Хорошая девочка Лида

Хорошая девочка Лида….
Она была похожа на маму, по крайней мере цветом волос часто называемых – вороново крыло.
Выросшая в Петербурге, который в то героическое время был еще Ленинградом, и привыкшая к серым городским воронам она искренне не понимала, почему крыло вороново должно быть черным, но это не суть, важно то, что она была черноволосой и черноглазой, что обращало на себя внимание среди бледных светлоглазых с невразумительным цветом волос одноклассниц.
Помимо этого, все девчонки в десять лет хотят носить косы или то, что получается в результате заплетённых жиденьких волосиков, а ее стригли довольно коротко не так конечно, как мальчиков в те годы, а скорее, как мальчиков годы спустя, когда времена изменились и комсомольские патрули на улицах перестали распарывать стилягам узкие штаны и отрезать модникам «коки».
Семью ее сложно было назвать благополучной. Папа, да и мама тоже трудились на судоремонтном заводе и если мама пыталась сохранить остатки респектабельности, как сохраняла медную табличку с фамилией на двери ныне коммунальной, а когда-то принадлежавшей ее деду квартиры, то папа, кичившийся своим пролетарским происхождением, всячески демонстрировал свое пренебрежение условностям.
Воспитывая тещу, «из бывших» при помощи сапога летевшего в ее сторону при малейшей попытке заглянуть в их комнату он тем самым указывал ей ее место в этом новом мире.
 Это его развлекало, когда он был как обычно под градусом и успокаивало, когда, впрочем, тоже как обычно доводилось ему страдать от абстинентного синдрома.
Поэтому теща которой удалось сохранить кое-какую мебель от родителей и стащившей ее в узкую как вагон об одно окно бывшую комнату прислуги, превратив ее в помещение складского типа в бывшую столовую, где обитали дочь с зятем и внучкой девочкой Лидой заглядывала только по большой нужде, когда без этого невозможно было обойтись.
Делала она это весьма осторожно, вначале чуть-чуть приоткрывая дверь и только осмотревшись и убедившись, что зятя нет или тот спит поворотясь к стене позволяла себе сделать шаг в бедно обставленное помещение, будучи все время начеку, ибо сапоги зять носил кирзовые, тяжелые и метал их почти без промаха.
В большой почти двадцати пятиметровой комнате с высокими потолками современная «стенка» из полированной ДСП смотрелась нелепым набором шкафов стоящем вдоль стены заканчивающейся большой покрашенной голубой краской голландской печью, оставшейся от прежних времен и утратившей свое назначение в связи с появлением батарей центрального отопления.
У противоположной стены стоял разбитый диван-книжка прикрытый скрывающим рваную обивку со следами мочи на ней куском гобелена с бахромой по краям.
На нем, по обыкновению лежал хозяин в дреме и изрядном подпитии или же страдающий после него недугом.
В углу возле одного из двух больших окон был устроен детский уголок, состоящий из маленькой древней оттоманки, служащей Лиде ложем и секретером, за которым она делала уроки и который отгораживал ее от остального жилища, создавая иллюзию защищенности и интима.
Завершал обстановку стоящий по центру большой обшарпанный стол с полудюжиной «венских» стульев вокруг.
На высоте пары метров из угла в угол была протянута бельевая веревка на, которой висели две пары Лидиных штанишек в цветочек одни короткие другие подлиннее, с ножкой, третьи, любимые голубенькие из имеющихся в наличии были теперь на ней. Мамины розовые панталоны соседствовали с папиными семейными трусами из бывшего когда-то синим сатина и дырявыми носками.
Обстановочка, депрессивная с современной точки зрения в те далекие времена никого не шокировала и даже не удивляла, поскольку в большинстве домов она была похожей.
Бабушка – бывшая наследница квартиры предлагала дочери взять хоть что-нибудь из мебели красного дерева, захламлявшей ее небольшую комнатку, и та была бы рада, но идя на поводу у мужа-патриота, презирающего все отжившее и дореволюционное, с сожалением отказывалась.
А мужу каждый день нужно было на бутылку, а это два восемьдесят семь на тридцать дней, а он всего-то приносит сто сорок, вот и крутись, как хочешь.
Хорошо хоть сама не меньше его получала, на то и жили.
Но Лида росла, не замечая ни алкоголизма отца, трезвым-то он никогда и не бывал, и она не представляла себе его трезвым, ни выбивающейся из сил матери, пытавшей создать хотя бы иллюзию благополучия.
Подросшую девочку она водила в театры, очень радовалась, когда ей доводилось пригласить в пару дочери мальчика-одноклассника или просто знакомого – сына друзей.
Все что удавалось заработать она тратила на то, чтобы пристойно одеть дочку, совершенно махнув рукой на себя, донашивала и перешивала старые вещи ради того, чтобы купить у спекулянтов в туалете Гостиного двора для дочери дефицитные тогда колготки что бы та могла носить модную короткую юбку, не сверкая при этом голым телом над резинками и верхним краем чулок.
Превращаясь в девушку, она казалась немного странной. Не имела подружек, с которыми можно было делится секретами. Единственной ее подругой была мама, которой она многое, но далеко не все открывала.
Ребята, которым иной раз доводилось провожать ее не приходило в голову хотя бы потискать, пощупать грудь, да просто поцеловать.
Однажды один попытался, но наткнулся на оскаленные в улыбке плотно сжатые зубы, скользнул по ним своими, испытав неприятные ощущения и языком, дабы понять, что поцелуя не будет.
А она так и стояла с застывшей улыбкой, от вида которой желание целоваться с ней пропадало напрочь.
Это потом через не такие уж многие годы когда она станет женщиной и узнает, что мужчина любит не ту, которая Христа ради уступает ему и позволяет воспользоваться ее влагалищем для удовлетворения заложенного в него естеством желания, которое он, впрочем в состоянии удовлетворить при помощи нескольких пальцев руки, а ту которая производит сие действо с удовольствием с желанием не меньшем, а то и большим нежели он и вознаграждает его и конечно себя оргазмом столь высокого уровня что все остальные чувства пред ним вянут и осыпаются как отцветшие цветы.

Но это все потом, а сейчас она так бережет свою единственную ценность – девственность искренне считая, что каждый мужчина готов на все чтобы заполучить сие невиданное сокровище, что все иное было неважно.
И, забегая вперед каково же было ее удивление, сказать больше – шок оттого, что ее первый недолгий муж за которого она вышла дабы насолить приятелям парням, не оценившим ее общества и, о кошмар даже не покушавшихся на ее невинность, вполне обходясь девушками более доступными.  Он, после первой же брачной ночи вместо ожидавшегося от него восторга высказал претензию в плане того, что у него болит член от того, что ему пришлось полночи целку ломать.
У Лиды обрушился мир. Оказалось, что так тщательно сберегаемая ею ценность не оценена по достоинству, мало того, почти обругана.
Она в тайне считала себя роковой женщиной. В моменты самоудовлетворения представляла как она бурно оргазмирует сводя тем самым мужчину с ума который от обладания ею и так на седьмом небе от счастья.
Сейчас же она не испытала ничего, кроме неловкости, когда он безо всяких брачных танцев и подготовок снял трусы и она узрела это, совсем не так ужасно она себе это представляла, ей стало страшно оттого, что сейчас это будет погружено в нее, а он по-хозяйски согнул ей ноги в коленях развел их в стороны потрогал письку пальцами, слегка раздвинул срамные губы и, прицелившись воткнул, входило плохо она не готовая к соитию ойкнула, пока еще от страха он же, обнаружив преграду удивился  и по сухому протолкнул вперед она вскрикнула не столько от несильной боли сколько от неприятного жжения и непривычного ощущения присутствия в ней постороннего предмета….

Лида закончила школу и поступила в техникум по-прежнему сберегая свою невинность и лелея чувство превосходства над подружками, которые давно от этой обузы избавились
Трудно встречаться с парнем, не давая ему взамен ухаживаний, подарков и оплаты развлечений ничего.
Было в группе несколько приезжих из провинции девочек в прямом смысле этого слова но одна исполняла всем желающим минет с проглотом, вторая практиковала петтинг, позволяя парню все, кроме самого акта и разряжала его орудие при помощи изощренной мастурбации, третья же подобно Лиде пробавлялась онанизмом, приобретя по случаю дилдо, но использовала его только для анальных  ласк опасаясь повредить девственную плеву.
Кончилось это правда тем, что однажды по пьяни она все-таки дала другу в очко, информации эта стала доступной и девушка, оставаясь, по сути, таковой превратилась впоследствии в по-своему популярную особу, оказалось, что существует масса охотников до этого несколько экзотического, но оттого не менее интересного способа удовлетворить свою страсть. 
Все остальные однокашницы давно имели более-менее постоянных кавалеров, с которыми вяло или бурно перепихивались время от времени, разнообразия ради меняясь партнерами.
И только Лида держалась стойко и мужественно. Ни тебе минетов ни анального секса, ни даже банального петтинга, то есть, по сути, обрекла себя на скучную одинокую, потому что какой друг мужеского полу захочет общаться «на сухую» жизнь.
Однажды она почти решилась, ну не на «фак», конечно, а на некое действие, которое для себя условно окрестила развратом.
Будучи приглашенной к одногруппнице на день рождения, позвала с собой старого, еще с детства знакомого на которого когда-то имела виды, но в связи со своей же недоступностью надежды утратила, но как выяснилось не до конца.
Парень, у которого вечер оказался свободным согласился, без надежды правда трахнуть Лидочку, но с надеждой подобрать что-нибудь на месте.
Встретились они в новом районе, куда наконец-то дотянулась нитка метро и он стал почти доступным.
В двухкомнатной квартире именинницы оказались три пары и Лида с другом. После формального знакомства ритуальных поздравлений и закусок под портвейн «Горный цветок» - большой деликатес в те давние времена, парни вышли покурить и сразу обсудили насущное. Во-первых, пересчитали наличность дабы убедится, что если вина не хватит – то хватит ли на две «маленькие», которые парень хозяйки на всякий случай приметил в ближайшем гастрономе.
Поделили, кто какую девушку танцует и соответственно имеет, тут неожиданностей не было, кто того привел, тот того и е…
Похоже Лидин ухажер сегодня остается без сладкого, ну что же – знал на что шел.
Спустя час свет в комнате погасили, хозяйка дома с другом удалилась в родительскую спальню, а две пары разошлись по углам и оттуда издавали недвусмысленные стоны, конечно, ничего криминального там не происходило, так обычные поцелуи с проникновением в крайнем случае в пазуху и как верх разврата ощупыванием сквозь ткань платья резинок, удерживающих чулки. 
У стола остались Лида с кавалером. В комнате было еще два свободных угла, довольно темных, чтобы уединиться, тем более что по условиям игры, пары не должны были замечать друг друга и каким-то образом обращать на себя внимание.
И если у парня алкоголь и звуки чужой страсти сопровождались совершенно естественной в юном возрасте эрекцией, то у Лиды они вызвали панический страх.
Она живо представила себя на месте тех девочек, повизгивающих от страсти и желания и в любой момент могущих лишиться девственности, с которой, честно говоря, они давно простились и не нашла ничего лучше, вполне может быть, не понадеявшись на собственную стойкость, как покинуть это гнездо разврата сославшись на какую-то совершенно дикую причину.
Сопровождающему Лидию юнцу, прижимавшему стоящий член к животу, пришлось сбивчиво в пустоту, дабы не отвлекать влюбленных друг от друга попрощаться и не солоно хлебавши, выпив на прощание утешительный фужер «Горного цветка» отбыть в сторону метрополитена.

Всю дорогу он любовался каменным и озабоченным лицом Лиды, угнетенной, замеченным ею в себе самой интересом к тому безобразию, которое она видела, мало что интереса, жгучего желания поучаствовать в этом лично и, о ужас почувствовать на своем теле чужие руки.
Она содрогнулась непонятно от желания ощутить или от ужаса возможного ощущения.
Чужая страсть сыграла с ней злую шутку. Если своему яркому воображению она и позволяла иногда представить нечто подобное не в отношении себя, конечно, а в отношении некоего неизвестного лица.
То теперь живой звук пусть смутный, но все-таки вид и даже, как ни странно, запах наложившийся на одурманенное алкоголем сознание привели ее в состояние крайнего возбуждения.
И хотя для нее правильным и естественным, с зовом естества бороться глупо, было бы смириться и уступить кавалеру, к которому она была слегка неравнодушна малую каплю сверх дозволенного, ну наконец разрешить себя поцеловать, чтобы не выглядеть уж совсем «белой вороной».
Но ужас оказаться такой-же «бабой», как и ее наперсницы признав тем самым, что и ей не чужды простые человеческие чувства оказались выше ее сил.
Видит Бог, как потом она корила себя за упущенные возможности и за глупость ведь могла бы давно наслаждаться жизнью.

Через два с лишним года, после того как Лида успела «сходить замуж», родить ребенка и развестись довелось ей повстречаться с тем самым юношей, который сопровождал ее в тот самый незабываемый вечер, когда она впервые почувствовала в себе влечение, о котором столько думала потом и которое тогда задавила в зародыше чем обрекла себя на годы жизни без наслаждения.
Когда парень, уже взрослым, почти мужчиной, отслужившим в армии, встретился ей у подруги и, теперь-то она не пропускала таких моментов, окинул ее сохранившуюся фигуру оценивающим взглядом она едва сдержалась чтобы не ухватить его за член. Смиренно молчала, боясь спугнуть, всем своим видом давая понять, что готова на все.
Он поддался соблазну и не пожалел. Забавно было наблюдать как девица, еще недавно болезненно сберегающая свою девственность дрожащими руками, расстегивали его низко сидящие с клешем от бедра брюки в полоску и утыкается носом в стоящий колом член прикрытый тонкими, белого трикотажа трусами.
С шумом и наслаждением втягивает в себя воздух, пахнущий молодым мужским телом и немножко потом. Стягивает штаны, а трусы оставляет для того, чтобы продлить удовольствие и сначала ощупать пульсирующий орган сквозь ткань потом влезть в них через низ руками, покатать в ладонях яички и только потом согревая дыханием оттянуть резинку и обнажить влажную головку которую тут же обхватить губами, погрузить в рот и продолжать ощупывание уже языком, ощущая как напрягаются мышцы его живота, вытягиваются ноги, до самых кончиков пальцев, а руки ложатся на ее затылок и, вначале медленно, потом все увереннее начинают задавать темп поступательным движениям. 
Она напрягает шею и тут же возвращает голову в исходное положение, он нажимает она утыкается носом в жидкие волосы на лобке, погрузив эрегированный орган в себя и снова отпускает его на свободу он помогает себе и ей приподнимая бедра навстречу, но Лида, опасаясь преждевременной разрядки сбавляет темп и наконец остановившись отпускает мокрого удальца наружу и трется об него щекой.
Он открывает прикрытые в истоме глаза и видит ее взлохмаченную голову и раскрасневшееся лицо. Она стоит на коленях промеж его ног платье ее собралось на бедрах и из-под него торчат верхние края нейлоновых чулок, закрепленных спереди и сбоку широкими резинками.
Он подобрал подол и потянул его вверх показалась кружевная оборка скользкой комбинации, рутинной вещи дамского туалета в те времена и высокие плотно сидящие черные трусы….
 
Парень хмыкнул. В своих эротических фантазиях, касающихся ее и скрашивающих его ночной досуг в красной армии она всегда представала в черных трусах именно таких, какие он не единожды подростком увидел на молодой женщине, которая на отдыхе в пансионате, где он был с родителями совершенно бесстыдно при нем переодевалась, не считая это для себя зазорным, возможно так как видела его ребенком, а может и не так, просто таким образом она получала некое сексуальное удовольствие заголяясь и наблюдая за мальчишкой с открытым ртом не сводившим с нее глаз.
Соседка, дождавшись, когда родителей не будет в комнате одним резким движением поднимала и снимала платье и оставалась в трусах и лифчике, который тоже быстро расстегивала и поворачивалась к нему чтобы он увидел ее крепкую почти не отвисшую грудь с коричневыми сосками и большими коричневыми окружиями, наклонялась так чтобы грудь покачнулась поднималась и проводила по ней руками с улыбкой глядя на покрасневшее лицо мальчика.
Да-да именно мальчика, сколько ему тогда было? Тринадцать – четырнадцать, так что по мнению взрослых - совершеннейший младенец.
Но насколько он себя помнил – после каждого сеанса стриптиза уединялся в туалете дабы заняться онанизмом.
С тех самых пор черные трусы на женщине служили для него неким фетишем, триггером….

Вот и теперь, к удивлению своему, получив именно то, что представлял в своих фантазиях почувствовал, как внутри в секретном месте между мошонкой и анальным отверстием непроизвольный спазм сладко до ломоты напряг внутренние мышцы и подержав ослабил, приближая оргазм.
Поднимая подол выше и выше снял платье вместе с комбинацией через голову кинул на кресло, полюбовался молодым еще телом в чулках, закрепленных на поясе, покоящемся на бедрах и прикрываемым резинкой трусов. Из черного же лифчика он просто выпростал груди оставив их лежать поверх кружевной ткани и взявшись за трусы потянул их вниз.
Открылся лобок курчавый, густо заросший черными волосами, а чего ждать от жгучей брюнетки.
Он провел по волосам тыльной стороной ладони и стянув трусы до щиколоток освободил ноги.
Подвел Лиду к кушетке, слегка подтолкнул предлагая сесть, она присела на край он толкнул ее в плечи и она, откинувшись на спину, насколько позволяла поза раздвинула ноги.
Он рассматривал густые жесткие волосы, приоткрывшийся влажный узелок под ними резинки удерживающие чулки, казавшиеся темными по сравнению с телом, вывалившуюся, поддернутую лифчиком грудь.
Тело, выглядящее почти растерзанным, но вместе с тем манящим и желанным.
Он смотрел на ее приоткрытый рот с красивыми губами, которые только что ласкали его член. Весь вид лицо и фигура источали такое желание даже не желание, а страсть, что ему даже стало немного боязно, как бы она его не съела.
А ведь какая скромница была, куда все подевалось.
Скромница же вдруг подтянула ноги, согнув их в коленях и мимоходом продемонстрировав промежность перевернулась и встала в коленно-локтевую позу поворотясь к парню задом широко раздвинув ноги тем самым демонстрируя ему сразу две точки приложения сил и предлагая незамедлительно любой из них воспользоваться. 
И если нижняя истекала соком набухала и ждала, верхняя стыдливо скукожилась и изображала из себя узелок-недотрогу.
Вот с нее-то он и решил начать.
Он чувствовал, как она ждет. Ожидание можно было потрогать, и он не преминул дотронуться до зажатой дырочки пальцем, она видимо ожидавшая прикосновения к другой зоне вздрогнула и ойкнула, было видно, как напряглось место, отвечающая за вход в сей особый сектор.
Осторожно, чтобы не сделать ей больно он начал погружать палец в глубину и, к его удивлению, преодолев вход она приняла его теплом и простором, да и вход значительно расширился так, что второй палец вошел уже легко она начала двигаться ему навстречу понуждая делать поступательные движения.
Не на долго его хватило, прицелившись он пристроил к отверстию головку и стал надавливать, а так как он делал это впервые не сразу получилось, все-таки член был потолще двух пальцев. Было боязно и немножко больно, значительных размеров орган никак не входил, а он боялся порвать ее.
Тогда, неожиданно для него сбоку просунулась рука крепко взяла его за ствол и медленно, но уверенно ввела его в себя до половины, остальное было делом техники, на выдохе своем и ее он вошел до конца, задержался на пару секунд и отправился в обратный путь. 
Все эти телодвижения не могли не отразится на продолжительности акта, возбужденный без меры, приятно удивленный силой мышц той полости, в которую он сегодня впервые в жизни проник произвели на тело и дух юноши соответствующее воздействие и разрядка последовала весьма быстро.
Не настолько быстро, чтобы оба участника не успели насладится взаимным слиянием, но и настолько долго как желали бы того юные истомившиеся по ласке организмы.
Надобно сказать, что тут они не обидели друг друга. Она за те минуты пока он проводил манипуляции с ее телом умудрилась по-тихому кончить дважды, а он, само собой разумеется, разрядил свое орудие полностью залив все что можно и нельзя…

К возрасту, бальзаковской дамы в который она стремилась и к коему приближалась наконец-то завела себе шляпу с полями, о которой мечтала с юности говоря всем интересующимся, что, когда будет взрослой дамой, обязательно будет носить шляпу с полями, угрозу исполнила и чем дальше – тем больше становились эти поля.
К тому же возрасту научилась она так быстро и легко достигать оргазма, причем количество повторов порою было пугающим за что среди знакомых мужчин заслужила прозвище «кончитта».

Кончала «кончитта» при каждом удобном случае, иной раз и до акта как такового дело не доходило достаточно было поцелуев и проникновение рук партнера к эрогенным зонам которых у девушки было довольно. Грудь, само собой половые органы, но самой безотказной были бедра наружная и особенно внутренняя часть.
Достаточно было мужчине провести руками по ее бедрам, как она тут же импульсивно сжимала ноги отчего в паху случался легкий спазм и первые признаки приближающейся развязки. Ноги медленно расходились и покрывались мурашками в ожидании момента, когда рука коснется упругой ляжки изнутри и… потечет в буквальном и переносном смысле этого слова.
Она, конечно, старалась заканчивать незаметно для партнера, тогда ей казалось, что это правильно, потом-то она поняла, что тем самым лишает радости не только себя, но и друга, который в нужный момент услышав и увидев какое наслаждение он своими действиями доставляет даме получает дополнительный импульс в виде укрепления эрекции и повышения либидо.
Это потом, уже в третьем браке, когда ее крики стали беспокоить не только подросших детей и даже соседей по дому пришлось обращаться к специалисту, который переучивал ее на более спокойное выражение своих эмоций. Кончать ей никто не запрещал, но предлагалось делать это тихо, как она умела когда-то в юности.

Потом правда пришлось учиться заново. Но возраст и третий брак вносили свои коррективы.
Уже не было того азарта и желания жгучего до судорог.
Она все также легко кончала, но острота оргазмов каждый год стиралась и стихала.
Муж, который тоже не молодел вполне довольствовался разом в неделю, а порою и реже.
Кавалеры, которые раньше были всегда наготове куда-то пропали. Наверное, тоже состарились, а молодым эта тетка, одетая в нелепую шляпу с полями, яркий костюм и черные чулки было совершенно неинтересна.
На похоронах матери она появилась в сохранившемся с давних пор кримпленовом пальто лимонного цвета, голубой шляпе и коричневых туфлях, чем вызвала ропот среди старух пришедших проводить «Тортиллу», такое прозвище та носила после восьмидесяти.
Однако ее это не занимало, она сама скоро станет прабабкой. Сказался ранний спонтанный брак и мгновенная беременность.
Вечером перед сном она спровоцировала мужа на близость и быстро и почти беззвучно кончила.
Хорошей девочке Лиде на Крещение исполнилось семьдесят…

Январь 2024г.                Санкт-Петербург