Туренин полночи не спал, все ворочался в кровати, забывшись в коротком сне, тут же просыпался и, силясь вспомнить о сне, который мог ему присниться, лежал с открытыми глазами, без мыслей, с пустой головой. Спальня и все в ней, что было пятном, постепенно приобретали строгие очертания. За окном шумел дождь. «Дождь», - прошептал он. Это было единственное слово, которое он произнес за ночь. Безъязыкая тишина подступала к нему со всех сторон ближе и ближе, грозясь новым забытьем. Оно наступило уже ближе к утру.
Проснулся он в начале десятого.
-Я всю ночь не спал, - сказал он Нине Николаевне на кухне.
-Неправда, спал. Я слышала, как ты храпел.
-Может быть, недолго, мало, - и тут же перешел на другое, мол, мне надоело, восемь лет в напряжении, Борька не доставляет таких хлопот, как наши новые родственники.
-Оставь их в покое.
-Я их и не трогаю. Это они лезут в мою жизнь. У меня из-за них постоянные переживания. Ну, почему не отправить Веру в Анталию. Здесь, в этой истории даже не Вася, хотя он тоже, виноваты старики. Галина Яковлевна! Она такая лживая, все исподтишка.
На что Нина Николаевна сказала ему, что он невыдержан, «надо сдерживаться»: ну, зачем он в августе, когда те собирались ехать в Затоку, обозвал Ивана Петровича, а последний раз ("Вчера, что ли", - прервал ее Туренин. "Что ли", - передразнила его она) кричал Галине Яковлевне в трубку, что она сволочь и что всех их он поубивает. Тогда, когда кричал, что поубивает, Галина Яковлевна перезвонила ей: «Что это было?» «Это Кирилл», - ответила ей Нина Николаевна, таким тоном, что я вас предупреждала, что мой муж бешеный, вот, мол, вам. Она тут же пожаловалась на Туренина Васе. Тот сказал Вере, что тоже может матом и так далее.
И тут Туренин взбеленился, осыпал его ругательствами и: «Он думает, что после моей смерти будет ходить по этому дому и чесать волосатое пузо. Не будет!»
-А что будет? – с насмешкой спросила его Нина Николаевна.
-Ничего не убудет, - уже спокойно сказал он. – Продам. Все продам перед смертью.
-Как ты узнаешь, что смерть?
-Узнаю, - улыбнувшись про себя своей глупости, ответил он.
-У меня нет времени с тобой разговаривать. Я обещала Вере прийти поиграть с Юрой, - подведя черту под их разговором, сказала Нина Николаевна.
-Я знаю, что они хотят. Они хотят, чтоб Вера и Юра были такими, как они. Ну, Юра наполовину. А Веру перемолоть в муку и слепить из нее уродливую, жи.., - здесь он запнулся, но, скривив губы в нехорошей улыбке, закончил, - …рную Галину Яковлевну. Не дам! Слышишь, не дам! Возомнили из себя вершителей судеб.
Нина Николаевна ушла.
Туренин остался в доме один. Он включил ноутбук. Чтение новостей, обычно, его успокаивало. Теперь же, возникшая после разговора с Ниной Николаевной, дрожь во всем теле только усилилась: российские колонны танков прорываются к Киеву со стороны Иванкова и Чернигова, со стороны Иванково уже подорван мост через реку Ирпень возле села Демидов, поэтому сейчас колонна движется в направлении Гостомеля, в Киеве включилась воздушная тревога, Верховная Рада предупреждает об ударной группе авиации, которая прибывает со стороны Беларуси, в Вышгороде, в 10 километрах от окраины Киева, все отчетливее слышны звуки артиллерийской канонады, люди в городе выходят на улицы, видны бегущие семьи с детьми и сумками, кто может — уезжает на авто, в киевском районе Оболонь идет бой с диверсионно-разведывательной группой, власти призвали местных жителей вооружаться коктейлями Молотова, под Киевом стоят длинные колонны танков и других бронемашин.
Была мысль уйти из дома, чтоб успокоиться. Но это надо одеваться… Ему же встать со стула было лень. И потом, если на улице сыро, а там после дождя мокрые крыши и на ветках деревьев капли, к нервному ознобу прибавится неприятное ощущение холода. А еще люди. Он сегодня не хотел видеть людей. Ладно бы, нервы и холод – люди его раздражали. В женщинах он видел Галину Яковлевну, в мужчинах – Ивана Петровича. Что они могли ему предложить вместо серого утра? На них убогая одежда. Они не улыбаются, не смеются.
Он вышел в прихожую, где стоял короткий диванчик, а на стене висело зеркало неправильной формы; в нем он увидел себя. Собственно, он этого и хотел. «Какая я гадость», - сказал про себя он.
На него из зеркала смотрел старик: привычный овал лица, высокий лоб, от природы, а еще за счет больших залысин, редкий чубчик, косматые черные брови, глаз почти не видно из треугольных щелей, нос не то чтобы большой, но к шестидесяти годам он заметно вырос, от носа к подбородку две глубокие линии, из-за того, что он постоянно кривлялся, кривой рот, где слева верхняя губа выше, щеки опустились книзу, на их месте плоская поверхность.
Позвонила Нина Николаевна: «Ну, вот я стою напротив калитки, не могу ее открыть».
«Сейчас», - сказал и, впопыхах надев на себя куртку, выбежал во двор.
Нина Николаевна была уже на лестнице, когда начала отвечать на его вопросы "что в городе?", "как там Вера" : «Что в городе? А ничего. Людей мало. Почти никого нет. Хотела купить туалетную бумагу и еще по мелочи, но «Аврора» закрыта. Говорят, что работают только продуктовые магазины. Как же без мыла? Да, Вере звонила Галина Яковлевна. Она сказала, что всякое бывает...»
-Вот видишь. Подействовало, - как бы воспрянув духом, сказал Туренин.
-Думаешь? Вряд ли. Ты ведь знаешь, какая она хитрая.