Я сижу в приемной начальника управления юстиции. Вызвана "на ковер". Не шучу. Сама в шоке. Шеф, председатель суда, вчера "обрадовал", потирая руки, еще немного и хитро подмигнул бы:
- Так, Катерина. Сколько ты у нас судьей? "В начале славных дел" успела уже дров наломать.
Лейка, из которой я поливала герань на окне, дрогнула. Я на всякий случай поставила ее на подоконник - потом дополиваю.
- Да нет, вроде.
- Успела, успела. И сильно, видать, наломала, если меня вместе с тобой в управление вызывают. Завтра с утра.
- Вадим Владимирович, - страх холодной змейкой свернулся на моей груди, - я что-то неправильно сделала, да?
- Жалоба на тебя поступила. Ты арест сняла незаконно, истец лишился возмещения. Завтра не опаздывай, я в девять за тобой зайду.
Приемная в управлении просторная, светлая. Свежий утренний ветерок проникает через открытое окно. А мне душно. Я сижу на одном из стульев, стоящих в ряд у стенки напротив секретарского стола, и трясусь от страха. Шеф зашел к начальнику сразу, а мне приказано ожидать. Нагнетают. Психологический прием такой. Когда я совсем паду духом тут в приемной, меня, тёпленькую, легко раскромсают на части там, в кабинете.
Как же это так быстро случилось? Не прошло даже трех дней, как я вручила Чайкиной злосчастное определение о снятии ареста. За это время до истца сначала должно было дойти, что с бывшим Утехинским гаражем, а отныне его законным имуществом произошло что-то неладное. На это могло уйти очень неопределенное время, если, конечно, взыскатель не сидел у гаража день и ночь лично. Потом нужно время, чтобы разобраться, что именно привело к искажению судебного решения, сочинить жалобу на мои действия, отправить, ну пускай даже собственноручно отнести ее в управу, сэкономив на этом несколько дней. В управе она враскачку, в среднем за неделю, должна была бы добраться до исполнителя. И только после этого могло последовать какое-то действие в отношении меня. Такова практика. А тут космическая скорость и прямо в руки начальнику управы. Это как? Объяснение только одно: они знакомы. Или даже родственники. А если нет, значит, пострадальцу очень своевременно донесли о его нарушенном праве...
- Екатерина Павловна. Вы меня слышите? - Передо мной стояла секретарь Анжелика и осторожненько теребила мое плечо. - Юрий Федорович приглашает вас. Заходите, пожалуйста.
Я перед дверью прошептала одними губами: "Господи, помоги!", мелко, чтоб не видела секретарь, перекрестилась и... шагнула в бездну.
Дальше все было, как в вязком тумане, сквозь который с трудом ко мне пробирались сторонние звуки и голоса обоих начальников. Кажется, была зачитана жалоба, а может, начальник управы просто пересказал ее содержание своими словами. Меня стыдили, призывали к совести. И даже напрямую спросили, не была ли я заинтересована отменить арест. На это у меня хватило сил с удивлением и даже с укоризной посмотреть прямо, не мигая, им в глаза:
- Что вы! Как можно!
Юрий Федорович предложил мне рассказать, как именно мне в голову пришла пагубная идея, как именно шаг за шагом я совершила мой проступок. И вдруг я с ужасом осознала, что не успела придумать легенду, правдоподобно освещающую мое добросовестное заблуждение. Очень важно уметь правильно объяснить свои действия, это весьма и весьма помогает определить степень вины. Но я не ожидала, что все произойдет так быстро. Я не готова!
Я сидела, уронив голову на грудь и обреченно молчала. Все. Закончилась моя карьера. Выгонят с позором. Господи, только не это! Я больше не буду! Что угодно, только не это!
Мой шеф поддержал начальника управы:
- Катерина, ты не волнуйся и просто расскажи все, как было.
Мое сердце зашлось от ужаса, бьется о ребра с такой силищей, какой я не ожидала от него. Еще немного и оно проломит все заслоны и вылетит, к чертовой матери, вон на свободу! Голова заполнилась ватой, вата законопатила всякую мозговую деятельность. Колотится в заточении только одна мысль: не упасть, не отключиться.
- Екатерина Павловна, я списываю ваш проступок на неопытность, но предупреждаю, чтоб таких ошибок больше не было. Снисхождения не будет. Вы можете идти.
Что? Я это слышу или мне мерещится? Что он сказал?!
Мой шеф остался в управлении, а я шагала по широкой центральной улице к месту моей службы. Это недалеко: через два квартала налево и вверх по Пушкинской еще квартал. Меня ждал мой уютный кабинетик, стопки дел на столе и терпкие флюиды поиска справедливых решений. Крапал редкий теплый дождик, легкий ветерок обдувал лицо, окончательно приводя меня в чувство после морального изнасилования. Редкие прохожие прятались под зонтики, хохлики несчастные. А мне бы погуще дождя да понапористее ветра, мне никак не надышаться после удушливой управы.
Ах, как все таки хорошо, когда за тобой бдят оттуда, сверху! Приятно. Интересно, ты ко мне ангела-хранителя приставил или собственноручно благоволишь? В любом случае, спасибо, Господи, сегодня твоя опека была не лишней!
Коридор пуст. Это значит, Алена уже отложила мелкие дела, назначенные на десять. Я выбрала из связки ключ, воткнула в замок. Заедает. Наверное, все же придется его менять.
- Давай открою.
Появившийся неожиданно человек забрал у меня ключи, отстранив от двери. С волос на лицо мне стекали капли дождя, очки также хранили на стеклах остатки влаги, что мешало смотреть. Я и не заметила, как вся промокла, пока шла из управы. Когда замок поддался, незнакомец толкнул дверь, повернулся ко мне, протянул носовой платок:
- На, промокни лицо. Полотенце есть? Ты вся мокрая.
- Нету.
Я с удивлением рассматривала свозь мутные очки странного посетителя, который между тем легонько подталкивал меня в кабинет.
- Жди. Я сейчас.
Он исчез, а я осталась стоять там, куда меня поставили, до тех пор, пока он не появился вновь с полотенцем в руках. Я была в полной растерянности, не понимая, откуда, с какого неба свалилась на меня такая забота.
- Что, так и будем стоять? Повернись, спину промокну. Поверх платья, не волнуйся.Волосы тоже...
Я, наконец, включилась, оттолкнула его.
- Я сама. Вы кто такой?
- Игорь.
- Какой еще Игорь?
- Утехин.
Я остолбенела, невольно нахмурив брови. Тип, из-за которого я только что огребла по самые уши, стоял передо мной, глядя совершенно неподкупно и невинно. Естественно, что вульгарное обращение на "ты" и близко не подействовало на меня так, как эта скабрезная фамилийка.
- Всё-всё, - он поднял ладони вверх, отступая к двери, - ухожу. Просто мимо проезжал.
Он ушел, оставив у меня свое полотенце и запах какого-то диковинного парфюма.
Некоторое время я сидела неподвижно за столом в попытках осмыслить события дня. Но голова была пуста. Тогда я переключилась на наведение порядка на столе. Перво-наперво вытереть пыль. Переставила телефон, переложила с одного конца стола на другой стопку сегодняшних дел, а оттуда сюда пачку еще не отписанных. Ежедневник тоже не на своем месте - подвинуть. Поза-позавчерашние газеты - вообще в корзину... Стоп! На глаза попалась крошечная статейка. Взгляд проскочил бы мимо, если бы не набившая за день оскомину фамилия "Утехин". Газета была из тех, что принесла по моей просьбе секретарь. Но не местная, а столичная. Наверное, поэтому я не уделила ей должного внимания. В статье говорилось о самоубийстве некоего бизнесмена Григоришина, который разорился и впал в миллионные долги по вине этого самого Утехина. Об этом извещала предсмертная записка.