская, но если она с ним приехала, то значит он, самый близкий и надёжный её друг, и как говорят в настоящее время – безупречный гарант её счастья и успеха в личной жизни. А в переводе на разговорный язык слово это означает: если с этой девочкой что-нибудь случится, то будешь иметь дело со мной, а за моей спиной сам видишь, какая организация стоит…
Я, конечно, знал, и мне не надо было лишний раз разъяснять и очень рьяно растолковывать понимание и значение этого жеста не только в прямом, а даже и в переносном смысле. Поэтому сам показательный пример демонстрации ксивы, меня очень серьёзно обидел, и я так строго спросил у Сергея Ивановича.
- А вы, господа влюблённые, со всеми бабушками в нашем подъезде успели потолковать?
- А зачем? – Очень удивился Сержик.
- А как иначе, наши бабушки всё знают, они как агенты КГБ. Хотя КГБ давно уже нет, а бабушки были, есть и будут всегда. А вдруг, так получится, что я - это не я. А бабушки в нашем дворе всё знают: кто в этом доме живёт, с кем живёт и как живёт?! Вдруг я сам эту квартиру снимаю, а вам чужую комнату нелегально сдам и деньги за два месяца вперёд возьму, нет, с вас я сразу за полгода взыщу. По внешнему виду – люди вы состоятельные – «мани-мани на кармане» у вас водятся всегда и потеря «лишних денег» из ваших картоманов вам будет даже не видна. А для меня каждая копейка на счету - награда будет весомая. Куплю я себе крылья, как у Феникса ясного сокола, и улечу, или испарюсь в неизвестном направлении с площадки этих квадро метров. Столица - город необъятный, народа проживает очень много: можно так затеряться, что ни одна ветеранская ассоциация никогда меня не найдёт. А завтра сюда придёт настоящий хозяин квартиры с человеком в форме при погонах, уполномоченным по наведению порядка на территории данного административного округа, и попрёт он вас отсюда, ох как попрёт, что никакая благотворительная и ветеранская ассоциация уже не поможет. Это я вам точно говорю, наши органы умеют это делать.
Сергей Иванович и Света молча, переглянулись, на лицах у них появилось недоумение и тревога, а в поступках творилась некая растерянность: у девушки мелко дрожали пальцы с сигаретой. Они молчали.
- Да я сам пенсионер со стажем, по выслуге лет, называется! А ты мне какие-то красные корочки показываешь, пугаешь что ли, - уже с раздражением в голосе сказал я.
Сержик, конечно, не ожидал такого напора – стал оправдываться.
- Не хотел я, никого пугать! Так получилось. Сам же знаешь, какие времена, какие нравы. Где мы живём. Не обманешь, не проживешь, - сняв с лица маску высокомерия и больших амбиций, сказал он и добродушно так, без всякого зазнайства, очень искренне улыбнулся.
- Вот это уже другой разговор, - обрадовался я, его искренность меня подкупила: - Это по-нашему, по-мужски.
Вот так мы ещё раз познакомились, но уже ближе и, кажется, по-настоящему, так как Сержик, в отличие от своей девушки, вопросы уже не задавал.
- А больше с вами никто не живёт, случайно? – не унималась девушка.
- Живут, случайно, жена и двое детей, - очень серьёзно ответил я.
Наступила длинная и прозаическая, как говорят в такие моменты, пауза.
- А всё-таки по-честному, - через какое-то время очень серьёзно переспросила Света.
- А то вы нас так шибко напугали, теперь ваша жена и дети у меня как комок в горле, не вздохнуть – не выдохнуть. Даже жить перехотелось. По телефону, между прочим, Вадим Андреевич, вы про них ничего не говорили.
- Нет. Не говорил, и не скажу, потому что кроме меня здесь никто не живёт. Я пошутил. Ну, сколько можно об одном и том галдеть. Пора к делу переходить. А по делу, если честно, то у меня одна бывшая жена и один сынок. Но они уже давно в этой квартире не живут, и жить не будут никогда: выехали и выписались навсегда. Так, что все шутки в сторону и ближе к делу.
- Ни фига, себе. Ну, у вас и шуточки.
- Мои шутки, как моя жизнь. Как живу – так и шучу, а иначе я жить не могу.
- Мы со Светиком тоже так думаем, - искренне улыбаясь, заговорил Сергей Иванович и в подтверждение своих слов протянул мне для пожатия свою широкую ладонь.
И мы пошли смотреть сдаваемую комнату.
Комната была обставлена всей необходимой для проживания мебелью. У окна, расположенного по центру комнаты, стоял кухонный стол с белой квадратной крышкой и двумя белыми дверками снизу. Слева от стола стояла коричневая тумбочка для книг. А с правой стороны находилась железная кровать, застеленная красным байковым одеялом, с круглыми у изголовья и ног душками на железных ножках. Коричневый двухстворчатый шкаф с шатающимися дверками тыльной стороной подпирал железную душку кровати, правым боком шкаф упирался в блёкло-серые вылинявшие от времени обои. Миндалевидные карие глаза у Светы светились как у ребенка в магазине «Детский мир» на понравившуюся игрушку. Сразу было видно, что остановить её уже никто и ничто не сможет и игрушку у ребёнка не отнимут. И когда я объявил сумму. Друг, Сергей Иванович, тут же из пачки в банковской упаковке отсчитал мне двенадцать зелёненьких ещё хрустящих новеньких купюр.
Когда я взял у Сержика деньги - нервное напряжение, витавшее до этого в воздухе арендуемой комнаты, сразу спало, и арендаторы облегченно вздохнули.
Сергей Иванович ростом был невысок, даже чуть ниже Светы, широк в плечах. Из распахнутой чёрной кожаной куртки (комнату они снимали поздней осенью) под тёмно-синей рубашкой выпирал, уже отвисающий к низу живот, а в широком отвороте рубашки, расстегнутой сверху на три пуговицы, на короткой упругой шее висела толстая золотая цепь с таким увесистым тяжёлым крестом. Он ближе подошёл к железной кровати, широкой ладонью взялся за белую душку у изголовья, легко приподнял её, и железная кровать два раза глухо стукнулась об пол, потом пошевелил влево-вправо – душка кровати держалась крепко.
- О, гут, гут, - радостно сказал он и, растопырив руки по бокам, присел на заправленную байковым одеялом кровать, сетка жёстко скрипнула под ним и упруго с амортизировала.
- Хорошо, - толи спросил, толи подтвердил качество железной сетки на кровати, - сказал Сержик и так хитро посмотрел на Свету – та заулыбалась.
Когда её здоровяк прыгал на кровати, я даже немного передрефил: мысленно представил, как этот толстый бугай, с такой худышкой качаются на этой сетке – днём и ночью, ночью и днём. Такой, блин, маленький гигант большого секса.
- Не «гут», «гут», последнее время немцы много врут. А отлично!!! Отлично! Эта железная кровать может любое землетрясение перестоять. – Сказал я и, взявшись за душку, два раза стукнул кровать об пол.
- Да. Да. Кровать отличная, - улыбнувшись, согласился Сергей. Тем самым, как бы подтверждая мою мысль о нём как о знатном ходоке и ловеласе, знающим ещё толк и в железных кроватях. Но моё первоначальное мнение о нём, как я потом понял, слава Богу, не подтвердилось. Света жила тихо и спокойно, что я свою квартирантку неделями не видел дома. То я на работе, то – она. Сержик «погостить» в съёмную комнату, тоже не приходил, хотя после нашего знакомства, моя квартирантка ещё долго потом передавала мне от него приветы, и за комнату платила всегда регулярно и вовремя. А, когда у меня возникали финансовые затруднения, то она даже выручала меня: отдавала мне деньги за квартплату раньше времени. И была для меня такой палочкой-выручалочкой, за которую мне поневоле приходилось держаться, как на спортивных соревнованиях бегуну за эстафетную палочку. Если спортсмену за потерю палочки грозила дисквалификация и снятие с соревнований. Для меня потеря моей «палочки» несли более серьёзные наказания: возможно даже голодную смерть. И я, потакая всем её капризам и прихотям, двумя руками держался за добрую свою палочку-выручалочку, и шёл у неё на поводу. Только бы Света жила подольше у меня в квартире.
Работала Света в казино официанткой, как она говорила: «работа у меня достойная, очень интересная много времени уходит на общение с весьма серьёзными и обеспеченными людьми, у которых всегда тугие кошельки, особенно после выигрыша, а это прямые инвестиции в наши чаевые. А нам ещё зарплату за это приплачивают, одним словом – живи и процветай». И процесс «выкачивания» денег из толстых кошельков, похоже, там налажен был идеально, система работала бесперебойно. Эта девушка из провинции всегда была с деньгами часто приходила домой на «веселя» и мне это нравилось. А на одну зарплату простой официантки, особо не загуляешь, сильно не пошикуешь. А рост её благосостояния можно было заметить по обстановке в комнате, которая после её заселения сразу стала распушаться разными дорогими штучками. На втором месяце проживания в моей квартире она уже приобрела себе японский телевизор «Филипс», а через полгода - дорогой холодильник. «Умеют же жить провинциалы, каждую копеечку к копеечке – в один столбик соберут и построят себе «вавилонскую башню», - с грустью думал я. А я всё живу тайными надеждами. Мечтаю, как мальчишка, отыграться один раз по крупному, и сразу разрешить все свои финансовые проблемы. Но время шло – мечта моя не сбывалась, а финансовые проблемы только увеличивались. Подсознательно я понимал, что надо в своей игре остановиться, поставить жирную точку и начать жизнь сначала, как говорят, с чистого листа. Перестать уже, мечтать о выигрыше, а жить просто, как все люди живут: много работать, не гулять и уж тем более не играть в эти «чёртовы игровые аппараты» – тогда и жизнь наладится. Я всё это прекрасно понимал, но остановиться и поделать с собой ничего не мог: после развода с женой (прошло уже больше 3-х лет). Я знал, чтобы бросить играть – надо сначала жениться, а для женитьбы нужны деньги, поэтому во мне укоренилась и закрепилась эта мысль: надо сначала выиграть много денег, чтобы на свадьбу хватило, а потом уже жениться. И я как-то так легко и быстро смирился с этой мыслью и последние годы – просыпался и засыпал - жил с ней. На красивую женскую половину даже не смотрел, а с затаённой надеждой лицезрел на игровые аппараты, любил и ненавидел их, как Отелло свою Дездемону. Эти аппараты были для меня роковой страстью, хотя я их боялся и ненавидел, но жить без них уже не мог. У меня наступили трудные времена. И Света помогала мне справляться с финансовыми затруднениями. Пока однажды моя палочка-выручалочка не сломалась.
В конце лета доллар неожиданно рванул вверх, и люди побежали скупать «зелёные» в обменных пунктах «Покупки и продажи валюты», но затем опять всё равно проиграл резко взлетевшему вверх «евро», а с родным рублём наступила полная неразбериха. Оказывается, в этом году, а это был 2008 год – грянул Всемирный финансовый кризис. Доллар растёт, евро быстрее растёт, обгоняет «зелёный», только рубль «бедный» падает – цены на продукты и товары народного потребления тоже дорожают. Народ в панике: те, у кого были деньги стали вкладчиками мультивалютных депозитов - в рублях, евро и долларах. Здесь вкладчик сам решает, в какой пропорции средства на его счёте «делятся» на три валюты и владелец депозита имеет право, не теряя доходности, многократно их конвертировать в безналичном виде, что создало конкуренцию уличным обменным пунктам. Сразу стали закрываться пункты по обмену валюты. Как воздушные шарики, лопались многочисленные финансовые, страховые и даже благотворительные фонды, закрывались коммерческие – крупные и маленькие банки. Денег у людей не стало, но они всё равно старались делать покупки из дешёвых товаров, напрозапас, брали продукты, не портящиеся долгое время. Люди пытались хоть как-то сохранить обесценивающиеся свои жалкие рубли, а что делать, если цены на прилавках растут, рубль падает, обесценивается, да ещё и зарплаты перестали выплачивать. Везде проходили массовые сокращения рабочих мест. Москвичи и гости столицы почти перестали ездить на такси, предпочитая более экономный вид транспорта, стали чаще передвигаться на общественном городском транспорте. А такая экономия вскоре отразилась и на моей зарплате. В это время я уже на полную катушку работал в такси, даже имелись постоянные клиенты. А работа с людьми всегда интересная и мне она нравилась, особенно, когда клиентов хватало, и план перевыполнялся с избытком, на излишние деньги можно даже счастливо пожить, а не существовать. Но с наступлением финансового кризиса я сразу почувствовал, как вместе с работой начинает сокращаться, как шагреневая кожа, и вся моя жизнь. А чтобы как-то продержаться на уровне, мне нужно было работать и работать колесить и колесить на своей волге в два, а то и в три раза больше, чем я таксовал раньше. Все эти лишние беспокойства, конечно, вызывали тревогу и разные недобрые мысли о бытие завтрашнего дня. Даже надежды на «палочку-выручалочку» день ото дня становились всё призрачнее, свет иллюзий меркнул прямо на глазах, а тень ненастья, как ни странно, только увеличивалась. В сердце жила тревога и странное плохое предчувствие чего-то катастрофически нехорошего. Пока Света, однажды, не призналась: «дядя Вадим, я уже не могу платить по двенадцать тысяч, у нас на работе зарплату срезали, заядлые постоянные игроки чаевые перестали давать, а работников из казино стали сокращать. Говорят, скоро все игровые заведения закроют». Чистосердечные откровения молодой квартирантки вызвали у меня определённую тревогу и сильную озабоченность.
- Что и к вам люди перестали ходить? – с удивлением спросил я.
- Да. Играть стали меньше, - недовольно соглашалась Света.
- Кризис, этот заполошный, все карты перепутал, - отвечал я.
- Скоро закроют. Вообще, все казино и другие заведения по всей России закроются, - продолжала жаловаться на жизнь девушка.
Для меня, честно говоря, это стало откровенным шоком. Раньше я даже на эту тему и не думал, хотя ходил туда, можно сказать, каждый день и играл, много играл. Тратил свою жизнь «почём зря» и не знал, где кроется корень зла, вернее знал, но не мог победить это зло, не мог себя заставить – не ходить туда. Но её словам я не обрадовался, потому что не поверил.
- Как можно закрыть то, чем ты живёшь и дышишь?
- Не все же такие пропавшие игроманы, как ты дядь Вадим.
- Это всё от безнадёги: вот я хочу поверить, да не верится.
- По крайней мере, тебе хуже не будет, - успокаивала девушка.
- Если, так настаиваешь, пусть все заведения закрывают, и чем – скорее, тем лучше, - со скрытым в душе злорадством отвечал я.
- И вы туда же, дядь Вадим, я не настаиваю: я против. Где потом мы работать будем?
- На тебя красавица не угодишь, Москва огромная и необъятная, а Россия ещё больше – места всем хватит – без работы никто не останется.
- Вам, Москвичам, можно так говорить – у вас хоть жильё своё есть – за аренду бешеные деньги платить не надо, - жаловалась Света.
- А я что, много беру что ли? – продолжал оправдываться я и защищать свои рубежи, сильно под шатнувшиеся в материальном плане, как мне ранее казалось - незыблемыми границы по оплате аренды.
- Раньше было нормально, а сейчас сами знаете, кризис, есть кризис, за границей тоже люди трудно живут, но они помогают друг-другу, - канючила девушка.
- Надо же, как кризис-то долбанул по вам. Света, ты б ещё Америку вспомнила, хотя вот в Швейцарии, например, тоже богатая страна, но среднестатистический швейцарец проживает в съёмной квартире до конца жизни: квадратные метры собственного жилья там такие дорогие, что «мама не горюй» не всем по карману, собственность себе могут позволить только очень богатые люди. А я здесь, в России, уже несколько лет проживаю в полном финансовом кризисе, зато живу в своей приватизированной квартире, на собственных квадратных метрах и как видишь: выживаю как-то.
- Вот, вот именно, что как-то. А кто вам помогал выживать-то, квартплату раньше положенного срока платила, деньги в займы давала, - не сдавалась квартирантка.
Света говорила правду, и я с ней был согласен. Против правды не пойдёшь. На крупных заводах и предприятиях то здесь, то там рабочим людям перестали выплачивать зарплату. Но об этом показывали по телевизору или писали в газетах, и случилось где-то там далеко и тебя это конкретно не касалось. А сейчас передо мной стояла одна из жертв этого кризиса и говорила про накатившиеся проблемы на работе. И я этой девушке верил. Не один месяц прожили с ней под одной крышей, и она относилась ко мне с уважением и с почтением. Она по своей провинциальной душевной простоте называла меня: «дядя Вадим». Хотя я много раз пытался урезонить её и просил называть меня только по имени. – Света, какой же я тебе «Дядя»? Мы с твоим Сержиком почти ровесники. – Очень настоятельно и требовательно говорил я квартирантке.
- Нет, дядя Вадим, вы это вы, а Сержик он и есть Сержик, - улыбалась в ответ Света. Я понял, что спорить с упрямой провинциальной девчушкой бесполезно. Я часто называл Свету из Чебоксар в шутку «Хозяйкой с большой реки»: рядом с городом Чебоксары протекает наша матушка-река Волга. Волга – это наша народная гордость и краса. Сколько только одних песен про эту реку сложено, не говоря уже про её бесконечную протяжённость. И Света молча соглашалась на: «хозяйку большой реки». По крайней мере, когда я её так называл, она не возражала. А я тогда молча согласился: на «дядя Вадим», и ещё на одну поблажку лично для неё.
После этого разговора я, конечно, пошёл на уступки: цену за аренду, правда, снижать не стал, а пустил жить ещё одного человека – её родственницу, двоюродную тётку. Тётю звали Галина Красномировна (отчество мне сразу не понравилось, но отступать уже нельзя, поздно) была она в два раза взрослее Светы, и чуть-чуть – на два года - постарше меня и как мне показалось, хитрее своей племянницы и меня вместе взятых. Когда Галина Красномировна вселилась в мою квартиру, платить они всё равно стали на две тысячи меньше. Тётя быстро добилась того, что Света не смогла сделать сама. Новая квартирантка вцепилась в меня, словно репей, так достала: ни один раз плакалась мне, что у них на работе вообще зарплату не платят. Я начинал очень жалеть, что согласился на «Тётю» и пожалел 2000 рублей, которые они всё равно перестали мне платить.
- Если на работе не платят зарплату, не работайте, - очень категорично, но вежливо и весьма тактично отвечал я тёте.
После чего «Тётя» сбавляла обороты и начинала понемногу тормозить. Как говорят, «ласковое слово – и кошке приятно».
- Нет, ну платят, конечно, но мало, очень мало, - всегда оправдывалась Галина Красномировна.
- Тебе «тётя» надо было «дядей» родиться уж больно на мужика ты смахиваешь, или на худой конец – не Красномировной, а – Чернобаевной хотя бы.
- Это ещё почему? – Сильно возмущалась тётя.
- Не похожа ты на Красномировну, нет в тебе ни добра, ни мира, а зло и обман на сердце твоём приютились – чёрный человек. Много брешешь.
- Это я то брешу. Я говорю, а не брешу. А говорю я только правду. И перед тобой не для себя расстилаюсь, а всё ради неё, для Светки стараюсь.
- А Света говорит, что ей не надо.
- Как не надо, как не надо, ещё как надо. Она дурочка, что ли совсем, - начинала очень красноречиво возмущаться тётя и переходила в контратаку. Победоносно воздвигая скрещённые по оголённым локтям пухлые руки, на оттопыренный круглой грудью серый сарафан в крупную клетку, она начинала нести свою пургу. При этом вид у этой «бой бабы» становился похожим на стены неприступной каменной крепости. А когда она ещё злилась, то процесс просто ускорялся, и это было видно по волнениям её груди. Необъятная грудь в своих размерах становилась, всё выше и выше, словно росла, готовая вот, вот достать до подбородка и уже принимала очень угрожающий вид. В это время я всегда начинал бояться всех женщин и радовался, что родился просто мужчиной. Хотя не мужское это дело - драться с женщинами, но я держал от неё удары, и чтобы сохранить свои законные рубежи, как нестранно наносил - ответные. Например, после этого случая стал звать её Галина Чернобаевна.
Но Галина Чернобаевна, женщина упрямая, отступать тоже не хотела и позиций своих, как и положено, для всякой крепости, просто так не сдавала, а оборону всегда держала самоотверженно и достойно. И вот недавно, мне нужно было ехать на заказ. Я рано утром зашёл на кухню, там, упиревшись левой рукой в пухлый подбородок, на стуле вальяжно сидела сама тётя. Правой рукой она не спеша брала со стола семечки «От Мартина» и грызла, даже не убирая с губ шелуху, а сама пристально и не мигающими своими хитрыми глазками, прищурившись, очень внимательно смотрела на меня. Я молча поставил чайник на газовую плиту, а она так нагло смотрит на меня. Главное, смотрит и молчит. От её взгляда мне даже плохо стало: а вдруг ещё сглазит меня, или заколдует, чем чёрт не шутит, когда Бог спит.
- Ну, Чернобаевна, опять колдуешь, - строго спросил я, а про себя ещё подумал: Раздолбаевна, как ты меня достала.
- Жаль, что не умею. У меня к тебе другой вопрос, - монотонно сказала тётя, не переставая грызть семечки.
И у нас с Чернобаевной состоялся новый разговор на старую тему: теперь она жаловалась мне, что и десять тысяч платить для них много. Не прошло и полгода с момента её вселения. И вот передо мной снова находится эта неугомонная жиличка, смотрит на меня своими узкими хитрющими глазками и явно чего-то хочет. Наверное, хочет, чтобы инсульт или инфаркт меня шандарахнул. Всё вокруг дорожает, а у меня количество жильцов увеличилось ровно в два раза, а аренда жилья почему-то не подорожала, а даже подешевела и, судя по её хитрому выражению лица, должна ещё подешеветь. Сразу видно: эта настырная бестия от меня просто так не отстанет. Своим высокомерным взглядом она сверлила меня насквозь, словно в данный момент, я являлся единственным и главным её обидчиком, от которого и происходили все её несчастья и беды. А что я сделал для неё плохого: жить пустил к себе «на хату». Сам же теперь и страдаю «почём зря».
- Я знаю точно, в самом сарафане проблем нет, его носят молодые девочки от шестнадцати лет и старше до шестидесятилетних пенсионерок. Эта одежды без возраста. Ну, нельзя же постоянно в одном сарафане ходить, - попытался я затронуть её самолюбие.
- А причём здесь мой сарафан?! - Сильно удивилась Чернобаевна.
- А притом! Мы не в каком-нибудь – пятнадцатом или даже семнадцатом веке живём, когда у бедных людей лишней одежды не было, а в двадцать первом веке живём, у нас сейчас и радио и телевидение работают. И умные люди пользуются в своё удовольствие этими благами. Смотрят, например, «Модный приговор» и учатся: как надо правильно и модно одеваться.
- Мне и без модной программы неплохо живётся, а кому не нравлюсь – пусть не смотрят.
- На одном комплекте из сарафана далеко не уедешь.
- А почему на одном, может у меня ещё два или три точно таких комплекта в запасе хранятся, - гордо отвечала Чернобаевна.
- И за модой я не гонюсь, мой серый в крупную клетку сарафан, мне дороже всех платьев из парчи и злата, - поглаживая себя пухлыми ручками по круглым буграм под подбородком, с какой-то радостью в голосе продолжала нахваливать себя тётя.
- Вот, вот и зимой и летом одним цветом. Так жить нельзя, надо как-то преображаться, чтобы выглядеть достойно и красиво. И будет ждать тебя успех.
- Мне успех не нужен, мне розетки нужны.
Такая одежда, конечно, её не только не красила, но и убивала в ней последние женские начала. Галина использовала свою одежду только по прямому назначению – прикрыть тело, как это делают простые мужики, которые тоже не смотрят передачи про моду. А одежду они обычно носят без лишних заморочек: не соблюдая даже элементарные правила в сочетании цветов. Вообще-то, как-то им всё фиолетово, вот как-то всё фиолетово, наверное, было до себя любимой и самой Галине Красномировне. Зато она прекрасно знала, что ей надо от меня. Не получив от меня прямого согласия на снижение квартплаты, она всё равно не сдавалась. И, не придумав для себя ничего более благоразумного, она уже ставила передо мной какие-то новые не совсем разумные, и даже, можно сказать, бестолковые задачи по улучшению условий их проживания в комнате. Квартира моя, а музыку заказывают другие, посторонние мне люди, мне это надо, нет, не надо, но я почему-то соглашаюсь с ними, иду на уступки. Последнее её условие: в их комнате нужно поставить ещё две новые розетки, ближе у окна, а то у двери стоят – это очень далеко и неудобно. Похоже, было на интригу: пусть и мне не понадобится, но ты тоже должен хоть как-то пострадать.
- Давай я куплю удлинитель с четырьмя розетками.
- Ноу! Ноу! Нет! Это будет плохо! Плохо! – мешая английские слова с русскими, кричала возбуждённая квартирантка.
- На растянутое как жевательная резинка иностранное - «н о у», всегда хочется сказать крепкое русское: Да! Да! Да! – Сказал я и три раза взмахнул кулаком.
- Ноу, - снова сказала она, чтобы позлить меня.
- Да! Да! Да! – коротко ответил я. Английское слово «Ноу» из её уст окончательно вывело меня из себя, но я сдержался и тихо спросил: - А почему станет плохо?
- Почему, почему, а потому что длинные провода будут под ногами путаться всегда! – Кричала тётя.
- А мы их аккуратно спрячем под кроватью, - спокойным тоном отвечал я.
- Не хочешь ставить новые розетки, тогда сделай нам скидку на 2000 рублей, - настаивала на своём упрямая тётя и так хитро ухмыльнулась не накрашенными и поблёкшими с прилипшей от семечек шелухой на губах.
Соглашаться на уступки по оплате мне никак нельзя. В данный момент я, наверное, готов был для неё «чёрта лысого достать», только бы не снижать квартплату. С деньгами и так серьёзные напряги. Что поневоле приходилось потуже затягивать узелок на брюках. Поэтому в данный момент мне нужно было соглашаться только на ремонт и делать всё, что она хотела, лишь бы вовремя платила. Если при одной только мысли о 8 000 рублей мне сразу делалось плохо, страшно даже представить: на что и как жить дальше? Если всё дорожает, а аренда у меня дешевеет. «Да я их просто выгоню, если уж так прижмёт. С этой хитрой Галей добра не будет – одна «фигня» выходит, но лишнюю копеечку она не отдаст. Она сама кого хочешь, объегорит, перешагнёт и глазом не моргнёт». Ну, и народец пошёл, мелкотравчатый с меркантильными нравами, зато потребности большие, а все запросы только в материальном виде подавай: хочу машину, хочу квартиру, всё хочу и ни душевных тебе переживаний, ни духовной гармонии в человеке уже не осталось. Всем только деньги подавай во всех головах одни мани – мани крутятся, весь мир сошёл с ума и закрутился вокруг средств к сосуществованию и кроме денег ничего. Раньше я думал, что фифти-фифти могут крутиться только в молодых и красивых головках, а оказывается, что старые и некрасивые головы тоже о деньгах думают. Ещё как думают, только о них и мечтают …
А сейчас я злился на эти игровые аппараты. Злился на себя, что проигрался, и не смог повеситься – корил себя за свою слабохарактерность, и за то, что остался совсем без денег, поэтому после обеда надо будет обязательно выходить на работу, а в таком состоянии садиться за руль как-то неправильно - не с руки и не с ноги. Совсем не комильфо. Никакой мазы не будет, да ещё с таким фей сом - последних пассажиров распугаю. И крайним в данной ситуации был Саня, и я обвинял его во всём, во всех грехах, потому что понимал: с розетками тоже может сегодня ничего не получиться, поэтому, зачем мне он теперь нужен и для чего, но и провожать его сейчас домой, тоже нельзя. Я стоял на распутье и не знал, что мне делать. Но Саня-то здесь не причём, он не виноват, что у меня в голове и в квартире – полный раз драй, кругом сплошной бардак. Хорошо, что ещё провода заранее купил, до обеда будет ему, чем заняться. Не провожать же его домой. Человек старался, ехал ко мне на электричке, деньги на билеты тратил, может быть, последние свои кровные копейки, а как без средств он обратно домой поедет.