Глава восемнадцатая. Москва слезам не верит.
Глава семнадцатая: http://proza.ru/2023/12/12/1817
«У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?» – вспоминал Ромка стишок Маяковского и долгое время выбирал, много размышляя, себе профессию.
– Вырастешь, сынок, будь добр, выучись на доктора, – просила мать, а Ромка, перебирая различные специальности, терялся в них – настолько много интересных, а главное – героических профессий он находил для себя. Ему хотелось стать лётчиком-испытателем или подводником. Археологом, пожарным и даже каскадёром, и он удивлялся, не понимая, почему выпускники толпами идут учиться на экономистов и юристов. Во время службы он принял решение продолжить её в МЧС и в любом случае получить образование, но ранение в пух и прах разбило все мечты и планы – его признали ограниченно годным.
– Если хилый – сразу в гроб… – кисло пошутил Роман, выходя из военкомата…
Но, невзирая на непригодность, всё-таки рискнул поехать вместе с дембелями-однополчанами в Москву, которые в погоне за заработками и приключениями, жаждали охранять столицу, москвичей, их дела и делишки. Как бизнес в сфере услуг, охранное ремесло в те годы начало активно развиваться уже на законных основаниях, но тем не менее, в дефолтовском похмелье вовсю ещё буйствовал беспредел бригад девяностых, потому, как известно, что там, где крутятся большие деньги, всегда присутствует криминал. И чем больше денег, тем больше криминала. А Москва, поднимаясь, обновлялась, превращаясь в полноправную светскую красавицу-столицу…
Сейчас она выглядела не очень. Отовсюду пестрели рекламы, и тряпками болтались над дорогами выцветшие банеры. Рынки, киоски, на каждом шагу обменные пункты валют, барахолки, бабушки с солениями у метро… Сплошная торговля. И на фоне этой какофонии строящиеся коммерческие и торговые центры, а на Пресненской набережной возводился целый город небоскрёбов «Москва-Сити». Стройки, стройки! На полную мощь стройки… и куда не кинешь взгляд – отовсюду виднеются, устремлённые ввысь, ажурные силуэты башенных кранов. В работе третий участок транспортного кольца и, как символ благосостояния нового общества, автомобильные пробки на дорогах.
Красота! Кипит жизнь, и со всех сторон, устав от безработицы и нищеты, стекается провинциальная молодёжь в главный город страны. И не догадываются – смелые и решительные, что в полной мере насладиться столицей, может лишь тот, кто в ней родился. Остальным же придётся не работать, а долгое время, не покладая рук, год за годом пахать, как ломовая лошадь, чтобы обеспечить себя хотя бы приличным жильём. А своенравная златоглавая Москва, вымогая деньги и пожирая время, манит – коварная и хмельная – широтой улиц, высотой зданий, блеском витрин, машин, огнями ресторанов… всё хочется объять… но спустя годы вдруг навалится вселенская усталость, приснится милый родительский дом под зелёными клёнами и безнадёгой нагонит тоску – хоть вой: а стоило ли и зачем? Пока всё это наживал, головы не поднимая, полжизни мимо пролетело… Доброй, сердцу близкой… И задумаешься, а в чём истина, в чём правда и ради чего? Кому-то повезло, а кто-то так и пашет, снимая углы…
Недаром говорят, что Москва кому мать, кому мачеха, и не разжалобишь её слезами, ведь по чужим бедам она не плачет.
Двухтысячный год Ромка встретил в столице. Сняли они за очень дёшево на четверых в Кузьминках, переоборудованную в жилой дом, баню и занялись поиском работы. Верховодил в их компании Димон – оторвяга ещё тот! Годами он был старше, во всех делах опытней. Белёсый, лицо вечно красное, глазки бегающие, но вояка отчаянный, ни Богу, ни чёрту не поклонялся, но имел одну слабость: шибко уважал он людей образованных, и Ромкино стремление получить высшее образование, одобрял. Посему и проникся к нему симпатией, и взял «ограниченного годного» с собой. Общий язык с хозяином бани Платоном – то ли фамилия, то ли имя, но, как оказалось, погоняло, Димка нашёл быстро. Были они одного поля ягодки и, похоже, имели общее прошлое. Как вник Ромка, куда попал, загрустил, но делать нечего, сам напросился. Платон вызывал ужасное чувство неприязни! Речь его все, кроме Димки, понимали с трудом. Поди догадайся, что «синька» – это алкоголь, «ствол» – бутылка водки, «весло» – ложка, а для чая – «заваруха».
В родном городе у Романа стояли закрытыми две квартиры – возвращайся и живи, но этот вариант он для себя даже не рассматривал. Во-первых, на Москву у него были свои личные тайные планы, которые он долго вынашивал, обдумывая, и ни одна душа не знала и даже не догадывалась о них, а во-вторых, Роман – сильный и смелый – оказался безумно слаб перед рыжеволосой школьницей. Не пережил он в душе и не переварил умом все прошлые события, связанные с его первой любовью. Как страус, спрятал голову в песок и не хотел ничего знать. И вот он здесь – в Москве – снимает в бане «шконку».
Платон быстро понял, кто перед ним, засомневался только лишь в Ромке: «А этот здесь с какого бодуна?»
Засуетился Димка, заступаясь за друга, ведь сам его привёл, и для пущей убедительности стукнул себя кулаком в грудь: «Платон, не боись! Чувак свой в доску, в бою проверенный! Как за себя ручаюсь!»
Уважительно похлопал Романа по плечу и добавил, неприятно притворно и подобострастно загоготав: «Он в институт собрался поступать – гы-гы-гы, учёным будет!»
Ну, харе леща кидать*! – Платон поморщился, махнул рукой и пошутил. – Ну, ежели, на адвоката, тогда живи, чего-нибудь придумаем.
И серьёзно добавил, вытаращив из-под взлохмаченных бровей, воспалённые с красными прожилками, глаза: «Значит, так: гнилые базары не вести, фуфло не толкать, не крысятничать, а кто рамсы попутает* – ответит по полной». Обвёл всех сверлящим недоверчивым взглядом, и как-то крадучись, незаметно вышел, тихо прикрыв за собою, обитую ватой и дерматином, тяжёлую дверь. За ним змейкой юркнул Димон. И стало ясно, что не случайно все они оказались в Кузьминках.
– Похоже, влипли мы, – прошептал испуганно Кирилл, – не нравится мне всё это.
– Да ладно, Димка обещал хорошие заработки, – махнул рукой Стас и, не снимая обуви, улёгся на промятый, со следами кошачьей мочи, диван. – Огребём бабла и смоемся, насильно-же нас никто держать не будет!
Димон вернулся с бутылкой водки.
«Действительно, влипли!» – с тоской подумал Роман, отказываясь пить. Он вытянулся на койке, закрыв глаза, изображая спящего, и думал, как поступить: уйти поутру или присмотреться, как сложится. В итоге, он всё-таки решил остаться, но держаться особняком. Так, в очередной раз ему пришлось жить «по понятиям».
Спустя некоторое время друзья получили лицензии и прочие документы на право заниматься охранной деятельностью, и были приняты в ЧОП с собачьим названием «Доберман». Димка, Стас и Кирилл, получив форму, оружие и наказ «держать лицо» фирмы, кого-то или что-то охраняли, сопровождали, случалось, выясняли отношения, и вели постоянные с кем-то разборки. Криминалом в этом «Добермане», при полном внешнем параде, не пахло – им воняло, стоило едва лишь вникнуть, но вникать никто не собирался – платили, как и обещал Димон, хорошо.
Романа, к счастью, в штат не взяли, но назначив курьером, использовали вслепую. Ему требовалось в течение дня, а то и ночи, слившись с толпой, став невидимым, избегая большие станции, перевозить какие-то документы, свёртки, пакеты, сумки и временами тяжёлые. Степень риска Ромка оценил сразу и был предельно осторожен. Жил и работал он по принципу трёх мудрых обезьян: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
Беспристрастно, не проявляя абсолютно никакого интереса, не задавая лишних вопросов, он всё исполнял точно и в срок. За это ему неплохо платили, порой даже очень и очень хорошо, и тогда по спине пробегал холодок и предательски потели ладони – уж не требовалось большого ума, чтобы догадаться насколько он погряз в нечистых делах.
Но это только с виду Роман казался безучастным и равнодушным. Он всё подмечал и анализировал.
«В чём смысл, – пытался понять, – этих дорогущих блестящих, так называемых «бутиков», в которых обычные тряпичные платья и костюмы стоили просто баснословных денег?»
Ни разу, доставляя в них посылку либо пакет, он не видел ни одного покупателя. Но понять, не хватало знаний. Он постоянно слышал: грязные деньги, отмывание денег, откат, обнал; фирмы-однодневки, незаконные схемы минимизации налогов и прочие преступные методы обмана государства – это звучало отовсюду, но осмыслить всю глубину этих понятий не получалось. И появился жгучий интерес: вникнуть и разобраться.
Он смотрел на город, на людей вокруг и видя, с какой скоростью меняется столица, осознавал, что пришла пора самому осваивать жизнь, пришло время больших возможностей, время умных и образованных, и не суметь сейчас честно заработать в Москве – это ещё надо постараться. Роман твёрдо уверовал, что без образования будущего у него нет, а значит, пришла пора учиться. Как-то подумал, а не совместить ли ему экономику с юриспруденцией? И неважно, что рынок труда переполнен этими специалистами, главное – стать лучшим в этом деле. И не для того, чтобы обогатиться, а для того, чтобы, досконально изучив экономику со всеми её тайнами и секретами, научиться грамотно ею управлять.
Он осунулся и похудел. Савраской носился курьером по городу и, получая зарплату, тут же менял её на валюту. Прятал в сумке за подкладкой, тщательно заворачивая каждую пачку определённого номинала в целлофановый пакет. Экономил буквально на всём. Над ним посмеивались, прозвали жлобом, но Ромке было плевать на это. Не жалел расходов он только на учёбу. Компьютерные курсы, подготовительные в университете, внушительная стопка учебников, за которыми он просиживал всё своё свободное время.
И дела шли неплохо и по плану, но Роман понимал, как важно ему вовремя успеть поменять свою жизнь, как говорят сейчас: соскочить, кабы не засосало и не влип бы он в какую-либо передрягу, работая в этот бандитском ЧОПе, а как – не знал.
Уже начал волноваться и, к его счастью, случилась крупная неприятность. На какой-то разборке тяжело ранили Стаса и, если бы случайный прохожий не вызвал милицию да скорую помощь, прикопали бы его где-нибудь, и всё осталось шито-крыто. А тут не повезло – огнестрел, свидетели… Начались проверки. Паника. Офис опечатали, и Платон своим квартирантам приказал на время затаиться.
Димон рванул в свои Люберцы. Кирилл предложил Роману где-нибудь в Подмосковье снять совместное жильё, но Ромка посоветовал ему не искать приключений на свою задницу, а возвращаться в родной Торжок – там дом родной, там мать, сестра и бабка с дедом…
А сам решил на пару деньков съездить к Семёнычу. Проведать и самому расслабиться да отдохнуть. «Но, покой нам только снится, – подумал он, когда узнал, что у Даши случился пожар. Полностью, вместе с мужем, сгорел её дом, и она, с дочкой и свекровью, уехала жить к своим родственникам во Владимир.
– Их там, на маленькую трёшку, народу набилось, не развернуться! – рассказывал Егор Семёнович. – Как куры на насесте теснятся! Мало того, что погорели, так ещё и похороны… Ох, и досталось же Дашке! Народ деньгами, конечно, скинулся – кто как мог. Администрация что-то выделила, но это такие крохи! Всего имущества и осталось, что на них было надето.
– А как же это произошло?
– Как? Муж, придурошный, напился, закурил… В тот день она повезла свекровь в областную больницу, у старухи проблемы с ногами, а дочку оставила дома… Нашла, дурёха, кому доверить! Хорошо ещё, что Светка во дворе играла… Ой, – горько вздохнул Егор Семёнович, – сколько же она со своим мужиком горя хлебнула, врагу не пожелаешь! И как её угораздило выйти замуж за такого идиота – никогда не понимал… Образованная, культурная, а уж красавица!
Как живая явилась мысленно Ромкиному взору Даша. Столь ярко, что даже запах кувшинок почуял. Нельзя сказать, что он много о ней думал или часто вспоминал. Нет, но она удивительным образом оставила в его душе неизгладимый, очень яркий и тёплый след. Недолгим присутствием в жизни Романа, Дарья создала в его воображении образ настоящей женщины – женщины, рядом с которой мужчина в полном объёме чувствует свою мужественность. Дашу хотелось жалеть, лелеять, оберегать и восхищаться, и это не являлось её слабостью, напротив – в этом заключалась сила. Она обладала неотразимой и безупречной женственностью. Не будь Ромкино сердце занято, потерял бы он голову напрочь, но в нём, помимо воли, продолжала жить Лёля. Вряд ли он это понимал, как и то, что эти две женщины были меж собою многим схожи.
Вопреки моде, ему абсолютно не нравились популярные ныне субтильные анемичные девицы. Длинные, тощенькие, на худеньких ножках и костлявой лапкой, глядя на которую можно, не напрягаясь, со всех сторон изучать фаланги пальцев и другие кости стопы. С выпирающими ключицами, лопатками и недоразвитой грудью.
Как-то случайно по телевизору услышал суждения сексопатолога о том, что настоящему здоровому мужчине должны нравятся такие же нормально развитые женщины. Недоразвитые же, типа подростков, привлекают либо инфантильных особей, либо извращенцев. Послушал и обрадовался – значит, с его мужественностью всё в порядке. Но не понимал ещё молодой человек, что за внешней женственностью и Даша, и Лёля обладали столь же прекрасной истинно женской душой. Душой непонятной в своей недюжинной внутренней силе, гордости и жертвенности, а также нежной, страстной, ранимой. Душа и так неизведанная науке субстанция, она вроде бы и есть, да не найдёшь, где находится, не пощупаешь её и не взвесишь, она словно ускользающая неуловимая частица Бога или его божественное дыхание – неразгаданная тайна, но каждый знает и чувствует, насколько она живая и уязвимая.
А женский душевный мир – это вообще непостижимое, и едва ли мужчина способен чувствовать его, и тем более понимать, ведь женщина сама себя часто не понимает…
Слушал Роман Егора Семёновича и в сочувствии сжалось сердце, да так, что в горле пересохло. Ни о чём не раздумывая, забыв обо всех своих планах и мечтах, он узнал адрес Даши и, наспех покидав свои вещички в сумку, пересчитал накопления, и рванул на попутках в славный город Владимир.
* Леща кидать – угождать кому-либо, подхалимствовать, заискивать. Воровской жаргон.
* Рамсы попутает – что-то сделает неправильно: помешает, не разберётся, ошибётся.
Продолжение: http://proza.ru/2024/01/25/1640