Представьте себе огромное тело в сто двадцать кг весом и яичную скорлупку, положенную рядом с ним. Представили? Именно так выглядела старинная фарфоровая чашечка вблизи моего мужа. Она была практически прозрачная, и незабудки, нарисованные с её внутренней стороны, просвечивали наружу сквозь стеночки, как сквозь дымку, тонкая витая ручка предполагала, что за неё возьмутся два аристократичных пальца, причём, не просто так, а с благоговением. Именно эта чашка создавала моё утреннее настроение, когда я варила кофе на песке, пока дети ещё спали, а потом думала в тишине о разных приятных вещах, вдыхая кофейно-коричный аромат с фарфоровой скорлупкой в руке. Как много воспоминаний хранила эта нежная чашечка, она была почти живая, я держала её на верхней полке в недосягаемости от детских рук. Эх, не того я опасалась!
У мужа было приданое, оно выражалось в самодельном ноже, сделанном из пилы, такими поделками увлекалось пол завода. Вытачивалось лезвие, похожее на инструмент для отрубания головы, которое облекалось в штампованную пластмассовую ручку, скреплённую заклёпками. Это был не нож, а предмет гордости, заменявший какие-то мужские качества, отсутствующие с рождения. Я люблю холодное оружие, но это не самодельные ножи, а рыцарские мечи, украшенные эмалями, сканью и драгоценными камнями. Впрочем, по Сеньке и шапка.
Однажды я не убрала чашку, бросившись на зов кого-то из детей вглубь квартиры, она осталась стоять на столе с остатками недопитого кофе. Вернувшись на кухню, я застала картину, повергшую меня в уныние: над столом возвышался муж со своим ужасным ножом в руке, а на столешнице лежала фарфоровая крошка, пять минут назад бывшая моей любимой чашкой. После удара концом острия по её белому боку она рассыпалась практически на атомы. У мужа было недоумевающее лицо, он тупо смотрел на стол, как бы вопрошая, как это у него могло получиться. Ну, пополам, ну, на несколько частей, но в пыль?
- Ты прости меня, - с трудом выговорил он (ему вообще очень плохо давались извинения), - я не нарочно, всего только кончиком ножа задел твою чашку…
Я не знала, что ему ответить. В кои-то веки он решил приготовить завтрак, или, чтобы что? Настроение было испорчено надолго. Искать похожую чашку? Смешно. Старинные вещи можно было купить только в художественных салонах за хорошие деньги, - мне было не до этого. Продукты приходилось доставать наряду с детской одеждой, везде и всюду переплата, унижение перед торгашами, я ни на кого не перекладывала свои обязанности, это тоже входило в свойство характера, я могла попросить только один раз, через десять минут всё делала сама. Муж давно включился в этот порядок вещей, нарочно тормозил, если я его о чём-то просила, можно было вообще не просить. Будить чужую совесть личным примером - самое гиблое дело.
И вдруг… До Нового года оставалось меньше недели. Иванов с гордым видом достал из сумки предмет, завёрнутый в упаковочную бумагу.
- На. Это тебе. Надеюсь, я исправил твоё поганое настроение.
Бумага была снята, и под ней обнаружилась круглая аляповатая ваза, склеенная из двух частей. Несомненно, она была старая и заслуженная, возможно, разбитая ещё во время революции. Иванов смотрел на меня, ожидая восторга, который, по его мнению, должен был последовать за явлением вазы на нашем кухонном столе.
- Где ты её взял?
- Вот чек, здесь всё написано. Она дорогая!
- И что, ты предлагаешь пить из неё кофе?
- Я подумал, что на Новый год нас пригласили в гости, так что ничего особо не нужно, обойдёмся. Хотел сделать тебе приятное.
Ваза стоила, как железный мост через Москва реку, а в холодильнике оставалось что-то не слишком убедительное. У нас даже ёлки не было, только коробка со старыми игрушками. Я была в шоке. Наутро, собрав девчонок, я по морозцу отправилась в центр, используя чек от вазы, как путеводитель, и завернув битую вазу в несколько газет, дабы не сломать её в троллейбусе или метро. В художественном салоне все были заняты приготовлениями к празднику, украшая витрину. Вообще я обожаю художественные салоны, у меня довольно много различных предметов, привносящих уют в жилище. Единственное, чего я не жалую, это вещей «с историей», которым место в музее. Пользоваться ими жалко, а детский вандализм никто не отменял. Да и взрослые, порой, ведут себя, как последние свиньи, а многие просто не понимают, что перед ними драгоценный раритет.
Итак, я нашла кабинет директора, и мы с девчонками ввалились туда без приглашения. Я объяснила причину своего появления и достала вазу.
- Да Вы что, мадам, это же каталожная вещь, посмотрите сюда: Кузнецов, позапрошлый век, - и директор поднёс к моему лицу каталог салона. – Она на выставках побывала не один раз!
- Только, кроме моего идиота её у Вас никто не купил. Вы меня простите, но у нас на Новый год даже ёлки в доме нет, я уже не говорю об угощении. Сами подумайте, зачем мне Ваша битая ваза, если я от злости готова выбросить её на помойку. Да, Кузнецов, у меня была старинная фарфоровая чашка, но она досталась мне от бабки-аристократки, а эта рухлядь неизвестно кому принадлежала, я ненавижу битые вещи, тем более, чужие! Умоляю Вас, пожалейте этих сирот!
- Вы же говорите, что у Вас есть муж!
- Муж, который перед Новым годом покупает жене битую вазу, а не французские духи, икру, шампанское и шоколад, не муж, а недоразумение, считайте, что его нет, а раз его нет, то дети - сироты!
Последний довод показался директору убедительным. Он взял из моих рук кузнецовскую вазу и распорядился выдать нам деньги. Настроение моё полезло в гору. Ещё бы: мы купили небольшую искусственную ёлочку, шампанское, кусок мяса, несколько шоколадок, банку икры, целого освежёванного кролика, батон сервелата и ещё что-то по мелочи. Всё это продавалось с картонок, ящиков и просто из рук там же, возле станции метро Октябрьская. Солнце начало припекать, а снег таять, и я очень облегчила продавцов, переминавшихся на московских декабрьских перестроечных лужах. Все они желали нам счастья и весёлого праздника. Я не стала испытывать судьбу и взяла такси, намереваясь потратить всё до копейки, тем более, что эти деньги свалились на меня неожиданно, ведь ехала я наудачу, не особо надеясь на счастливый случай.
Дети, сидя среди сумок на заднем сидении, дерибанили шоколад и мазали им свои довольные мордашки. Холодильник издали манил нас своей пустой гулкой белизной, и у нас было чем его порадовать. Я испытывала благодарность к своей любимой разбитой чашке, - в конце-то концов, что Бог ни делает, всё к лучшему…