В начале 90-х годов XX века книжная полка методической литературы Пермского областного института повышения квалификации работников образования заметно обновилась. Школьным учителям, проходившим переподготовку в этом вузе, было предложено взглянуть на систему образования под новым углом зрения. В том числе, в рамках традиционной и новой философии образования, с учётом развития профессионального учебного заведения в современных условиях и нововведений в нём.
Как усвоили эти уроки учителя, оценивал один из разработчиков новых методичек старший преподаватель института Геннадий Маркелович Нохрин /1939-2002/. От его вердикта зависела судьба педагога, вооружённого новыми знаниями, его статус /присвоение категории/ в родном школьном коллективе и, не в последнюю очередь, зарплата.
Заинтересованность же их временного наставника в экзаменационном общении заключалась в том, чтобы расширить кругозор обучаемых. Не с позиций повседневности, обыденности, а путём глобального охвата проблем образования. Он приобщал педагогов к новому направлению научных поисков и организационно-управленческих решений, раскрывал сложную адаптацию системы образования в новых условиях политической, экономической и социальной жизни страны.
Вряд ли кто задумывался, что за наукообразностью брошюр-методичек, за плакатно и разветвлёно вычерченными схемами его мыслей угадывался не только большой и разнообразный опыт педагогической работы наставника, его личностного роста, но и тех реализованных педагогических проектов, что не получили пока публичной огласки.
Одним из таких проектов стал «Родительский дневник» Геннадия Нохрина, изложенный в 17-ти 96-листовых тетрадях убористым почерком. На первый взгляд, эта форма родительского творчества и раскрытия педагогических коллизий не нова, Тут сплошные рифы: предвзятость автора, предсказуемость содержания, отсутствие общей идеи, чётко выверенных сюжета и интриги, банальность ситуаций. Что особенно утомляет и раздражает читателя, так это хаос тем, разбросанных по случайным датам, событиям, персонажам. Даже если заявленная тема имеет продолжение, она не отработана логически, в развитии, то есть не изъята из калейдоскопа фактов и не собранна в единый пучок мыслей и чувств, а слепо и сиротливо блуждает по закоулкам записей. Нужно иметь авторитет писателя Леонида Пантелеева, чтобы подогреть читательский интерес к родительскому дневнику, или иронию и стилистические выверты корреспондента газеты «КоммерсантЪ» Андрея Колесникова, разбившего родительские заметки на воскресные тематические очерки.
Ничего этого у Нохрина нет – ни писательской публичности, ни журналистского жанрового и повествовательного детерминизма. А есть некие знаки, флеши, опознавательные огни человека, который, по американским понятиям, сделал себя сам, положил самообразование и самовоспитание в основу своего личностного роста. «Родительский дневник» Геннадия Нохрина отличается не беллетристикой и публицистикой, хотя всё это тоже присутствует, а «родимыми пятнами» исследований из областей психологии и социологии: вопросниками и анкетами. Тексты разбавлены афоризмами автора, библиографическими списками, отчётами о постраничном чтении детей, сведениями о круге, месте и обстоятельствах их общения, а также газетной рубрикой «Говорят дети». В этой эклектике повествовательных форм отражён интеллектуальный опыт педагога Нохрина. По существу его «Родительский дневник» указывает на ту методику образования и воспитания, что подпитывала разработку им теории самовключённого развития личности – главного итога жизни.
Основные персонажи этих ежедневных записей с 1 мая 1980 года по 1 ноября 1983 года – сам автор и две его дочери школьного возраста: старшая Инесса и младшая Инга. Что побудило родителя, несмотря на загруженность институтскими делами, методично и целенаправленно вести по ночам летопись дополнительных, самообразовательных нагрузок школьниц, развития их личностных предпочтений, интересов, увлечений и в целом – формирования характера, становления личности?
Домашнего педагога двигала неудовлетворённость условиями собственного развития. Его интеллектуальный рывок был взят с плебейского старта – гаранта большой жизненной школы. В его военном и послевоенном детстве, в нестабильности семейного бытия не было ни наследования семейных традиций, ни теплоты и доброты стариков с их жизненным опытом наготове, ни материальной подпитки родственников, ни ауры рода, обеспечивающего защиту и стабильность существования. Без этого неизбежны задержки в саморазвитии, извилистей дорога к личному счастью, даже если оно измеряется успехами в учёбе и работе.
К будущему наставнику школьных учителей запоздало пришло понимание общечеловеческого счастья. Оно в том, чтобы всё делать вовремя: учиться, получать профессию, реализовывать способности и талант, заводить семью, детей, выстраивать семейное и личностное благополучие. Успех этого продвижения по жизни женщины чаще всего наделяют категорией счастья. У мужчин, тоже по преимуществу выбора, - категорией удачи.
«Удача» Геннадий Нохрина выстраивалась по-плебейски: техникум, служба в армии, работа на нефтепромыслах. Попутно осваивал только рабочие профессии: слесаря, жестянщика, плотника, с десяток - других. А для души – занятия самбо, увлечение рисунком, в том числе портретным на пленере, живописью, фотографией. Всё это рождало неудовлетворённость прожитым, освоенным, достигнутым. Хотелось подтянуть к удаче интеллект. «Надо заняться самообразованием по определённой методе, программе», - решил 26-летний парень.
Основные идеи продвижения «вперёд и выше» подсказала повесть одного из авторов в журнале «Юность» «Жизнь Эрнста Шаталова» об инвалиде, озаботившемся проблемами образования и самообразования. Помогла брошюра Рубакина «Как заниматься самообразованием». Нравственную подпитку дали дневники и письма Дзержинского и Льва Толстого. Практические подсказки нашёл в книгах: «Бег ради жизни» Гилмора, «Техника личной работы» Попова, «Гигиена умственного труда» Фролова. Надо было как-то восполнить время, потерянное в профориентационных метаниях. Устроился ночным сторожем на Пермский телефонный завод. Там, в сторожке, за столиком среди кипы книг и тетрадей, прошли семь лет ночной, интеллектуальной работы, сломавшей назначенные природой биоритмы. Девизом жизни стал завет Игоря Курчатова: «Делайте в своей работе, жизни только самое главное. Иначе второстепенное, хотя и нужное, легко заполнит всю вашу жизнь, возьмёт все силы, и до главного не дойдёте».
Внешние признаки работы Геннадия Нохрина над собой таковы. Физзарядка. Побежка по бульварной полосе Комсомольского проспекта Перми. Концентрация взгляда для придания роговице глаза нечувствительности и демонстрации твёрдости характера. Тренировка памяти заучиванием поэм и стихов. Отработка речи чтением вслух лексически сложных текстов, например, протоколов Нюрнбергского процесса 1945-1946 годов. Чтение книг и перечтение по 5-7 раз некоторых из специальной тематической подборки, включая полное прочтение собрания сочинений отдельных классиков литературы. Занятия английским языком с овладением фонетикой по магнитофонным записям, Ведение дневниковых записей каждый день, записей бесед по примеру Гёте, но по упрощённой схеме «вопрос-ответ», заметок о прочитанных книгах. Эпистолярная практика.
Отражением этих перемен стали два документа-«надсмотрщика»: «Карта учёта времени» на месяц и «Лист контроля» на неделю. Они выросли из записей в толстых тетрадях с ежедневными отчётами о прочитанных книгах, газетных и журнальных публикациях. Фасадная сторона «Карты» - это разграфлённый по дням и часам /с учётом получаса/ календарный месяц. Событийное течение дня обозначалось графически. Все действия - сон, физзарядка, пробежка, умывание, приём пищи, чтение, письмо, движение пешком и на транспорте, беседа и прочее – имели свой знак или символ, по которым определялись затраты времени, объёмы интеллектуальной и физической нагрузок. На обратной стороне карты, сходной с тыльной стороной «Листа контроля» размечалось задание с указанием книг, количеством страниц по плану чтения и факту выполнения. Учёт записей, то есть работы над словом, велся в часах и минутах. Тот же почасовой показатель подходил для отметки музейных и выставочных экскурсий, значимых бесед. Указывались просмотренные фильмы – на широком экране и по телевизору. Число серий тоже учитывалось. Лимит зрелищ – это один фильм в неделю. Отдельный раздел – «Сделано вне плана» с тем же «иконостасом» книжного и киношного учёта. В разделе «Замечания» поводился итог за месяц или за неделю в виде количества прочитанных страниц, а именно: «Итого: Р.т. /русский текст/ и А.т. \английский текст/». Количество повторно прочитанных страниц на английском обозначались отдельно. Как показывает анализ, неплохо, если за месяц прочитано от полутора до трёх тысяч страниц на родном языке. За год это примерно 30-40 книг полностью прочитанных и ещё столько же – не до конца. Геннадий Нохрин считал, что человек за жизнь прочтёт до четырёх тысяч книг. Его домашняя библиотека, в которой было много книг со специальными знаками-подчеркиваниями строчек и абзацев, - это, по всей видимости, реальное подтверждение его читательского прогноза. Среди прочитанного из домашней библиотеки – полные собрания сочинений Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Герцена, собрания сочинений классиков русской литературы Льва Толстого, Достоевского, Горького и многих других.
В фасадной стороне «Листа контроля», этой рабочей лошадке учёта и контроля работы по самообразованию, как в приходно-расходной книге, каждой графе – своё назначение: «Дата», «Что сделано», «Записи», «з.п.о» /физзарядка, пробежка, обтирание - после обливания холодной водой/, «Б/с» /биосостояние: «Р» - ровен, то есть самочувствие хорошее; при случае обозначаются болезни, боли, методы лечения, посещение поликлиники/. По существу всё это - краткие дневниковые записи, схематично оформленные. Нечто подобное ввёл в свою жизнь учёный из повести Даниила Гранина «Эта странная жизнь». Но Геннадий Нохрин проработал более чёткие и детальные элементы самоконтроля в диапазоне «день-неделя-месяц».
Одним из итогов семилетней работы над собой стало поступление на второй курс филологического факультета Пермского государственного университета. Экзамены за первый курс были сданы экстерном. Диплом об окончании вуза был с красными корочками. Работу учителем труда в профтехучилище Геннадий Нохрин вспоминал неохотно. Зато гордился, что несколько лет проработал психологом в исправительно-трудовой колонии и социологом в исследовательской лаборатории.
Этот жизненный опыт применения педагогики в отношении себя и последующая работа с вузовским дипломом не столь ярко раскрывают наставнические устремления Нохрина, как его работа с так называемыми подшефными. Прочитав в романе Чернышевского «Что делать?» о Рахметове, его интеллектуальной и материальной помощи «подшефным», Геннадий Нохрин загорелся этой идеей. Он выискивал талантливых и неординарных кандидатов на саморазвитие, пользуясь рекомендациями педагогов и знакомых.
Подшефных получилось вроде бы не много, около десятка. Но сколько души, времени и средств было вложено в каждого. Сотни писем адресовано им. В них не только советы по саморазвитию, но и анализ проделанного в работе над собой, ответы на вопросы, волновавшие подшефных. Их нагружал книгами из домашней библиотеки, дарил, если удавалось приобрести второй экземпляр. Звал на Каму позагорать и искупаться. Подбирал по комплекции лыжи и устраивал гонку в лесопарке. Нуждаясь в денежных средствах /приходилось шабашить на стройке и расставаться в «Букинисте» с книгами из личной библиотеки/, помогал материально, отсылал деньги студентам. Кому-то организовывал турпоездки по стране, оплачивал посещение кинотеатров, музеев, театров. Вкладывал, но и требовал: ждал раз в неделю письмо-отчёт о проделанной самообразовательной работе. Два раза в месяц слал ответы. Критикой порой доводил до слёз. Но она – каждый это чувствовал – была справедливой, благожелательной. Наставник сопереживал по-отечески. Не каждый мог выдержать такой напор требований и такой тем интеллектуальной жизни.
Первому – семикласснику из Кунгура - он направил многостраничное, по стилю изложения – проповедническое письмо, когда самому стукнуло 30. Вторым был сочинявший стихи паренёк, демобилизованный после службы по призыву. Много писем было адресовано парню-инвалиду из подмосковного Серпухова. Поддерживал студентку из Новосибирска. Заняться самообразованием под руководством пермского наставника захотела пенсионерка из Перми. Но все они – кандидаты на личностный рост, люди взрослые – быстро теряли запал увлечения. Почти никто не оправдал ожидания наставника, хотя он, чувствуя ответственность перед людьми, «вёл по жизни» каждого, будучи сторожем, студентом, научным работником, преподавателем и отцом двух девчонок. Если слышал какие-то невразумительные отзывы от случайного собеседника, примирительно говорил: «Так он пытается осмыслить жизнь на своём уровне, в силу своего интеллекта».
Большинство наработанных методических требований по саморазвитию Геннадий Нохрин использовал в дополнительных занятиях с дочерями. Его заботил один из важных, промежуточных итогов такого общения: обучаемый должен задавать вопросы. Это любопытство как лакмусовая бумажка саморазвития. Главным генератором детской пытливости были книги. Отец составлял список книг, обязательных к прочтению. Следил, чтобы дочери читали и одновременно выполняли «норму» по количеству страниц. Видя, что девочки утомились, брал книгу, интересную всем, и устраивал семейные чтения под вечер вслух. Письменный отчёт о проделанной работе за день составлял сам. Все эти моменты отражены в «Родительском дневнике».
Подобное подвижничество, по задумке отца-педагога, имело, помимо целей образования и воспитания, создание книги. Идея возникла не сразу. Начальные страницы первой тетради напоминают читательский формуляр. Но уже через неделю аналитические записи преобладают над сведениями о читаемых книгах и прочитанных страницах. С каждым днём аналитического материала становилось всё больше. Видимо, стоило пожалеть, что первая тетрадь названа так узковато: «Читательский дневник». Но были и вторая, и третья, и последующие, на форзацах которых появилась приписка: «Материал для книги «Скажи своё слово».
Пробующий силы литератор считал, что методика написания книги применительно к разным темам и жанрам одна: произведение должно вырасти из дневниковых записей, как роман «Чапаев» у Фурманова. Пример такого писательского творчества показал и Владимир Маканин в романе «Портрет и вокруг». Но форма записи и жанр – это чаще всего конфликтующие особи. В работе над книгой, если она рождается даже по частям, их очень непросто «примирить» Какой бы живой, непосредственной ни была дневниковая запись, она остаётся «мёртвой» при потребности автора прояснить её содержание вопросами, фактами, деталями. Потому что опять возникает нестыковка двух обстоятельств: рождения записи и работы над книгой. Творческая задумка, концепция, идеи, подбор фактов, приоритет мыслей – всё это в процессе последующего творчества подвержено ревизии, ломке, обновлению, новому поиску. «Дитя» не рождается по частям. Книга рождается при гармонии формы и содержания целиком, единым творческим порывом, пусть и растянутым на десятилетие. «Дневник» как литературная форма не всегда такое единство сулит. Читатель, к сожалению, видит в нём рассадник записей разных по форме, жанру, стилю, настроению, мотивации.
Видимо, это почувствовал автор, обозначив некоторые тетради просто как «Родительский дневник», без упоминания материалов для книги. Чтобы его издать, требуется неоднозначный редакторский подход. Проще превратить рукопись в беллетристику. А как же исследовательский материал - библиографический список, по которому хорошо бы проследить не только историю читательских предпочтений, но и что-то ещё? Даже если на таком коротком временном отрезке «пульс» формирование личности слабо прощупывается, а изменения в шкале жизненных ценностей ребёнка не просматриваются и под микроскопом. Значит, рвать рукопись на части и делиться ими с писателем, психологом, социологом? И тогда цельный, хотя бы по хронологии записей, труд превратится в словесное облако и растворится в статистике и подборке анкет как поставщик данных, а также в малых формах: статье, эссе, мемуарах. Это сомнение Геннадий Нохрин для себя не прояснил.
«Родительский дневник» свидетельствует: его автор состоялся как педагог, но не достиг зрелости литератора. Нечто подобное он почувствовал в пермском издательстве, где отвергли его рукопись «Афоризмов». Это был жёсткий удар по самолюбию. Автор перед редактором и издательским рецензентом вообще существо беззащитное. Также уязвим и афоризм. Как жанр, как форма мысли в виде постулата, требующего не сомнения, не размышления, а веры. Афоризм при всей своей худобе тогда устойчив, когда под ним фамилия классика. Больше доверия и к развёрнутому тексту, в котором рождается мысль и выталкивается из глубин сознания и подсознания к свету, на поверхность бумажного листа эффектный плод мыслительного процесса - афоризм. Текст убедителен своей полнотой. В контексте рождения, в родном информационном поле мысль жизнеспособна, привлекательна, убедительна. Читатель примет автора и будет сопереживать, если у постулата достойное окружение из мыслей и чувств, убеждений и откровений, стиля изложения и общей тональности текста.
Именно этим интересен «Родительский дневник» Геннадия Нохрина, дающий повод для читательского сопереживания и размышлений. Как хороша и убедительна, например, тревога автора о сытости и духовности в семье. Говоря о стремлении людей «выстроить семейную жизнь», он сетует, что большинство заботится о «внешней стороне жизни»: «Все свои душевнее и физические силы сосредотачивают по преимуществу на решении проблем быта». «И при этом совершенно упускаются из виду вопросы строительства внутренней стороны семейной жизни», - отмечает автор в записи от 10.02.1981, уточняя, что это «вопросы выстраивания здоровых, плодотворных, воистину творческих отношений между всеми членами семьи, вопросы создания хорошего нравственно-психологического климата в семье».
В День знаний, 01.09.1983, он размышляет о консультационной помощи родителям. По его мнению, «в каждой семье, где дети ещё не вступили в юношескую пору, непременно должны думать о том, что дать детям в плане общекультурного развития дополнительно к тому, что заложено в школьной программе». Дополнительно к учебной программе – такова суть самообразования по-нохрински. Геннадий Нохрин высказывает идею создания «консультационных пунктов семьи». В них, по его задумке, работали бы «психологи, педагоги, знакомые с теорией, методологией и методикой воспитания ребёнка в семье, с теорией развития личности и методикой развития творческих способностей человека». Там родители могли бы получать «требуемые советы и рекомендации, могли бы решать для семьи какие-то трудные методические задачи воспитания ребёнка в семье». И таких идей в «Родительском дневнике» немало. Они показывают, как пошаговая, повседневная отцовская забота о дочерях выводит автора на масштабный уровень эффективного решения проблем образования и воспитании подрастающего поколения.