Башня Гедиминаса
Башня Гедиминаса – символ и гордость моего города. Всем известный и узнаваемый символ Вильнюса виден из разных уголков столицы и отражён во многих произведениях искусства. С Горы Гедиминаса и смотровой площадки Башни открываются восхитительные панорамы. Красночерепичные крыши, колокольни костёлов и церквей в золотых закатных лучах солнца и извилистые тенистые улочки Вильнюса потрясают воображение. Вид на Гору Гедиминаса открывался из окон моей квартиры на девятом этаже и дарил мне божественную привилегию любоваться изысканной красотой - Башня, словно вишенка на торте, венчает собой живописный зелёный холм в центре города. В прозрачном вечернем воздухе, когда чётко и ясно обрисовываются контуры, возникает иллюзия, что можно рукой дотянуться – ведь по прямой всего-то полтора километра. Эта картина обычно приводила в восторг всех, кто видел её впервые, но и те, кто чаще бывал у меня, глаз своих не отводили. Сказочным зрелищем и, в то же время, величественно и триумфально, в свете прожекторов, смотрится Башня ночью, и гордо и романтично реет над ней флаг нашей страны.
Тёплым летним вечером, развалившись в кресле на просторном балконе-лоджии, я мог часами созерцать Гору с Башней, окружённую песочными мазками церковных колоколен, растворёнными в лёгкой вечерней дымке. В эти короткие часы, когда городской люд, уставший после рабочего дня, уже поел и затих, а беснующиеся во дворе его крикливые визгливые чада отозваны в семьи, устанавливается такое спокойствие, при котором фоновый шум исчезает, и слышны лишь отдельные звуки, подчёркивающие тишину.
Слышится храп, доносящийся из соседней лоджии. То вечерний ритуал моего соседа. Массивный, двухметрового роста майор полиции в отставке в течение дня совершает ходки в близлежащий магазин за водкой или пивом. Всегда он при дозе ... Бывает, мы одновременно выходим из своих квартир к лифту, и тогда он гворит: «О, мы с тобой сингхдонно ...». Между дневным и вечерним сном майор что-то бубнит за стеной, иногда повышая свой зычный голос и раздавая упрёки домочадцам. Бывает, как запоёт какую-нибудь популярную оперную арию, но не всю – лишь фразу-другую и замолкает. Классический баритон, он солист не одного, в том числе и какого-то знатного хора, гордится своим хобби и продолжает посещать репетиции и участвовать в концертах, уже и выйдя на пенсию. На лацкане его френча красуется металлический значок с изображением Башни Гедиминаса.
В обычное время в окнах и на балконах дома, что напротив, сидят пожилые матроны и наблюдают, «контролирут» всё происходящее во дворе, «блюдут», всегда готовы вмешаться в любой инцидент и отстоять «порядок и справедливость». Внизу носятся безнадзорные дети, оглашая простанство визгом и криками, рычат мопедами подростки, иногда режут слух пьяные вопли, лают собаки, заезжают и выезжают автомобили. Движуха. Жизнь кипит. В том же доме напротив периодически лает собака. Лает обиженно, призывно, сбиваясь на вой и скулёж. Хозяева уходят надолго и оставляют бедняжку в квартире одну. Бывает, что выгоняют её на балкон и запирают дверь. Это ужасно жестоко, нечеловечно, отвратительно, и никто из соседей не реагирует, но матроны из окон и балконов безмятежно продолжают дозор.
А ещё люблю я в лоджии заниматься «этим». Как-то подбил я на такое одну подружку с французского факультета. Та, хоть и выказывая сомнение, всё же под эротическим нажимом поддалась и потом со всею страстью предпочитала именно так. Иссиня-чёрная брюнетка Клара «прикрывала» свои громадные серые глаза большими очками, что придавало ей неотразимо притягательную пикантность. Упираясь белоснежными ручками в барьер лоджии, она беззвучно (боясь привлечь внимание) неистовствовала. И вот в какой-то вечерок мы с Кларой в лоджии, мы «в деле». И блаженство, ввиду Горы Гедиминаса, было так упоительно, и чудилось мне, будто Башня плывёт в вечерней дымке, плавно приближается ко мне, и вот я уже вступаю в Башню, как равномерный храп баритона от полиции вдруг прервался, он всхрапнул, как-то особенно оглушительно крякнул, и громогласно запел. Подружка от неожиданности вздрогнула, с испугу неуклюже отпрянула от барьера так, что я выскочил и отлетел назад. С лица девчонки слетели очки и упали с девятого этажа вниз. Клара подслеповато и растерянно глядела на меня.
Переведя дух, мы стали высматривать газон, куда могли упасть очки. Я сбегал вниз и в скошенной траве под растущими у дома высокими раскидистыми берёзами их не обнаружил. Потом случайно отражённый блик стёкол позволил нам заметить очки, зацепившимися за ветку берёзы. Подо мной на шестом этаже жила моя мама, и, забежав к ней, я уидел злополучные очки этажом ниже. Но их увидел не только я. Их усекла красавица ворона и подцепила блеснувшие стёклами очки своим громадным клювом. Лисицы из меня не получилось, ворона не каркнула, но взмахнула крылами и была такова.
Прошло с тех пор время и, неумолимое, оно всё изменило. Берёзу под лоджиями дома спилили, на Горе Гедиминаса вырубили все кусты и деревья и соорудили фуникулёр. В детские годы большой ватагою мы, цепляясь за те кусты и деревья, штурмовали крутые склоны с любой точки подножия, когда Гору ещё не окружал забор. Ныне Гора стала оползать, и на её стабилизацию и сохранение потратили много денег и времени. А на полпути между мной и Горой Гедиминаса возвели высокое чёрное здание, заслонившее неповторимый исторический вид, и лишили дарованной мне божественной привилегии.