В коридоре общежития мясокомбината в боевых позах стояли друг
против друга два молодых человека. Их дико сверкавшие глаза говорили о том, что намерения у них самые серьёзные. Временами один из них делал выпад вперёд, взмахивая кулаком, стараясь достать соперника и, в то же время заботясь, чтобы самому не пропустить удар. Пока кулаки молотили только воздух. Одного из дерущихся Прохор Осмолов хорошо знал. Это был карачаевец Азрет, по-общежитийски – Рома. Азрет жил в одной комнате с Сашей Канашкиным – одноклассником Прохора. Осмолов приехал в Москву, когда его исключили из универа, устраиваться на работу. С жильём была неопределённость и он попросил ребят приютить его у себя на пару недель.
-Да хоть на год, - ответил Канашкин. – Рома, ты не будешь против?
- О чём говоришь, Саня! Твой друг – мой друг.
И вот теперь Азрет что-то не поделил с парнем из 16-й комнаты, его Осмолов видел несколько раз мельком. Здесь же, в коридоре, стоял Канашкин и пару человек, надо полагать, «секундантов» парня из 16-й. Драки в общежитии возникали часто. При этом тщательно соблюдался установившийся в общежитии кодекс драк, подобие справедливости: присутствующие при драке следили, чтобы не нарушалось количественное равновесие участвующих. Пожив здесь пару недель Осмолов хорошо понял, какие дикие нравы установились в общежитии. Если бы у него было какое-нибудь пристанище, он бы ни минуты здесь не оставался. Приходилось терпеть. Он старался как можно меньше бывать в общежитии, чтобы не нарушать здешних порядков. Намерения его, как потом понял Осмолов, были обречены на провал с самого начала.Сохранять автономию в такой реактивной среде было нереально. Впрочем, на первых порах Осмолова спасало то, что Сашка Канашкин был в общаге непререкаемым авторитетом. Во время одной из ночных бесед Канашкин сказал Осмолову:: «За четыре года, что я здесь живу, меня ни разу никто не побил». «Не дрался вообще?» - не понял Прохор. – «Ну да, не дрался - хмыкнул Саша,- Сначала почти каждую неделю. Было, конечно, что и рукава у пиджака отрывали, и без рубашки домой приходил. Но чтоб заставить меня проситься – такого не было». Осмолов тогда подумал, как всё меняется в жизни, в школе часто ему, Прохору, приходилось защищать Сашку. Он в классе был самым маленьким, что называется, от горшка два вершка. Но за эти 5 лет после школы он сильно изменился. Хорошо подрос, раздался в плечах. Это был уже не тот щупленький ущербный мальчик, а уверенный в себе мужчина. По всему чувствовалось, что здесь, в общежитии положение его прочно. К тому же, дружком у Сашки ходил «бешеный» Рома. Прохор улыбнулся, вспомнив рассказ Канашкина о том, как они подружились с Азретом. Однажды подвыпивший Азрет с ножом в руке выскочил в коридор и крикнул на всё общежитие: :Выходи, кто тут мужчина!». Сашка вышел, подошёл к Азрету и со словами: «Не надо , Рома, делать эти вещи»,- забрал у него нож.
Первые 2-3 дня ужинать ходили в комбинатовскую столовую. Доставали Прохору где-то пропуск и, не без хитростей, проникали на территорию комбината. Ужин был сытный, мяса повара не жалели. К тому же Канашкин, исчезая на несколько минут, притаскивал палку горячей, только с конвейера, колбасы.
- А что, работникам мясокомбината можно? – наивно спрашивал Осмолов.
- Да ты кушай, кушай, - улыбались довольно ребята.На четвёртый день Прохор не пошёл ужинать на мясокомбинат, дескать, он уже подкрепился в городе. На пятый тоже. Сашка ничего не сказал, только хмыкнул: «Ну смотри, дело твоё». А ещё через неделю Канашкин ввалился в комнату с пробитой головой, рубашка была испачкана кровью.
- Сторож, гад, привязался из-за колбасы, еле удрали, - объяснил он, не глядя в глаза Осмолову.
Как- то поздно вечером Прохор читал книгу. Канашкина и Азрета не было. Вошёл Витя-заика.
- П-п-п-пойдём! – обратился он к Прохору.
- Куда?
- Там увидишь, - Витя повёл Осмолова в свою комнату. На кровати, свободно разметав руки, ноги спала обнажённая женщина. В комнате стоял удушливый запах спиртного, смешанный с запахом мочи – простынь под женщиной намокла. Из-под одеял, на двух других кроватях, зыркали две пары мальчишеских глаз пэтэушников. Осмолов всё понял. Витя, напоив до беспамятства проститутку, исправил свои надобности. Мальчики-пэтэушники всё время были здесь, всё видели, Витя даже свет не погасил.
- Хочешь, давай! – указал Витя глазами на проститутку. Осмолову стало дурно, к горлу подступила тошнота. Придерживаясь за стену, Прохор выбрался из комнаты в коридор, подошёл к окну и распахнул его настежь. Он жадно вдыхал свежий воздух, а перед глазами неотступно стояло плоскогрудое женское тело и лужа под кроватью.
… Но вот парню из 16-й комнаты надоело попусту гонять кулаками воздух, он резко сблизился с Азретом и, взмахнув ногой, попытался достать его носком ботинка, целя в подбородок. Азрет успел среагировать. Ботинок прошёл в сантиметре от лица карачаевца. Прохор Осмолов, до этого старавшийся всеми силами сохранять невозмутимость, на этот раз не выдержал. Он приблизился к дерущимся и крикнул: «Прекратите! Вы ж свои ребята! Что ж вы делаете!». И было в его голосе столько отчаяния, чуть ли не мольбы, что парень из 16-й, взглянув мельком на Прохора, тотчас демонстративно опустил руки. И в этот момент Азрет, наконец, достал его. Он ударил парня кулаком в лицо. Тот, чуть наклонившись, закрылся руками. Азрет, подойдя к парню почти вплотную, нанёс ему снизу ещё несколько ударов.
- Ну хватит, хватит, Рома! – не выдержал Канашкин. Он схватил карачаевца за руку и потащил в свою комнату. Туда же побрёл Осмолов.
- Ты понял, Саня, этот чувак говорит: "Я тебя уделаю", - кивнул на дверь ещё не остывший от драки Азрет, уже находясь в комнате. Дверь приоткрылась. В проёме показались «секунданты» избитого парня. Они видимо считали драку ещё не оконченной. Азрет схватил со стола пустой графин и бросился к двери со словами; «Кто войдёт – убью сразу». «Секунданты» исчезли. Азрет, улыбаясь той нервной улыбкой, на смену которой в любое время может прийти маска гнева или бешенства. посмотрев на Осмолова произнёс: «А Прошка молодчик, молодчик. Правильно, ты их отвлекай А я в это время по роже, по роже».
- Скотина ты всё-таки, Рома! - безразлично произнёс Прохор. Ему теперь было уже всё-равно.
- Чего, чего? - шагнул Азрет к Осмолову.
- Рома! - одёрнул его Канашкин. Азрет с обиженным видом вышел из комнаты,не забыв прихватить с собой нож.
- Эх. врезать бы тебе сейчас, - не глядя на Прохора процедил сквозь зубы Канашкин.
- Врежь, Саня, врежь.
В тот же вечер Осмолов, побросав в чемодан свои нехитрые пожитки, ушёл из общежития.
1976