Глава 5
Маленькая эгоистичная дрянь
Он стоял и молча, смотрел, как один человек ранит другого, подобно кинжалу вонзая в грудь острие нестерпимо жалящих слов. Ему было больно. Варфоломей видел, как Павлу было больно, но он стойко держался, сжимая до крови зубы, чтобы не сказать лишних слов, которые так и хотели слететь с его губ. Если бы сказал, она бы зацепилась бы за них и не простила. А так оставалась надежда, что она поймет его чувства и смерится с ними.
А так всё хорошо и мирно начиналась. Марина, поддавшись таки на уговоры Ягини, спустилась в мир Нави. Павел с нетерпением ждал её. Здесь во владениях Чернобога он наконец-то понял, почему в Параллельном мире ему было восемнадцать. Он жаждал поделиться своими догадками и воспоминаниями с той, которая была в этих самых воспоминания.
— Ты знаешь! Я теперь понял, почему мне там было восемнадцать, — именно с этих самых слов Павел продолжил свой путь к ней. — Именно в этом возрасте я был счастлив и был собой. В восемнадцать я встретил тебя в нашем сельском кафе на своих же проводах в армию. Я почти забыл твоё лицо, но тут как-то всё сопоставил и вспомнил. Это можешь быть только ты. Моя первая любовь.
Марина подтвердила его догадки, да, это была она. Но время неумолимо и ставит всё на свои места. Для молодой женщины Павел был одним из многих встреченных ей на своём долгом жизненном пути молодых мужчин. Для неё воспоминания о нем были легким летним ветерком.
Эта одна единственная встреча и была среди лета. Да, в сельском маленьким кафе, куда её двадцатитрехлетнюю привела восемнадцатилетняя подружка. Там были проводы двоих ребят на военную службу, одним из которых и был Павел. Он был весь в переживаниях о разрыве со своей девушкой. Марине просто хотелось его поддержать. Ну, она и поддержала в своем духе. Между ними ничего не было. Не подумайте плохого! Они просто танцевали ритмичные танцы в кругу таких же, как они. Да, была и медленная музыка. Да, они танцевали и медляк. Да, он держал её в своих объятьях, но это ничего не значит. Да, они после закрытия кафе пошли вместе пройтись и сидели рядышком и мило о чем-то беседовали под деревенским, звездным небом, но это ничего не значит. Да, он провожал её до дома, возможно держа за руку, но и это ничего не значит. Поцелуя не было. Если бы был, вот тогда всё это и что-то значило.
Как часто взгляды людей на одни и те же события оказываются совершенно разными. Для Марины тот вечер был шуткой, таким ни к чему не обязывающим событием. Для Павла же он оказался значимым, определяющим его дальнейшую жизнь. На фоне этого и разразился этот болезненный конфликт. Она словесно нападала, лучшая защита это нападение. Он же пытался объяснить. Как дороги ему были эти воспоминания. Как зародившаяся влюбленность в ту славную, теплую, летнюю ночь помогла ему выжить в армейских буднях. Будучи на ступеньках «запаха» и «духа» он думал о ней. Вспоминал ту милую, весёлую девчонку что радость и свет несла. Её святящиеся глаза, и гибкий стан. И ростом невеличка была она, что сердце он отдал.
Он спрашивал ребят о ней. «Она замуж вышла» — пришел ответ с гражданки. Бессилие и злоба овладели им на весь белый свет, на всех женщин в этом мире. Марина сама того не желая, да не ведая из Павла сотворила монстра. Эгоистичного, заносчивого, холодного, расчетливого повесу.
Как же всё в этом мире переплетено и тонко. Любовь, желания, встречи, расставания, надежны и мечтания — так разны, так важны и незначительны. Слова — могут вдохновить, успокоить, вдохнуть надежду, исцелить, но так же убить, растоптать всё живое, всё хорошее в человеке. У Марины в отношении Павла почти это получилось. Она сняла с себя всю ответственность. Девушка не считала себя виноватой в том, что он выбрал такой путь.
— Не было ничего! — кричала она. — То, что ты там себе навыдумывал твои сложности, а не мои. Да, тот вечер был моим, так скажем, девичником. Последним вечером свободы. Да, ты мне под горячую руку попался. Ну, всё бывает. Я не знаю, как ко всему этому можно так серьезно относиться. Глупость какая-то. Вы вообще мужики не адекваты. Всё, что я не делаю, всерьез воспринимаете. А я с вами шучу, прикалываюсь, балагурю. Развлекаюсь. Нет, а почему Вам мужикам можно, а нам девушкам нельзя — относиться к Вам и отношениям, не серьезно. Это же просто игра. Жизнь это игра по разным правилам и без них.
— Какая же ты всё-таки…— хотел сказать Павел, но вовремя остановился.
— Какая я же…. Кто?…— подначивала Павла Марина. — Ну же скажи, не стесняйся!
— Маленькая эгоистичная дрянь, — это сказал не Павел. Это был Варфоломей. Ему порядком надоело, молча наблюдать за тем, как медленно уничтожают так нужную ему душу юноши.
— А вот это я не поняла, — сказала удивленная Марина, после того как предусмотри-тельный Варфоломей замедлил время в кругу Павла.
— Что ты не поняла?
— Почему ты сейчас его защищаешь. Ты вообще, на чьей стороне? И почему сделал так, чтобы он нас не слышал и не видел?
— Он мне нужен!
— Зачем?
— Мы же с тобой договорились….
— Не встревать в дела друг друга, — продолжила, кривляясь, Марина за Варфоломея.
— Будь серьезней. И перестань уже бегать от мужской любви. Научись уже восприни-мать её как данность, как чего-то простое, но в то же самое время как что-то ценное и хрупкое.
— Я не могу. Мне проще от неё избавляться. Превращая любовь в разочарование.
— Почему?
— Я её боюсь. Мужская любовь меня пугает. Она непонятная, страшная и опасная.
— Дурочка, ты моя, — сказал Варфоломей с улыбкой, нежно обнимая её за талию и привлекая к себе, гладя её по волосам, он продолжил: — Но все-таки в отношении Павла тебе необходимо, моя строптивая подружка, тактику то изменить. Мне не нужен убитый горем герой. Молчи! Не пререкайся со мной сейчас! Я не шучу! Мне нужен герой в тебя влюбленный. Светлый, добрый, самоотверженный человек. Его любовь к тебе таким сделает. А ты мне сейчас своей истерикой все карты путаешь.
Говорил всё это Варфоломей мягко, нежно, но в то же самое время, строго не отпуская Марину из своих объятий, глаза в глаза. У него был такай ледяной взгляд, что девушку даже дрожь пробила. Она медленно освободилась из его объятий, и медленно кивая головой вверх поднятыми руками, сказала:
— Понято. Принято. Будем исправляться.
— Я на тебя надеюсь! Давай из маленькой эгоистичной дряни ты превратишься по моему велению и хотению в адекватную, умудренную опытом, симпатичную женщину. Сделай так, пожалуйста, чтобы вы вышли от сюда полные взаимных чувств друг к другу. Я не прошу любви, но требую уважения. Do you understand me?
— I understand you.
— Вот и молодец. Моя послушная, лапочка, — сказал Сэнсэй с примирительной улыб-кой, нежно потрепав Марину за щеку.
— Да иди ты, Варфоломей. Туда куда тебя призывают, — сказала Марина, отбрасывая от своей щеки его руку.
— Р-р-р. Прям ощетинилась вся, моя тигрица! И замечание ей сделать нельзя. Р-р-р. Разозлились?
— Варфоломей, хватит! Всё иди куда призывают. Я тебя поняла. Отпускай Павла. Будем общаться как закадычные друзья.
— Обещаешь?
— Обещаю! Торжественно клянусь!
— Ой, давай не надо этого пафаса в наших с тобой отношения. Ты погорячилась. Я погорячился. Бывает, — сказал Чёрт, освобождая Павла от временной петли и примирительным тоном продолжил, обращаясь уже к ним двоим: — Ну что молодые петушки. Давайте тут без меня не деритесь. Помиритесь. Короче. Давайте жить дружно, как завещал нам с вами кот Леопольд, — сказал и исчез.
— Он назвал тебя эгоистичной маленькой дрянью? — спросил Павел после исчезновения чёрта Варфоломея.
— Ты слышал? — спросила Марина потупя глаза.
— Это последнее, что я слышал после того как пеня заморозили.
— Это не заморозка. Просто временная петля.
— А мне без разницы. Почему он так тебя назвал? Он имеет на это право? Что между Вами? У вас любовь?
Марина улыбнулась наивной улыбкой и ответила:
— Нет, у нас не любовь. Я его маленькая собачка. Его питомец. Тяф. — А затем, посерьезнев, продолжила, сменив тему: — Ты прости меня, Паша. Я никогда не думала, что могу быть чье-то первой любовью. Касячила я после первого развода очень сильно.
— После первого?
— Да, я со вторым мужем чуть не развелась. Это и была причина моего захода на сайт знакомств.
— Расскажешь? В Параллельном мире обещала.
— Хорошо, слушай. Тем более мы не знаем, когда эти двое вернутся, и сколько мы здесь проторчим. А так хоть время скоротаем.