«Где же опубликовать мои первые рассказы? А, может, нет никакого смысла их писать?» Погода лета была дождлива. С неба моросили мельчайшие капельки воды. И как ни оденься, а по любому холодно, ничто уже не греет кости. Вдоль длинной улицы спешили люди. Смотрела на редких высоких красавцев, но они тут же отводили свой взгляд от меня, словно просили прощения за все мужские обиды. Воздух был мутный, полный влаги, стены домов тоже ею пропитались и мерцали крошечными стразами. Каждое здание непонятно откуда начиналось и где заканчивалось. Номер дома было невозможно логически вычислить, поскольку лепились они стенка к стенке, шли плечом к плечу, как солдаты на параде. С виду одно большое здание включало в себя пять- шесть домов. Наверное, так экономно строить, меньше капитальных вложений. Цены на квартиры, какие-то бетонные норы с узкими ходами и выходами, безумно задранные. Как будто не осталось в стране дармовых строительных материалов, песка и глины, доставляют их космическими ракетами с других галактик. Люди ютятся, снимают жильё, не рожают детей. Неужели они не заслужили бетонной конуры?
Мечтала найти свою юность. Но юность давно убежала, она осталась у кастрюлек с борщами, у духовки с капустными пирогами, в очередях детской поликлиники. Она так быстро проскочила сквозь меня, что я заметила, когда ее не стало.
Я взобралась по крутой лестнице и постучала в дверь, почему-то надеясь, что в этом журнале меня точно опубликуют. Прочитала на сайте, что издание ищет новых авторов.
-От кого? — спросил меня заместитель редактора.
-От себя.
-Отсебятина нам не нужна. У Вас есть книга?
-Нет, не доросла.
-Найдите спонсора, деньги нужны небольшие.
Спускаясь по лестнице, думала, смогу ли я найти мецената, если даже работу не могу найти. В другое именитое издание я несла подборку и шла по Цветному бульвару. Услышав это название, сразу же вспоминаю картинку из детства: продавщицу лимонадом. Грузная, розоволицая тётя Дуся стояла в белом халате и разливала пенистый напиток из жёлтых, зелёных и еще каких-то ярких, подвешенных вниз головой стеклянных сосудов. Она наливала полный доверху стакан, но мы знали, что большая часть там воздух. Если хоть чуть-чуть повозиться со сдачей, пересчитывать копейки, то увидишь, что пена села на дно, а сладкой жидкости осталось на две трети стакана. Мы с жадностью пили газводу, пытаясь утолить жажду. Но всегда не хватало, ведь мы пробежали за день несколько километров по жарким улицам, где даже асфальт на тротуарах был мягким и на нём оставались следы от маленьких сандалий. Мы хотели выпить запас тёти Дуси, но копеечек нам не хватало. Несколько раз мы давали друг другу клятву- когда вырастем и станем продавщицами - Дусями, то непременно будем поить всех детей бесплатно.
На Цветном бульваре цирк. Его любят дети и взрослые. Но я никогда его не любила. Жалко животных, сидящих в клетках. Человек не имеет право отнимать свободу даже у зверей. Забирать детёныша от матери, лишить его семейных радостей, взросления и создания семьи в дикой природе? Человек, ты всего лишь супержадное животное, безумное в своих идеях отвоевать территории с не возобновляемыми источниками энергии. Ежегодно умирает от голода семнадцать миллионов человек, два с половиной из них дети. Хронически недоедает один миллиард населения Земли. Ты не можешь накормить даже своих детей, на что тебе сдалось звериное потомство?
Подхожу к старинному особняку, поднимаюсь на второй этаж. Редакции почему-то расположены именно на втором этаже. Оттого, что в старых домах в подвалах сыро, а на чердаках — нет места. Оформляю рукопись.
-Вам нужны смешные рассказы?
-Нам очень нужен юмор.
-У меня нет фамилии. Нет, она, конечно же, есть, но досталась из прошлой жизни, от прошлого человека, я её ненавижу и скоро избавлюсь.
-Все номера на полгода вперёд расписаны, места нет.
Спускаюсь по ступеням, мужчина сидит на стульчике, а пред ним на трёх столах разложены журналы последних лет. Беру в руки и вижу дизайны обложек, яркие названия работ и даже начинаю их читать быстрейшим способом скорочтения. Но ни одна мысль автора не интересна, и понимаю, что только с виду журналы разные, а внутренности одинаковы - одна и та же группа крови, резус-фактор, количество белых и красных клеток.
-Возвращать нужно?
-Берите навсегда.
Мне не хочется читать серые мысли одних и тех же авторов, сгруппировавшихся возле журнала-кормушки. Я даже понимаю, что в этом причина протухшего тиража и сокращения подписки. Единственная мысль пульсирует в мозге ветвящейся жилкой: «Полгода, разве это срок?» Но спустя два месяца мне позвонили:
-Не будем публиковать ваши рассказы, кто-то из наших сотрудников прочитал и определил, как бытовой юмор.
Я и не думала, что явилась первооткрывателем нового жанра сатиры. Посетила библиотеку имени Ленина. Чтобы туда пройти, нужно каждый раз показывать паспорт и не брать с собой никакого печатного носителя: ни книг, ни газет, ни журналов.
Несколько именитых журналов открыла. Ознакомилась с произведениями и стало понятно, что литература в Москве умерла, она не смогла выдержать лжи журнальных страниц. Почему авторы врали, прикидывались, что им интересен какой-то выдуманный образ, оторванный от жизни, который вообще никогда не существовал в этом мире и даже не смог бы в нём жить, было мне непонятно. Псевдогерои отличались отсутствием нравственных ценностей, единственное, что их волновало — получение удовольствия в любых изощрённых возможностях. Куда же делись сильные личности, мощные авторы? Они размылись, как песочные замки на берегу во время прибоя. Многие уехали, а те, что остались, воевали за право быть человеком. Это право попиралось бюрократами разных мастей. Например, новыми бандитами–коммунальщиками, творящими беспредел. Крышевала бандитов самая могущественная в стране организация, где принимали такие законы, что прочесть их было можно, но понять никак. Специалисты этого учреждения давно хотели уехать за границу, но все как-то не складывалось — было много работы.
Нашла адрес другого издания, и решила, что там мне непременно повезёт. Оно стояло на старинной улице Москвы. Раннее утро. Разнёсся печальный стон о Боге, о храме с колоколами, о потерявшейся душе. Чистыми голосами, поддерживая каждую ноту высоко в воздухе, пели слабовидящие. Бог их любил, приходил к ним и общался с ними, и они выжили благодаря поддержке в этом злом мире. Счастливые лица радовались новому дню. На второй этаж поднимаюсь по деревянным лестницам. В этом журнале печатались лучшие писатели прошлого века. Неужели и они тоже когда-то сдавали рукопись и ждали свой контрольный номер?
Мои рассказы приняла невзрачная девушка, не имеющая никакого отношения к писательскому труду. То ли секретарша, то ли бухгалтер, и это было плохим знаком.
Через два месяца мне не позвонили, и я первая вышла на связь. Звонила и звонила, но мне отвечали, что рукопись кто-то читает и читает. Наконец, результат:
-Не будем печатать вашу повесть!
- У меня рассказы!
-Всё равно не будем!
Мне стало понятно, что за словом «кто-то читает» стоял никто и вообще не читал. Снова набралась храбрости и отправила рассказы в газету, с виду ничем не примечательную. Только Пушкин и Горький почему-то там были в профиль.
- Мы всего Пушкина ещё не осилили, а хотите, чтобы читали вас?
Но через неделю редактор рубрики написал теплое письмо: «Давно так не смеялся, когда вас читал, крепкая, ироничная проза». И мой усечённый рассказ опубликовали на последней странице. Я заинтересовалась историей издания, Пушкин основал эту газету. Купила в киоске несколько номеров.
-Поздравляю с первой бубликацией,- сказала маленькая дочка.
И с тех пор стала я печь бублики и днём, и ночью.