Сегодня все говорят о сортировке мусора и редко кто о том, что пора бы уже поменьше производить его вокруг себя.
В моём деревенском детстве мусора почти не было. В магазин шли со своей тарой: полотняными мешочками для сахара, соли, круп и макарон, со стеклянными банками для сметаны, повидла или томатной пасты. Сливочное масло и копчёную селёдку продавцы упаковывали в вощёную бумагу. Конфеты, печенье и пряники – заворачивали в бумажные кульки, и меня всегда удивляло, до чего же ловко они их скручивали. Ну, просто в мгновение ока. В промтоварных магазинах в арсенале упаковочных материалов вообще ничего кроме рулона бумаги и бечёвки не было.
При этом ничего из одноразовой «тары» не пропадало. Бумага шла пионерам в макулатуру, засаленная – на растопку печки. Бечёвкой мама подвязывала помидоры. А если вдруг что-то покупалось в деревянном ящике, так этому ящику цены не было. И чего только наши мужчины из его дощечек не делали! От клетки для кроликов до сиденья снегохода! И это в Сибири, где лес рос сразу за огородом. Думаете, это скаредность? А по-моему – бережливое отношение к природе. Чтобы дереву вырасти лет двадцать-тридцать надо. Для ящика одно уже свалили. Так зачем губить следующее, если можно использовать уже имеющиеся доски и голову.
Вот такие мысли одолевали меня, когда при въезде в Могилёв увидела большущий плакат, призывающий к правильной сортировке мусора. «Стоит начать, ведь это ничего не стоит» – как бы говорил с него мужчина, складывающий осеннюю листву в контейнер для компоста. И вроде всё на этом плакате верно, но что-то меня всё-таки смутило. Понять, что же именно, я не успела, потому что мы добрались до центра города, и в автобус вошёл местный гид непривычного вида: высокий, в какой-то чёрной хламиде почти до пят и высоком остром колпаке на голове. Представился Звездочётом, предупредил, что несмотря на то, что ему привычнее предсказывать будущее, прошлое Могилёва он знает тоже не понаслышке и пригласил нас следовать за ним.
Мы высадились у Аллеи героев, где вдоль улицы фотографии и описание трудовых и ратных подвигов тех уроженцев Могилёва и Могилёвской области, которые удостоены звания Героя Советского союза. Их 104. Среди них и Отто Юльевич Шмидт – математик, географ, астроном, исследователь Памира и Севера. Внизу, на клумбах под стойками распускаются тюльпаны. Торжественно и красиво. Спасибо вам,белорусы, что не забываете легендарного прошлого нашей когда-то общей страны, помните о нелегких буднях и отваге отцов и дедов.
Читая фамилии героев дошли до Площади славы. На самом её высоком месте, на стелле – богиня победы Ника. Она смотрит на город, а позади неё, внизу современная магистраль и мост, в том месте, где Днепр делает петлю, превращая противоположный берег в полуостров. В начале прошлого века не было там, конечно, ни магистрали, ни моста, ни многоэтажек. Но вид всё равно был чудесный и именно о нём писал своей жене последний российский царь, когда Ставка Верховного главнокомандующего из Барановичей переместилась в Могилёв, и Николай II поселился в губернаторском доме, который стоял там, где сейчас, по иронии судьбы, установлен монумент, посвящённый памяти павших в борьбе за советскую власть. И Звездочёт подробно описал нам Могилёв 1915-1917-ого годов.
– С переездом Ставки провинциальный город сделался почти столицей. Вместе с императором сюда перебралась часть Двора, всё командование, тысячи высших офицеров, высший свет, миссии посольства европейских стран, столичная оперетта, труппы нескольких ведущих театров Петербурга. И жизнь в Могилёве забурлила и понеслась. В этом здании, – Звездочёт показал на краеведческий музей, – в те времена было управление дежурного генерала. Здесь разрабатывались стратегические военные планы, велись переговоры, согласовывались дипломатические ходы.
Мы снова садимся в автобус, едем и оказываемся рядом с очень красивым кирпичным строением. На крыльце – скульптура чеховской дамы с собачкой.
- Это областной драматический театр. Он старейший в области, основан ещё в 1888-ом году. Во времена пребывания Ставки в Могилёве в театре каждый вечер был аншлаг. Царь присутствовал на премьерах. А ещё в нём оборудовали кинозал, где Николай II смотрел военную кинохронику, ведь Первая мировая шла полным ходом. На фронтах гибли солдаты, а в домах местной знати устраивались званые обеды и балы, могилёвские девушки флиртовали с офицерами Ставки и представителями посольств и учреждений, эвакуированных из оккупированных районов. Ну, сами понимаете, кому война, а кому мать родная жениха с положением подыщет.
Едем дальше. Звездочёт продолжает:
- Ещё больше оживал город, когда на могилёвский вокзал особым поездом прибывала Александра Фёдоровна с дочерьми. Тогда даже узкие улочки заполнялись автомобилями, а в гостиницах «Бристоль» и «Метрополь» не было свободных номеров. Отель «Метрополь и сейчас существует, а в здании, где был «Бристоль» теперь находится Государственное училище культуры.
И мы посмотрели из окна автобуса на оба этих заведения и подъехали к магазину «Перекрёсток». Вроде бы обычный магазин. Таких в городе, что блох у Жучки. Ан нет: когда-то здесь была галантерейная лавку Бернштейна, и в неё, гуляя по улице, любили заходить за покупками юные царевны – дочери Николая II.
- Последний российский самодержец был очень набожным, не пропускал ни одной православной службы. В церкви широко крестился и после каждого богослужения подходил к священнику за благословлением. Чтобы царю было удобно добираться до Никольской церкви, туда от губернаторского дома на личные средства императора проложили асфальтовую дорожку, – рассказывал Звездочёт пока нас везли к Свято-Никольскому женскому монастырю.
- Первую деревянную церквушку для монастыря поставили ещё в 1637 году. Через 35 лет возвели кирпичную, неотапливаемую. Но необходимого покоя не было: шведы приходили – грабили, татары – разоряли, калмыки – жгли. В конце концов инокини не выдержали и в 1719 году перебрались в Барколабовский монастырь, а в Свято-Никольском начала действовать мужская обитель, которая в 1754-ом тоже закрылась. Остался только приход. В самом конце 18-го века при архиепископе Георгии Конисском (о нём чуть позже) рядом был построен зимний Онуфриевский храм. Вот в таком виде и застал этот комплекс Николай II. В годы советской власти, когда епархия прекратила своё существование, храмы служили то книгохранилищами, то тюрьмой. В 1989-ом с возрождением епархии началось возрождение и монастыря. Всё отремонтировали, отреставрировали, возде провели отпление, построили двухэтажный корпус для насельниц. Сейчас 18 монахинь несут в обители своё послушание: молитвенное, церковное, в трапезной, на кухне, в цветниках на территории монастыря и на огороде. Ну, вот мы и приехали. Сразу хочу вас предупредить: фотографировать в храмах нельзя. Монахинь – тоже. Только цветочки.
Ворота монастыря: с одной стороны изображение Святого Николая, с другой – местночтимого святого Георгия Конисского. Повязываем платочки, входим. Инокини заняты своими делами, но если кто-то обращается с вопросом, кратко отвечают. В храме более разговорчивы, объясняют куда какую свечку поставить, кому отдать листочек с именами для поминовения и молитвы. В прения не вступают даже если кто-то провоцирует. Муж ставит свечу за упокой души своего отца Николая. Я рассматриваю могучий, сияющий золотом иконостас и иконы Белыничской Божьей Матери и «Благодатное небо». Подхожу к прижизненному парадному портрету Николая II, найденному в Могилёве в доме одного предпринимателя. Над головой у самодержца тоже нимб. Вопросов инокиням я не задаю.
А на улице благодать: солнышко во всё небо, лёгкие пёрышки облаков, подгоняемые весенним ветром, играют в догонялки. На клумбах тюльпаны, нарциссы, гиацинты, примулы. Аккуратно побеленные фруктовые деревья в цвету, зелёная лужайка вокруг них, две матушки о чём-то совещаются, стоя на дорожке.
Возникший из недр храма Звездочёт сообщил, что в августе от этого монастыря к дому Георгия Конисского совершается крестный ход. Но поскольку на дворе ещё даже не лето, мы поедем туда на автобусе и по дороге он нам всё расскажет.
- А начну я с того, что царственные особы посещали Могилёв и прежде Николая II, – приступил к повествованию Звездочёт. – В мае 1780-го года сюда прибыли главы аж двух империй: Екатерина II и соправитель Австрии и король Священной Римской империи германской нации Иосиф II. Причём, последний явился инкогнито, в мундире капитана австрийских войск, без орденов и со свитой всего в тридцать человек. Правда, сопровождаемый от самой границы генерал-фельдмаршалом Румянцевым, что не могло не навести на мысль губернское начальство, и оно на всякий случай предоставило этому «капитану» самый респектабельный и красивый дом в городе. Построенный в стиле позднего барокко, в те времена он принадлежал купцам Антошкевичам, а сейчас в нём находится филиал музея белорусского художника Бялыницкого-Бирули. Через двое суток, утром, когда Иосиф II ещё, стоя на коленях, молился в костёле иезуитов, колокольный звон и гром расставленных по городскому валу пушек возвестили жителей Могилёва о приближении императрицы. Около специально построенной к приезду Екатерины II триумфальной арки её встретили члены магистрата и в знак верноподданства преподнесли ей символические ключи от города – золотой и серебряный. Потом католический епископ Сестренцевич с духовенством приветствовал императрицу при костеле кармелитов, православный епископ Георгий Конисский – при соборной церкви Святого Спаса, где состоялась богослужение, после которого Екатерина отправилась на Шкловское предместье во дворец, «где нашла ожидавшего Ея Императора, который подойдя к Ней, поцеловал Ее в руку, а Она Его по русскому обычаю в лице». Затем они удалились, чтобы договориться, против кого будут дружить. Договаривались неделю, потом в присутствии их обоих епископ Георгий Конисский заложил в Могилёве храм во имя праведного Иосифа и главы двух могущественных империй отбыли в одной карете в сторону Петербурга.
Мы осмотрели все связанные с этими событиями достопримечательности и остановились у дома Георгия Конисского, о котором Звездочёт обещал рассказать подробнее.
– Родился Григорий Осипович в 1717 году на Украине. Двадцати шести лет от роду окончил Киево-Могилянскую академию, был там ректором, одновременно преподавал богословие. В 27 лет постригся в монахи Братского монастыря и принял духовное имя Георгий. В 1755-ом Конисского назначили епископом и он переехал в Могилёв. Здесь он через два года открыл типографию, а через десять – выступил на приёме у короля Речи Посполитой с словом в защиту православного населения Беларуси. И эту речь, как образец веротерпимости перевели на многие европейские языки. Георгий Конисский был инициатором открытия Духовной академии при Могилёвском Спасском монастыре. Он стремился к распространению и расширению русской письменности в Беларуси, пропагандировал идею объединения русского, белорусского и украинского народов. Как проповедник и оратор Конисский особенно известен своей речью к Екатерине II: «Оставим астрономам доказывать...» Как автора его знают по «Правилам поэтического искусства», трагикомедии о «Воскрешении из мёртвых», по интермедиям и стихотворениям, которые высоко оценил А.С.Пушкин, сказав: «Георгий есть один из самых достопамятных мужей минулого столетия. Жизнь его принадлежит истории».
Дом, перед которым мы стоим, считается памятником архитектуры эпохи позднего барокко. В нём Георгий Конисский жил и работал, когда стал архиепископом Могилёвским, Мстиславским и Оршанским. В нём он и скончался в 1795-ом году. А теперь я хочу показать вам одно интересное место. Там мы и попрощаемся, – сказал Звездочёт и мы двинулись в путь.
Пока шли, посоветовал, куда нам сходить после обеда и что посмотреть. Через пару кварталов остановился на площади перед 12 металлическими, составленные в полукруг стульями. В центре диаметра – телескоп, рядом с которым – ещё один стул – высокий, больше похожий на стремянку. Звездочёт подошел к телескопу.
– А теперь каждый должен сесть на тот стул, на котором изображён ваш знак зодиака, и загадать желание. Оно обязательно исполнится. А я прощаюсь с вами. Оставайтесь здоровыми и любознательными! – обратился он к нам, взобрался на стремянку и, подняв правую руку к небу, превратился в единственный в мире памятник звездочёту.
Мы ошалело посмотрели на неподвижную фигуру, походили вокруг неё, недоверчиво потрогали металлическую левую руку скульптуры, убедились, что она холодная и, горестно вздохнув, пошли в кафе напротив, где нас ожидали «первое, второе и компот».
Утолив голод, отправились в Ратушу. Чтобы не заставлять обед долго околачиваться в желудке, пешком поднялись на самую макушку башни. Вид оттуда!!! Голубые купола Кресто-Воздвиженской церкви! Золотые – Спасо-Преображенской! А вот и Свято-Никольский монастырь! И окруженная флагами в преддверии праздника площадь Славы! И «ч;ден Днепр при ясной погоде»! И многоэтажки за ним чудны;! Короче, насладились и невооруженным и вооруженным телескопом глазом всеми 360-ю градусами окрестностей и пошли знакомиться с башенными часами. Но без объяснений смотрителя, это всего лишь двигающаяся груда металла. Хотя, как выяснилось, это и вправду некогда была просто куча металлолома, которую никому не известный часовщик-самоучка Геннадий Головчик выменял у одного сторожа вторчермета на пачку сигарет. А произошло это ещё тогда, когда Ратушу только собирались восстанавливать. В 1992-ом году заложили её фундамент и приблизительно тогда же инженер-сварщик Головчик случайно увидел старые чертежи Ратуши с часами и загорелся желанием сделать этот механизм. Но строительство на 16 лет застопорилось, а когда 2004-ом наконец началось, тогдашний мэр Могилёва В.И. Шориков предложил сделавшему к тому времени уже пять башенных часов Головчику сделать шестые – для Ратуши.
Вот тогда-то и стал мастер вытаскивать из выменянной кучи металлического хлама ненужные куски и при помощи головы и помощников с завода «Красный металлист» превращать их в нужные детали часового механизма. Восемь месяцев длилась кропотливая работа и часы были готовы. Причём, не простые часы, а настоящая могилёвская летопись. На шестерёнках записаны важные события в истории города. Смотритель продемонстрировал нам некоторые. Есть медальоны, которые выпадают из механизма в определённую дату. А есть секреты, которые часы откроют только через десятки лет.
– А теперь познакомьтесь вот с этим молодым человеком, – обратил наше внимание смотритель на фигуру, скромно стоящую перед закрытым окном. – Это Могислав.
Мы дружно посмотрели на железного юношу с трубой. Оказалось, что когда Ратуша была готова, мэру Шорикову захотелось, чтобы окно на башне открывалось, к его проёму подходил человек и трубил. Но музыканта, желающего ежедневно в определённое время исполнять специальную мелодию не нашлось, и тогда часовщик-самоучка предложил сделать трубача из железа. Тело он собрал всё из того же бросового материала, а голову изготовили его друзья Андрей и Оксана Воробьёвы. Парень получился хорош собою, безотказным и весьма профессиональным. В любую погоду подходит он к открытому окну и играет на трубе соответствующую случаю импровизацию.
Смотритель показал нам, как механизмы открывают окно и двигают фигуру музыканта. Но своего исполнительского мастерства юноша не продемонстрировал, – видимо, случай был не соответствующий.
Потом с небес творческого полёта часовых дел мастера мы спустились на грешную землю исторического музея. Привычные экспонаты: черепки керамики, первые железные орудия труда, предметы быта и украшения из различных материалов, портреты, картины с батальными сценами, панорамное изображение строительства той, самой первой кирпичной ратуши, которую разрушили в 1957-ом году. А ещё книги. Особенные книги. К одной из них прирос глазами муж, отдавший артиллерии два с половиной года военной кафедры, несколько месяцев сборов и стрельб и два года с хвостиком службы в Армии после института. Книга та называется «Великое искусство артиллерии». Автор её – уроженец Витебщины Казимир Семенович, и развёрнута она на фоне секиры, сабли и копья 17-го века, потому что издана в 1650-ом году. А на развороте – чертёж многоступенчатой реактивной ракеты. Вот так вот: примерно за 250 лет до Циолковского и, посчитайте сами, за сколько лет до нашего С. П. Королёва и до ненашего Вернера фон Брауна.
Меня привлекла другая книга – «Статут Великого Княжества литовского 1588 года». Язык Статута старославянский (он же старобелорусский), так как он был государственным в ВКЛ. Нынешние великие литвины страшно стесняются сего прискорбного обстоятельства и, пытаясь его скрыть, убрали раритет подальше от глаз посетителей музея Каунасской крепости. В начале девяностых я этот Статут там видела, а пару лет назад трижды обошла всю экспозицию и не нашла. Надеюсь, что его не уничтожили, а просто в запасники засунули. До лучших времён, так сказать.
Мы вышли из Ратуши о обнаружили, что светового дня ещё вполне хватит на неспешную прогулку «куда глаза глядят». А они, все пять (нечётный – фотоаппаратов) нацелились на мусорную тему. Смотрю теперь снимки и удивляюсь. Вот две нарядно одетые дамы с совком и веником в руках. Сметают со ступенек Ратуши тонюсенькие красные сердечки, которыми осыпали недавно вышедших из ЗАГСа молодожёнов. Вот два-три интересных мусорника, объединившихся в моей голове под заголовком «великое искусство сварки». Вот двое молодых военнослужащих подметают и без того стерильную площадь Славы. А вот ещё один оригинальный мусорник, сделанный из дула и колёс пушки времён Кутузова. Представляю, какую бурю чувств вызвал этот предмет городского интерьера у моего мужа – артиллериста по военной специальности и инженера-химика по гражданской. Наверняка вспомнил и Дмитрия Ивановича Менделеева, сказавшего, что «в химии нет отходов, а есть неиспользованное сырье», и часовщика Геннадия Головчика, давшего металлолому второй шанс.