На остекленном балконе сидел Мухин в плетеном кресле-качалке, напротив, через стол, домовой Мефодий на окрашенном в белый цвет венском стуле. Рядом, на коврике, дремал кот Савелий.
- Ну что жмешься, печалишься?
- Ну и?
- Да сколько можно слезливые стишата писать?
- Так это для куражу пишу, чтоб прошибало.
- Да ладно
- Ну хорошо, это внутри, этим живу.
- Вот и я о том, в депрессуху влез.
- А что можешь предложить?
- Всё, закрыли. Пойми, каждый час, каждый миг твоей жизни – миг праздника, и только него! А ты? Ой, болит, ой голова кружится! Ты что, боишься своего конца?
- Нет!
- Ладно. Не мне тебе объяснять. И Ойкумену Там помог построить. И всех соберу, будете снова плясать на веранде. А я на сундуке пристроюсь. А потом – домой, домой!
- А как же коты бездомные? На кого их оставлю?
- Это не твоя забота. Твоя забота – этого дня. Корми сейчас.
- А жена?
- Не прикидывайся. Она же всегда Там, как и ты. Ну не толки воду в ступе, не строй из себя дурилку картонную.
Мефодий поправил колпак, уныло взглянул на мелкий дождь за окном.
- А ты? Куда потом?
- Пристроюсь. Кажись, в горах кто-то останется. Да и ойкумен этих понастроили! Не пропаду. А ты опять за своё! Что я тебе сказал? Нет будущего, нет! Есть только глоток в твоем стакане, сейчас. Допивай! На будущее отвожу пять минут. Оставь на дне!
- А бедного котика покормить? - проснулся Савелий.
- Ну еще пять, - добавил Мефодий и растворился в пространстве.