Отец Серафим Платинский.
Курс православного выживания.
Важную роль в понимании наших трудных времен играет «Курс православного выживания» отца Серафима (Роуза) и отца Германа (Подмошенского) – редкий и весьма ценный православный ресурс. Отцы Серафим и Герман преподавали этот курс в 70-х годах в монастыре в Платине.
Лекции были произнесены на английском языке. Русский текст Вячеслава Марченко.
При чтении следует иметь в виду, что это расшифровка живой устной речи отца Серафима, а не написанный и неспешно обдуманный текст.
Лекция 7.
Революция в девятнадцатом столетии.
Эту лекцию мы начнём со слов митрополита Анастасия (Грибановского), взятых из его воспоминаний, потому что митрополит Анастасий был глубоко церковным человеком в подлинной традиции Православия. В нем, как и в других величайших иерархах, воплотился дух Церкви; то есть, он был одним из тех, к кому мы обращаемся за мудрым словом не только по каким-то узко церковным вопросам, но и, например, по вопросу о революции. Митрополит Анастасий родился в России, стране, имеющей особое отношение к революции, о чём мы поговорим в следующей лекции. И его слова имеют важное значение, потому что происходят оттуда, из того источника, где развивалась революция. Эти слова сказаны тем, кто был очень глубок как в мыслях, так и в чувствах. И он делится интересными размышлениями по поводу Французской революции.
Этот отрывок назван «Беседы с собственным сердцем». Митрополит Анастасий говорит: «Во Французской революции, как в зеркале, отразился легкомысленный характер этого народа, его стремление к позе, к красивым фразам и жестам, вдохновляемое суетным тщеславием. Все герои и рядовые деятели этой революции, даже наиболее умеренные и серьезные из них – жирондисты – напоминают актеров, стоящих пред лицом многочисленных зрителей и думающих только о том, что скажут о них современники и потомки. Они предавались оргиям накануне казни, чтобы показать тем мнимое мужество духа. Многие из них старались рисоваться даже на эшафоте, который был для них последней сценой в этом мире. Никто из них не думал об ответственности перед Богом, перед историей или своей совестью в этот роковой для страны момент».
Это очень серьёзное замечание. Мы увидим, что оно станет ещё более оправданным в 19-ом веке, наполненном фальшивыми революционными агентами, которые до сих пор окружают нас со всех сторон. Каждый желает предъявить свой новый план для всего общества; каждый мечтает о том, как он кого-то убьёт, о том, как сделает себе имя, о том, как он спровоцирует последнюю революцию; все эти люди невероятно глупы и фальшивы. Они не имеют основы, не имеют и представления об ответственности перед Богом, они даже не думают о том, что дадут ответ за всю жизнь — в них нет ничего, кроме бессмысленной одержимости идеей о распространении революции. Они даже не знают о том, что такое революция. Они – марионетки в определённой постановке. Они не знают ни её автора, ни места действия. И когда, в конце концов, они сами погибают, то становятся всего лишь, как любили говорить коммунисты, «удобрением» для революции, для будущего счастья человечества.
Но теперь мы должны последовать примеру митрополита Анастасия, который очень глубоко разбирался в вопросе о революции. Мы должны попытаться оставить в стороне идеи и мысли, исходящие от отдельных личностей, и увидеть, сможем ли мы понять, почему всё это происходило и чем закончилось. Мы уделим особое внимание девятнадцатому столетию, самому эгоистичному веку, с которым, наверно, в этом смысле мало какая эпоха могла сравниться. Нам нужно отрешиться от идей самовлюблённых адептов, актёров революции. Каждый из них выходил со своей новой теорией, где каждому казалось, что ему одному открыта какая-то новая, фантастическая идея. Было тут и величайшее чувство свободы. Вспомните, как Вордсворт говорил о том, что это чувство жило ещё в самом начале революции. Все были необычайно рады; наступал новый век. Это все сохраняется в самом начале девятнадцатого века, когда все кому не лень придумывают новую социальную систему. Появляются всевозможные фантастические схемы. Если мы почитаем об этом времени, то увидим, что это был золотой век для сумасшедших. Эти люди замахивались высказывать идеи и построения о теократии. Среди них был такой фанатический мыслитель как Поплардолеви [Poplardolevie], который воссоздал древнееврейский язык и перевёл книгу Бытия с метафизическим толкованием. И потом он выдвинул идею о теократии.
Кстати, этот же дух проявлялся и в Греции чуть позже, в конце 19-го столетия, на примере Макракиса, который считал, что он первый доказал существование Святой Троицы посредством собственного разума — всё та же идея, дух непреодолимой гордости и в то же время невероятной глупости. Такие идеи, конечно, чужды Православию. А причина, по которой эти идеи могли появиться на свет, состояла в утрате Христианства.
Период, к которому мы сейчас подходим, совпадал по времени с революцией. Незадолго до нее он начался и продолжается сейчас. Это конец 18-го – начало 19-го века. В означенный период витало много противоположных революционных идей. Мы проанализируем некоторые из них чуть позже. Кто-то спросит: как мы сможем выделить наиболее важные. Ключ к ответу — в мире, окружающем нас, ведь революция — это исторический процесс, сформировавший современный мир. Поэтому мы можем увидеть ключевые идеи, анализируя главным образом одну из форм революции, которая доминирует в наше время, то есть, коммунизм, и даже угрожает поглощением всего мира. Кроме того, мы анализируем нашу собственную философскую, духовную среду в свободном мире, чтобы увидеть, что именно движет людьми.
Большинство революционных доктрин 19-го века казались бы сумасшедшими фантазиями, если бы марксизм, как одна из них, не подчинил себе Россию, а теперь и полмира, и показал нам, что эти идеи являются частью духа наших времён. И в мире присутствуют определённые причины их необычайной живучести.
Мы не будем глубоко вдаваться в изучение таких революционных направлений как либерализм, социализм, коммунизм или любое другое, вышедшее из тайных обществ, насколько это было возможно, потому что мы хотим понять саму логику разума, породившего их, то есть, логику революционного мышления.
В 19 веке появляется ещё больше тайных обществ, чем в 18-ом. Теперь их так много, что даже смешно. И каждое такое общество становится участником заговора, скрывает свой план от остальных и пытается достичь господства. Те, кто находятся на более низких уровнях, боятся существования высшей тайны, неоткрытой им. Боятся они и того, что эта тайна — не является целью, которую они хотят достичь. И так они мечутся от мысли к другой. В Италии есть группа людей, которые собираются у костров в темноте при лунном свете для того, чтобы обдумать планы по объединению Италии, становлению её как центра всего мира, возрождению Римской Империи и прочие фантастические идеи, — кровавые клятвы и т.д. — которыми особо вдохновлялись молодые люди Романтической эпохи.
Трудно понять, насколько влиятельной была каждая такая секта. Очевидно, что им приходилось играть роли как бы зачинателей революционного процесса, так в большинстве революций в нужный момент появлялись те, кто вдохновлял народ идти в нужном направлении для того, чтобы распространять свои революционные идеи. Однако эта цель была вторичной. И они не достигали бы ничего со своей конспирологией, и не смогли бы ничего сохранить, если бы не тот факт, что их доктрины и идеи отвечали потребностям духа времени. Это и есть то, что мы хотим изучить, т.е. «дух времени», который важнее всего остального.
В следующей лекции мы также обратим внимание на консервативную реакцию определенной части человечества, направленную против революции, для того чтобы понять, сможем ли мы увидеть полную картину всего развивающегося мышления 19-го века, породившего тот мир, в котором мы сейчас обитаем и который наполнен революционными идеями и правительствами, направленными против так называемого «консерватизма». Посмотрим, можно ли вообще в этой связи говорить о консерватизме. В самом деле, мы увидим некоторые интереснейшие революционные идеи посреди тех, кто считался в этом смысле консерватором. Мы обсудим, главным образом, время пост-наполеоновской эпохи, потому что это тот период, когда мыслители должны были остановиться и спросить себя, в чём же смысл революции и куда мы пойдем дальше.
Первое, что случилось после свержения Наполеона и краха французской революции — по крайней мере, это выглядело так, и вся Европа покорилась великолепному романтичному Александру Российскому, который пришёл на Запад и приступил к преобразованию европейского общества — это политическая реакция; «век политической реакции». Династия Бурбонов была восстановлена при брате Людовика XVI, Людовике XVIII, который хотел жить в новых условиях. По сути это не было настоящим восстановлением монархии, но стало новой монархической системой, то есть, конституционной монархией. Это был уже не старый абсолютизм 18-го века. Поэтому, революционные идеи получили некоторое одобрение.
Это восстановление было связано с открытием церквей; конечно, они были открыты еще во время правления Наполеона, но, когда Наполеона не стало, некому было продолжать дело революции. Оставалась некоторая свобода печати, допускающая выражение всевозможных диких идей наряду с консервативными. Но за имитацией восстановленной монархии во Франции скрывались сильнейшие революционные волнения — происходившие не из-за того, что народ особо невзлюбил выпавшую на его долю судьбу. Хотя, конечно, эти перемены, действительно, принесли людям много горя, особенно потому что это была эпоха развития индустрии и положение рабочих постоянно ухудшалось. Эти волнения возникли, в основном, потому что их сформировавшие идеи уже витали в воздухе и оказались живучими, не растворившись от того, что Наполеон ушел со сцены. Эти духовные движения «духа века сего» глубоко укоренились в общественном мнении.
В 1830 году во Франции разгорелся революционный бунт, окончательно уничтоживший династию Бурбонов. Бедному Карлу X даже пришлось оставить свои туфли во время бегства в Англию. Взамен к власти пришёл Орлеанский дом во главе с двоюродным братом последнего короля. Он был очень любим народом, даже сам участвовал в революции и называл себя королём «милостью Божией и народной», то есть для него и то, и другое было равно. Он становится и традиционалистом, и революционером. И позже мы увидим, что думал об этом русский Император Николай I. В конце концов, французский король также был изгнан, и, кажется, тоже не успел захватить с собой туфли, когда в 1848 году разгорелась новая революция.
В следующей лекции мы уделим немного внимания тому, что происходило во время этой революции, которая стала точным повторением периода с 1789 по 1793 гг. — и довольно забавным, если не говорить обо всех убитых — она закончилась приходом монарха-клоуна Наполеона III, который был, вероятно, одним из самых легкомысленных монархов во всей европейской истории. В конце своего правления он ринулся захватывать Германию, оставив Париж открытым. В итоге потерял всю свою армию, а Париж был захвачен немцами и претерпел сильнейшее разрушение за всю историю Франции. Но об этом поговорим уже в следующей лекции.
Большинство историков называют период 19-го века битвой между реакцией, названной именем Меттерниха, премьер-министра Австрии и Священного Союза, то есть объединения наций восстановленных монархий, и революцией или свободой, так как рабочие и буржуазия пытались добиться собственной независимости от знати и королей. Но это очень поверхностный взгляд. Настоящая битва происходила намного глубже.
Это время, не только после 1815 г., но и за одно-два десятилетия до этого года, то есть, вся история революции и её последствий в первой половине 19-го века называлась эпохой Романтизма. Это было то время, когда идеи эпохи Просвещения о разуме, о гуманизме, о Вольтере и Дидро, о правах человека, создании конституций, обдумывании и логических выводах о спасении человечества были отвергнуты. Всё это отвергалось только по причине своей односторонности, многие положительные идеи — например, гуманистический идеал и разрушение старой системы абсолютизма — полностью отвергнуты не были. Уже в середине 18-го века появилось некоторое иррациональное философское начало, создателем которого стал Руссо, религия чувства и симпатия к мистическим сферам и мистицизму вообще. Однако теперь всё переходит в мир, в котором появляется серьёзная симпатия к Средневековью и национальному прошлому каждой страны, тогда как век Просвещения был интернационален.
Появляются люди, которые, наподобие братьев Гримм, собирают народные сказки и фольклорные песни. А что касается религии, то происходит величайшее возрождение католицизма; становится модным выстаивание мессы. Но в то же время католицизм приобретает новое лицо, обновляется. Он уже не такой, каким был в стародавние времена. В нём появляется атмосфера мира сего. В течение нескольких десятилетий на поверхность выходит оккультизм, с которым когда-то истово боролась католическая церковь до революции. Можно сказать, что в это время начинается поиск какого-то нового христианства, которое бы гармонично слилось с философией Просвещения, сохранило бы её лучшие черты и отвергло бы такие проявления односторонности, как антихристианство Вольтера или атеизм более поздних мыслителей.
Так возникла эпоха поэтов романтизма, поиска чудес, религии вдохновения и энтузиазма, новых откровений. Возникла эпоха поэтов, уносимых собственным воображением в заоблачные дали романтики языческих персонажей, историй о руинах в лунном свете, в темноте и всего, что касается тёмной стороны жизни, таинственности.
В это время появляется такая небезызвестная личность как Калиостро, историю которого кстати путают с одним из сюжетов свержения короля в 1789, и гипнотизёр Франц Антон Месмер. Один из французских писателей тех времён, Иоганн Каспар Лафатер говорил, что Месмер проходил и возлагал руки на головы людей, гипнотизировал их и исцелял их, и т.п. Тот же писатель утверждал, что такие действия специально представлялись как эквивалент возложения рук Апостолов, которое в наше время проявляется в харизматическом движении. Сен-Мартен, неизвестный философ, как его называли, был связан с одной из этих лож, которые в действительности занимались пробуждением революции и оккультизмом. Кстати, я однажды встретил его сына, мартиниста, несколько лет назад. Он утверждал, что ему 80, но выглядел намного моложе, он хранил тайну долгой жизни, здоровья и успеха. Однако, во всём этом не было особой духовности.
Можно сказать, что это был второй век Романтизма в истории Европы, тогда как первый был в Средневековье. Во времена этих двух веков происходило развитие научного мировоззрения, возрождавшего что-то от Средневековья, только теперь это мировоззрение развивалось не внутри католицизма, из чего вырос романтизм, а за его пределами.
В этот период существовало глубокое понимание того, что прошлое, даже при попытках политической реконструкции и стремлении к прошлому, к поэзии, написанной о Средневековье и всеобщем увлечении витражами и пр. вернуть невозможно, старая Европа, Старый Порядок – все ушло безвозвратно. Поднимались серьёзные волнения, развивалось стремление к новому союзу, новому золотому веку, похожему на Средневековье, в котором каждый вдохновлялся общим идеалом, процветало искусство, гармонично прогрессировала наука. Это самое чувство, эта потребность в новом единении, как мы увидим, была сама по себе хилиастической идеей. В самом деле, можно сказать, что весь этот период, включая революцию и романтизм поэтов и художников, мистицизм сект и лож и даже, как мы увидим, христианских сект, был частью одной большой вспышки хилиастического рвения.
В это время появляется много пророков, много людей, получивших ответ, откровение о будущем человечества, о том, что есть истина.
Эта вспышка становится похожей на движение ранних анабаптистов и других сект, о которых мы уже немного поговорили, только теперь это движение происходит на более высоком уровне, потому что входит не только в сектантскую, религиозную сферу, но и в основную область философии и политики.
В 18-ом веке появляется множество хилиастических сект, как, например, шейкеры, раппиты и др. И чуть позже в это же время появляются такие хилиастические секты, как адвентисты, мормоны и многие-многие другие, ирвингиане и т.д. Мы рассмотрим некоторые. Все они являлись лишь малым отражением подавления человека авторитетом разума, который глубоко захватил человечество тех времён и до сих пор не отпускает.
Мы попробуем рассмотреть их всех вместе, потому что обычно думают, что сектантское мышление — это одно, а мышление людей просвещённых, тех, кто ходит в колледжи, имеет степени и способен рационально мыслить — это нечто другое. И мы увидим, что в этот период все движения сильно смешаны.
4. Пример: Немецкий поэт-романтик Новалис. Schenk: 13-15.
В качестве примера хилиастического мышления мы возьмём несколько цитат немецкого поэта-романтика Новалиса, автора романа, который, если я не ошибаюсь, называется «Генрих фон Офтердинген». Это один из ранних романов описываемой нами эпохи, повествующий о поиске загадочного голубого цветка и отражающий некоторые хилиастические идеи. Кстати интересно, что автор и некоторые великие «мыслители», посвятившие себя пробуждению этого движения, родились примерно в 1770-е. В этом же году родился Бетховен. Позже мы увидим, что Сен-Симон, Оуэн, Фурье, Новалис и другие, также родились, кажется, в 1772, и умерли в 1829, на рубеже веков.
Новалис писал: «Христианству снова пришлось стать живым и действующим… Пока ещё нет Религии. Сперва мы должны основать школу истинной религии. Представьте, что Религии нет. Религия должна быть создана и произведена через союз нескольких человек. Самые полные зачатки новой религии лежат в христианстве, но они также пренебрегаются». И в другом пассаже: «Кто сказал, что Библия закончена? Разве не может она находиться в процессе развития?»… Ученик Новалиса писал в 1797 г.: «О эти слепые люди, говорящие об атеизме! Существует ли ещё теист? Овладел ли кто-нибудь из людей идеей о божественности?»
«Новалис … увидел в христианской религии зародыш демократии».
«Я думаю, важно то, что Новалис предвосхитил утопические и марксистские социалистические ожидания того, что в обществе будущего не будет необходимости в правопорядке или, в любом случае, количество законов уменьшится, ибо: «Законы являются дополнениями несовершенных характеров».
«… В памфлете Новалиса «Христианство или Европа»… мы видим тот же акцент на первостепенную важность религии: «Невозможно секулярным силам достичь баланса; только лишь третий элемент, секулярный и в то же время трансцендентальный, может выполнить эту задачу. … Только религия может снова пробудить Европу, только она одна может сохранить народы». … Новалис, как и многие утописты, обращал взгляд на далёкое прошлое: «Князья передавали споры отцу христианства Папе и добровольно снимали короны и титулы у его ног». Вот типичный пример Утопии, относящейся к прошлому; «новый золотой век, с небесными очертаниями, пророчествующий и творящий чудеса, ранозаживляющий, утешающий нас и зажигающий надежду на вечную жизнь». И в другом отрывке: «Старый и новый мир вовлечены в войну… Возможно, в этих событиях, как в науках, установится более сокровенная и разнообразная связь между европейскими государствами». И конечная цель Новалиса была такова: «Европа может вновь возродиться и образовать одно государство».
D. Хилиазм в ранних социалистических пророках и утопических социалистах.
1. Оуэн 1771-1858
а. Жизнь 5-7
б. Нью-Ланарк (до сих пор сохраняется без изменений): промышленное сообщество при доброжелательном капитализме. 20000 посетителей за 1815-1825 гг., в том числе Николай I. Самая большая хлопкопрядильная фабрика в Британии. 1500 рабочих. 12-часовой день, низкая плата, но много профессиональных льгот, дешёвая аренда, бесплатная медицинская помощь, школы, пропитание по себестоимости. Производственный порядок, аккуратность и регулярность. Но позже он понял, что фабрика была не идеальна.
в. Предпосылки его следующих идей в религиозном коммунитаризме и тысячелетние секты 18-19-х вв.: Сообщество Эфрата, Моравские братья (и позже похожие движения: мормонство, адвентизм); на которых особенно повлияли шейкеры и раппиты, ставили эксперименты в купленном у раппитов городе Хармони Индиана. Оуэн возглавил движение по секулярному продолжению установленного религиозного эксперимента.
г. Нью Хармони
Идиллическое сельскохозяйственное сообщество, описанное одним из учеников – 58-9, но с радикальными идеями и разрушением семейного института – с. 58-60. Искало, как другие ранние социалисты, «науку человека». Оуэнизм не выродился в секту и сохранил сектантский тон с самого начала. Шейкеры и сведенборгиане стали оуэнитами, а оуэниты стали шейкерами – с. 108. Один ученик захотел стать епископом – 124. Оуэн считал себя главой миссии – 134.
д. Оуэн в Америке: 106. Описание Нью Хармони 164-5. Энтузиазм быстро закончился. Коммунистические эксперименты в Америке в 1840 г. были связаны с фурьеризмом.
е. Иллюстрации. С. 20, 84, 100 a-b, 116 a-b, 132 a-b.
ж. Оуэна захватывает спиритизм – 250-1.
2. Фурье 1772-1837
а. Жизнь: сын обеспеченного мануфактурщика, получил хорошее образование, обучался во Франции, в Германии, Италии. Унаследовал большую часть состояния отца, но потерял её в период революции 1803 г., опубликовал статью о европейской (?) политике, она заинтересовала Наполеона. Стал мелким предпринимателем, тратил свободное время на создание новой общественной организации.
б. Идеи: против индивидуализма и конкуренции (то есть, либерализм), новая теория кооперации для гармоничного развития человеческой природы. Свободное развитие человеческой природы через безудержное потакание страстям, которые должны привести к гармонии (это открытие, по его мнению, поставило его на один уровень с ньютоновским открытием гравитации — также Сен-Симон). Хотел реорганизовать всё общество на этой основе, поселить по 1600 человек в каждом фаланстере, в общем здании (фаланстер) и на общей земле. Однотипные фаланстеры. Грязная работа выполняется детьми, никто не делает то, что не любит. Брак отменен, его заменили новые договоренности.
в. Никто не обращал внимания на его первые две работы, третья работа, опубликованная в 1829 г., «Новый индустриальный мир», начала привлекать учеников; он нападал на Оуэна и Сен-Симона в «Шарлатанстве двух сект». Его ученик создал сообщество в 1832 г., но оно довольно быстро распалось; Фурье тщетно ждал помощи обеспеченного капиталиста для получения денег на новые эксперименты.
г. Озвучил фантастические пророчества о будущем рае на земле: море станет лимонадом, люди будут высотой в 2 метра, станут доживать до 144 лет, имея при этом 120 лет свободной любви. Человечество будет развиваться, появится 30 миллионов таких великих учёных, как Ньютон и 30 миллионов таких великих поэтов, как Шекспир.
д. Брукфарм в Массачусетсе, создана в 1841 г. с целью совмещения мыслителей и рабочих, стала группой фурьеристов в 1845 г., развалилась в 1847. Оказала влияние на Достоевского и других.
3. Сен-Симон 1760-1825
а. Жизнь, сс. xix-xxv.
Граф Клод Анри де Сен-Симон, родившийся в 1760 и умерший в 1825, был в каком-то смысле наследником как Старого Порядка, так и философии Просвещения.
Сен-Симон участвовал в осаде Йорктауна за индустриальную свободу, и в свои 20 лет он разработал план по строительству каналов, соединяющих Тихий и Атлантический океаны, территорию Никарагуа и Мадрид с морем. По его возвращении во Францию, он воспользовался своим богатством для того, чтобы собрать самых выдающихся учёных Франции в качестве своих наставников. Его потраченное состояние вскоре было восстановлено во время революции, когда ему удалось провернуть сделку по скупке церковных земель, по причине чего он при Робеспьере почти потерял рассудок. Опять же, он окружал себя гениями своего времени, путешествовал в Германию и Англию и безуспешно пытался жениться на мадам де Сталь. Постепенно его идеи о научном подходе, индустриализме и применении науки в социальных организациях приобретали систематическую форму; а начиная с 1802 г. эти идеи проявлялись в нескончаемом потоке брошюр и книг. Снова обнищав, Сен-Симон попал в зависимость от пожертвований своего бывшего слуги. После 1810 г. он окружил себя группой молодых инженеров из Политехнической Школы, главными из которых были Огюстен Тьерри и Огюст Конт. Они выступали в качестве секретарей Сен-Симона и помогали ему в написании сочинений. В 1823 г. Сен-Симон совершил попытку самоубийства, видимо, расстроенный безуспешными стараниями убедить правителей и интеллигенцию поддержать его предложение по реконструкции общества. Его последняя работа «Новое Христианство» – о религии человеческого братства, появилась в год его смерти в 1825 г.
Сен-Симон признавал Кондорсе одним из тех, кто оказал сильнейшее влияние на его собственное мышление. В своих сочинении Сен-Симон увидел совершенство научной методологии как основы человеческого прогресса… На последнем этапе, в своём сочинении «Новое христианство», Сен-Симон призывал к установлению религии, основанной на братской любви и учитывающей достижение блага на земле. Основная цель такой религии заключалась в скорейшем улучшении жизни множества бедняков.
Термин «сенсимонизм» относится к ученикам Сен-Симона. Следует пояснить, что сенсимонизм, сохраняя определённые основные постулаты, с самого начала до момента распада, постоянно претерпевал изменения. Тем не менее единство, лежащее в основе этого течения, сохранялось в желании положить конец тому, что считалось революционной ситуацией того времени.
Теория была изложена в серии публичных лекций, которые проводились дважды в неделю после 17 декабря 1828 г. и были известны как «Учение Сен-Симона. Изложение. Первый год (1828-29) (Doctrine of Saint-Simon. An Exposition. First Year (1828-29))… Пока на этом втором этапе сенсимонисты имели общее единство мысли, в этот момент начал постепенно проявляться более сильный религиозный и политический акцент, который, как правило, подчинял себе ранний научный и производственный интерес… Этот новый акцент привёл к установлению иерархически организованной церкви сенсимонистов в конце декабря 1829 г. Их учение распространялось посредством публичных проповедей в Париже, при помощи особой миссии, отправленной в провинции и на территорию Бельгии, в брошюрах, и, главным образом, на страницах еженедельного журнала «L’Organisateur» и ежедневной газеты «Le Globe», которая в двадцатых годах была известной либеральной газетой и стала сенсимонистской в ноябре 1830 г., после обращения руководителя Пьера Леру в новую религию. В этой газете сенсимонисты привлекли наибольшее внимание…
Церковь сенсимонистов предопределила основную структуру и философию Религии Гуманизма, созданную Контом в более поздние годы. Бюшез, позже католик-социалист, был членом сенсимонистской иерархии. Гейне и Ференц Лист регулярно посещали воскресные встречи. Сент-Бёв и Жорж Санд выражали одобрение и проявляли живой интерес к сенсимонистам, тогда как Ламартин, Бальзак и Ламенне наблюдали за ними с неоднозначным отношением. Стендаль, Бенжамен Констан и Фурье посчитали необходимым бороться с этой новой философией. Даже Гёте, критикуя идеи сенсимонистского коллективизма, регулярно получал газету «Le Globe»… Новая религия насчитывала более 40000 приверженцев к середине 1831 г. и была хорошо известна любому образованному гражданину Европы.
Распад второго этапа, в течение которого сенсимонизм был озадачен главным образом идеей реорганизации общества, был вызван конфликтом внутри самого движения по вопросу о положении женщин. Хотя внутри секты царило общее согласие по поводу того, что женщина, традиционно эксплуатируемая в качестве рабочей силы, должна получить социальную свободу, однако появилась новое направление во главе с Анфантеном, который, подчеркнув важность вопроса о женщинах, наконец выступил в защиту свободной любви и отождествил ход истории с «освобождением» и «освящением» тела. Этот неудержимый феминизм привёл к расколу, к разрыву связи с Базаром и к последующему уходу некоторых членов и к закономерным гонениям после января 1832 г. 20 апреля 1832 вышел в свет последний номер газеты «Le Globe» и второй этап истории движения сенсимонистов, можно сказать, на этом подошёл к концу.
Третий этап характеризовался глубоким феминизмом и пантеистическим религиозным мышлением после 1832 г., а озабоченность социальными и политическими проблемами ослабла. Сенсимонисты теперь были заинтересованы в подготовке к более благоприятным временам путём воспитания достойного поколения продолжателей, чем в пропаганде своего вероучения. Они ушли в монашескую жизнь. Их действия, приведшие к тюремному заключению Анфантена, ослабили само движение, которое перестало выглядеть как организованная группа после отъезда Анфантена в Египет с целью найти Женщину-Мессию. В конце 19-го века сенсимонисты особенно отличились своими финансовыми и индустриальными проектами, такими как создание «Cr;dit Mobilier», расширение железнодорожных путей Франции и строительство Суэцкого канала.
б. Влияния секулярного хилиазма, особенно философии Лессинга [Готхольд Эфраим Лессинг] о вечном стремлении и религии сердца (и через него – Иоахима Флорского). Лессинг: «Если бы Бог скрыл в Его правой руке всю истину, а в левой — только вечное рвение к истине (даже при условии, что я должен всегда ошибаться,) и сказал мне: «Выбери!», я должен благоговейно взять Его левую руку и сказать: «Отец, дай мне это! Совершенная истина только для Тебя Одного?» Но верил в откровение, которое провело человечество с низших ступеней к высшим. Человек будет развиваться до состояния, когда не требуется вера в будущую жизнь, чтобы творить добро, но желание творить добро ради него самого, тогда и будет вечное Евангелие, наступит Третий Завет Святого Духа! Вольные масоны, которые ожидают восхода новой эры и разрушают преграды религии, государства и национальности — его идеал.
(Так: романтик в эпохе Просвещения) Бог есть душа мира.
Таким образом: сектанты оказали влияние на Оуэна; революционеры — на Фурье, и хилиастическая традиция Иоахима Флорского — на Сен-Симона.
в. Философия: Новый Век 4;
«Число философских учений, достойных этого названия, было не больше числа общественных порядков, пережитых человечеством; между тем явление нормального общественного порядка встречается только дважды в той серии цивилизации, к которой мы принадлежим и события которой следуют непрерывной цепью вплоть до наших дней — в древности и в средние века. Новый общественный порядок, возвещаемый нами для будущего, ставит третье звено в этой цепи: оно не будет тождественно с предыдущими, но представит поразительные аналогии с ними в отношении порядка и единства. Оно сменит различные периоды кризиса, переживаемого нами в течение трех веков; наконец, оно предстанет перед нами как следствие закона развития человечества».
Корень современного зла: 11.
«…В отсутствии единого социального воззрения следует указать корень зла, и с открытием единого мировоззрения будет найдено средство против зла».
Мы живём на развалинах Средневековья: 18
«Мы живем среди обломков средневекового общества, жилых обломков, еще выражающих вокруг нас некоторые сожаления о прошлом».
Мы не должны отрицать Средневековье 22-3-4.
«Люди предполагали, как будто, что для решения проблемы достаточно поставить знак «минус» перед всеми членами средневековой формулы, и это странное решение могло породить только анархию».
«Что касается нас, не приемлющих ни средневековья, ни конституционализма, то мы переступаем границу настоящего… Близится время, когда народы покинут знамена легкомысленного и беспорядочного либерализма, чтобы любовно вступить в состояние мира и счастья, отречься от недоверия и признать возможность существования на земле законной власти».
Единое видение будущего 24-5.
«Возвещаемое нами учение должно целиком захватить человека и поставить перед тремя великими человеческими способностями одну общую цель, дать им гармоническое направление. Благодаря ему науки дружно, по единому плану двинутся по пути быстрейшего развития: промышленность, регулируемая в общих интересах, не будет больше представлять собой ужасающего зрелища арены борьбы; изящные искусства, вновь одушевленные живой симпатией, раскроют нам чувства энтузиазма, вызываемые общественной жизнью, умиротворяющее влияние которой отразится на самых интимных радостях личной жизни».
Времена исполнились 40.
«Отбросьте поэтому всякий страх, господа, и не противьтесь потоку, увлекающему вас вместе с нами к счастливому будущему; положите конец сомнениям, расслабляющим ваши сердца и поражающим вас бессилием; осязайте любовно алтарь примирения, ибо времена исполнились и скоро пробьет час, когда, согласно сен-симоновскому видоизменению слова Христа, все будут зваными и все будут избранными».
Старое должно быть разрушено 50.
«Ибо счастье человечества требовало, чтобы дело разрушения, для которого оно было так не прикрыто использовано, состоялось».
Новое и конечное состояние 56-7.
«…Ныне человечество направляется к конечному состоянию, которое будет избавлено от прежних продолжительных и болезненных смен, — состоянию, при котором прогресс сможет осуществляться беспрерывно, без кризисов, постоянно, регулярно и во всякий момент. Мы шествуем к миру, в котором религия и философия, культ и изящные искусства, догмат и наука не будут больше разобщены… Разрушение старого порядка вещей было настолько радикальным, насколько это было возможно, пока отсутствовало откровение нового порядка, подлежащего установлению».
Цель: всемирная ассоциация =братство 58,
«Эта постоянная смена видимого величия и упадка, обычно именуемая превратностями судьбы человеческого рода, в действительности есть ни что иное как регулярный ряд усилий, которые делает человечество для достижения некой конечной цели».
«Эта цель — всемирная ассоциация, т. е. ассоциация всех людей по всему лицу земли и во всех областях их отношений».
Христианство ослабло 60, 71.
«Христианство, принцип и экспансивная сила которого давно иссякли, охватило своей любовью и освятило своим законом только одну из форм существования человека и успело утвердить свое слабеющее ныне господство только над частью человечества».
«Весь мир, господа, шествует вперед к единству доктрины и деятельности — таково самое общее изложение наших убеждений, такова тенденция, следы которой нам позволяет различить философское рассмотрение прошлого. До тех пор, пока эта великая концепция, рожденная вместе с общими ее выводами гением нашего учителя не станет непосредственным предметом деятельности человеческого ума, все прежние достижения обществ должны быть рассматриваемы как подготовительные, все опыты организации — как частичные и последовательные приобщения к культу единства, к царству порядка на всем земном шаре — территориальном владении великой семьи человечества».
Будущее есть религия 202-3.
«Мы не претендуем, разумеется, на проявление героизма, когда занимаем вас изложением основ новой религии: мы знаем, что в наш снисходительный, точнее индифферентный век можно безопасно высказывать всевозможные взгляды, особенно когда они, по-видимому, не выходят за узкие рамки философской школы. Но нам известно и другое, а именно, что мы обращаемся к лицам, считающим себя людьми высшего порядка на том основании, что они неверующие и относящимся с презрительной усмешкой к религиозным идеям, отсылая их назад к мрачным векам, к тому, что они именуют варварством средневековья и детством человеческого рода. Этой усмешке мы не боимся, господа, бросить вызов: вольтерьянские сарказмы, великолепное пренебрежение современного материализма могут вытеснить из сердец туманную сентиментальность, признаки которой иногда замечаются в настоящие время; они могут испугать и смутить тот род индивидуальной религиозности, который тщетно ищет форм для своего выражения, но они бессильны поколебать глубокое убеждение».
«Да, господа, нам придется здесь подвергнуться сарказмам, пренебрежению, ибо вслед за Сен-Симоном и от его имени мы провозглашаем, что у человечества существует религиозная будущность; что религия будущего по величию и мощи превзойдет все религии прошлого; что, подобно своим предшественницам, она явится синтезом всех концепций человечества и, сверх того, всех форм его бытия; что она не только будет доминировать над политическим порядком, но что политический порядок в его совокупности будет представлять собой религиозную институцию, ибо ни один факт не должен больше мыслиться вне бога или развиваться вне его закона; что, наконец, религия охватит весь мир, ибо закон божий является всемирным».
Наука и религия 206, 266.
«Станьте на религиозную точку зрения, но более возвышенную, более широкую, чем какая бы то ни было из достигнутых до сих пор человечеством, и тогда наука не только не сохранит того атеистического характера, который считают присущим ей, а наоборот, предстанет перед вами как выражение дарованной человеку способности постепенно и все более познавать законы, при помощи которых Бог управляет миром, короче говоря — способности познавать провиденциальный план. Каковы бы ни были открытия, на которых подвергаемый нападкам атеизм, быть может, основывает свои надежды, все они охватываются формулой: таково проявление Бога».
«Нет, господа, наука не предназначена быть вечным противником религии, как некоторые, по-видимому, полагают; она не предназначена суживать постоянно сферу религии, чтобы когда-нибудь полностью лишить ее всех ее владений. Она, напротив, призвана беспрерывно расширять и укреплять царство религии, ибо в конечном счете каждое из ее достижений должно в результате давать человеку более высокое представление о Боге и его намерениях касательно человечества».
«Мы указали, что, вероятно, в недалеком времени науки, освободившись от влияния догматов критики, будут рассматриваться с более широкой и более общей точки зрения, чем теперь, и в них не только не будут видеть орудия борьбы против религии, а, напротив, их будут считать лишь средством, данным человеческому уму для познания законов, при помощи которых Бог управляет миром, другими словами, для познания плана провидения».
Дань революционному делу разрушения 208-9.
«Раньше мы показали, что критические эпохи делятся на два отличных друг от друга периода. В начале таких эпох общество, примкнув, под влиянием горячей веры, к разрушительным учениям, работает дружно над ниспровержением старого религиозного и общественного строя. В продолжение второго периода, охватывающего промежуток времени, отделяющий разрушение от созидания, люди, чувствуя отвращение к прошлому и неуверенные в будущем, не объединены более никакой общей им верой, никаким общим начинанием. То, что мы сказали об отсутствии нравственности в критические эпохи, должно пониматься как относящееся только ко второму из двух периодов, но не к первому: люди, фигурирующие в первом периоде, по известной непоследовательности проповедуют ненависть, движимые любовью, подстрекают к разрушению, воображая, что строят, вызывают беспорядок, потому что желают порядка, устанавливают рабство на алтаре, воздвигаемом ими в честь свободы. Преклонимся же, господа, перед этими людьми, пожалеем лишь о том, что на их долю выпала ужасная миссия, которую они выполнили с такой самоотверженностью, с такой любовью к человечеству; пожалеем их, потому что они были рождены для любви, а между тем, вся их жизнь была посвящена ненависти. Но не будем терять из виду, что жалость, которую они нам внушают, должна служить для нас уроком; что она должна усилить желания, укрепить надежды, привязывающие нас к лучшему будущему, в котором люди, умеющие любить, постоянно будут находить применение своей любви».
Человек должен иметь веру 211.
«В вере у человечества никогда не бывает недостатка; никогда не придется возбуждать вопроса о том, расположено ли оно верить, — точно так же, как не придется спрашивать, может ли оно перестать когда-нибудь любить. В этом отношении важно лишь знать, кто те люди и идеи, которым оно оказывает доверие, каковы гарантии, которых оно требует, прежде чем довериться им».
Новый пророк 213.
«Мы поэтому смело заявляем вместе с вами: все, что в настоящее время не является атеизмом, есть невежество и суеверие. Но если мы хотим исцелить человечество от этой язвы; если мы хотим, чтобы оно отбросило верования и обряды, которые мы считаем недостойными его; если мы, наконец, хотим, чтобы оно покинуло средневековую церковь, — откроем ему церковь будущего. Будем готовы, как выражается де Местр, к огромному событию в божественной области, к которому мы шествуем со все возрастающей быстротой, долженствующей поразить всех наблюдателей. Скажем подобно ему: на земле нет больше религии, человеческий род не может остаться в этом положении. Но мы, более счастливые, чем де Местр, не ждем больше гениального человека, о котором он пророчествовал и который, по его словам, должен открыть вскоре миру естественное сродство между религией и наукой. Явился Сен-Симон».
Религия будущего 265.
«Заявляя, что назначение религии вернуть себе прежнюю власть над обществами, мы, разумеется, далеки от утверждения о необходимости восстановить какое бы то ни было из религиозных учреждений прошлого, так же как мы не намерены звать общество назад к старому состоянию войны или рабства. Мы возвещаем новое нравственное состояние, новое политическое состояние, следовательно, также и совершенно новое религиозное состояние, ибо для нас религия, политика и мораль только разные наименования одного и того же факта… Она [Религия будущего] не только призвана занять место в политическом строе, но, собственно говоря, весь политический строй будущего, рассматриваемый в целом, должен представлять собой ни что иное, как религиозный институт».
д. Важность: увидел, что новое мировоззрение должно быть религиозным. Социализма недостаточно, должен быть синтез политики, науки и религии (теория ограниченного поля разума). Сегодня мы видим огромный недостаток марксизма — он не религиозен, а человечество должно иметь религию, как считал Сен-Симон. Это «Новое христианство» — аккуратная попытка завершить процесс, начатый в Средневековье: улучшить Христианство.