Об тройной интеграл на палубе не споткнешься

Еквалпе Тимов-Маринушкин
восьмой эпизод в сборник рассказов на Литресе: «Привет, Питония»

     …Середина восьмидесятых.
     Прошло ещё полгода, или… два с половиной после распределения наших питонов-нахимовцев по высшим военно-морским училищам во все, как водится со времен Петра Великого, уголки нашей любимой и поистине «великой и необъятной» страны!
     Начало весны – март.
     Город-герой Ленинград.
     Кафедра «Корабельного устава» одного из военно-морских училищ, на занятия прибыл пятый взвод третьего курса третьего факультета…

     ...Как вчера это было – аура того времени и того города оживает, стоит лишь взять в руки эти, почти потерявшиеся ныне во времени записки. Впрочем, то чудесное правильное время, да и сам город в последнее время под натиском событий вокруг нас – возвращаются.
     Этого нельзя не заметить!
     Всё больше и больше вижу это, узнаю его в лицах горожан, очнувшихся вдруг после тяжелой амнезии, настигшей некогда всех нас в гонке, как говорили ещё совсем недавно «…за накоплением капитала». Вроде б набегались, нагонялись, насытились. Да и, правда: «… не хлебом единым жив человек». Мы все вдруг неожиданно вспомнили о существовании легендарной Авроры, провожая и встречая её всем городом на Адмиралтейские верфи на ремонт, прошедшей весной заметили Ладожский лед, обгоняющий автомобильные пробки вдоль набережных Невы. Снова любуемся и гордимся старыми доходными домами-ветеранами на Невском, Садовой, Петроградке, Василевском, многие из которых вернулись из бесконечной, казалось бы, нескончаемой реконструкции. Жаль, только, что ряд этих работ прошёл по новым… западным технологиям, превративших наших ветеранов в обычный «новодел». Но, всё равно, нельзя не почувствовать, как живой дух города уже схватил своей мертвой хваткой за глотку непобедимого ещё вчера «монстра» под названиями: «уплотнительная застройка» и «многоэтажный глобализм». В мой город вернулось неповторимое, неподражаемое и незабываемое чувство гордости ленинградцев-питерцев своим легендарным городом, своей исключительности, что ли, которая хочешь ты того или не хочешь, но всегда заставляла нас, горожан непобедимого града Петра, смотреть на другие изысканные чужеземный города с легкой снисходительной иронией.
     Не завидуй, присоединяйся, пусть даже не приходилось быть знакомым с ним, мой город един с судьбой нашей общей державы, а значит – наш общий!
     Сегодня, под натиском зарвавшейся в своих аппетитах черной гидры на западе страны, к нам, гражданам великой страны – мы снова, как прежде, вместе! – вернулась память. Память того, что мы и никто иной наследники великой Победы, а значит, нам и стоять на страже её завоеваний. Мы обязаны сохранить эту великую Память на века, не дав никому – ни времени, ни людям – отнять её у наших детей и внуков. Пусть это чувство никогда не покинет больше нас, детей этой огромной, куда как больше сегодняшних границ, и непобедимой страны, где бы мы сейчас не находились!
     Люблю тебя мой Питер, мой добрый вольный Ленинград конца восьмидесятых, никогда не переставал этого делать, несмотря ни на что и, как в песне поется, очень надеюсь, что «… это взаимно», и что так будет всегда…

     — Встать! Сми-и-ир-рна! Товарищ капитан второго ранга, триста тридцать пятый класс на занятия по «Корабельному уставу» прибыл, дежурный по классу курсант… Макаров!
     — Здравствуйте, товарищи курсанты!
     —Здравия желаем, товарищ капитан второго ранга!
     — Вольно! Присаживайтесь.
     — Вольно! Сесть! — вторит за преподавателем дежурный.
     — Та-а-ак, — тянет многозначительно наш преподаватель, он же руководитель прошедшей уже полгода назад нашей морской практики в открытую Атлантику, с некоторым удивлением и недовольством озираясь по сторонам, — «ДЕЖУР-РНЫЙ»!!!
     — «Й-я-а», — с болью и трепетом выпрыгивает из-за парты наш… Макар, как наверно на всем Белом свете обзывают всех-всех Макаровых и прочих производных от этой, безусловно, легендарной великой фамилии.
     — «Х-хде» журнал?
     — В столе, «то-а-ищ кап-то-ранга», — почти взмаливается.
     — Два балла! — с удовольствием и даже каким-то внутренним наслаждением, гудит ухмыляющийся капитан второго ранга, доставая притаившуюся в столе пропажу и озаряя аудиторию зловещим взглядом.
     — За что-о-о, «то-а-ищ кап-то-ранга»? — обречено хнычет дежурный.
     — Журнал положено быть на столе, — отрезает учитель, с раздражением листая страницы, — открытым на нужной странице.
     — Прощай увольнение, — стонет себе под нос раздосадованный Макар.
     — Е-щё-о два-а бал-ла, «то-а-ищ ку-сант», — буравя его пытливым взглядом, по слогам цедит сквозь зубы Булава. — Это ещё что за пререкания?
      — Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», — с металлом в голосе звенит бедный курсант, вытянувшись «по струнке».
     — То-то!.. — одобрительно качает непослушной шевелюрой преподаватель и, несколько потеплев в голосе, по-отечески, даже, кажется, с жалостью добавляет, — присаживайтесь, товарищ дежурный.

     …Наш грозный наставник основ Корабельного устава ещё вполне молод, около сорока, широкоплеч, подтянут, до педантичности аккуратен и статен, хотя и невысок, и даже… слегка полноват. На занятия в класс, в аудиторию является точно со звонком, с которым также точно в срок и заканчивает свой урок. На нём всегда новая, тщательно выглаженная форма одежды: ни одной складки, ни одной пылинки, ни одной ненужной детали, нашивки, знака отличия. На левой стороне кителя красуются несколько рядов орденских планок, справа, над знаками окончания училища и дальнего похода, – повидавший виды серебряный кораблик, известный всем морякам, как опознавательный «жезл» командира корабля первого ранга. Эти отличительные знаки выдавали в нём настоящее боевое и пока совсем нам неизвестное прошлое, разжигая в наших юношеских сердцах здоровое любопытство и… уважение.
     Кто он? Кем был? Почему ушёл с корабля и как стал нашим преподавателем?
     Да, но как спросить-то его об этом?
     Он, в отличие от многих кафедральных «профессоров-болтунов», никогда не покидавших учебных классов училища, не спешит делиться с нами своими жизненными наблюдениями, травить всякого рода смешливые байки, коими, в конце восьмидесятых уже наводнилось всё, имеемое на тот момент, наше медийное пространство от разного рода сомнительных тыловиков...

     — Та-а-ак, — лукаво прищурив левый глаз, тянет он, придирчиво обводя нас взглядом, —  какое сегодня число?
     — Двадцать второе, «то-а-ищ кап-то-ранга», — вырастает над парой несчастный дежурный.
     — «Очень хо-о-шо-о», — добродушно гудит «кап-два», — двадцать второй по списку.
     — «И-йа», курсант Чикунов, — слегка помедлив, вырастает из-за стола новая жертва.
     — Два бал-ла! — пряча в краешке губ лукавую улыбку, грозно выстреливает преподаватель.
     — Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», — ни секунды не медля, чеканит Олежка, младший из братьев близнецов, учащихся в нашем классе.
     — Мо-ло-дец, — одобрительно кивает наставник, — присаживайтесь, нужно быть чуть расторопней.

     …В каждом большом коллективе имеются близнецы, их на самом деле не так уж и мало в нашей жизни. Раньше, мне не довелось дружить с братьями, и я не знал, что оказывается уже после нескольких дней, нет даже, пожалуй, даже нескольких часов знакомства с ними, понимаешь, насколько они на самом деле разные, распознаёшь их после этого буквально на «раз-два»: по голосу, интонации, манере двигаться.
     Все мы очень разные, даже если внешне очень похожи – и это здорово!
     Теперь могу лишь посмеяться над фильмами и рассказами, в которых главной сюжетной линией авторов является подмена одного близнеца на другого. Просто им, авторам в жизни, похоже, никогда не доводилось по-настоящему дружить с близнецами, вместе преодолевать трудности, жить рядом. Не заметить разницы между ними, нами всеми – просто невозможно…

     — Та-а-ак, двадцать два делим пополам, бу-у-удет… — продолжая опрос, тянет наш «мучитель».
     — Одиннадцать! Курсант Лобанов, — случайно несколько беспардонно перебив преподавателя, выскакивает из-за парты и звенит на весь класс Серёга, прозванный за великолепное владение мячом при игре в футбол и схожесть в причёске, Марадоной.
     — Два-а бал-ла, товарищ Лобанов, — ухмыляясь, басит «препод» в ответ, — не лезь вперед батьки в пекло, я тебя пока ещё не вызывал.
     — Есть, два балла, — так же, как и Олег, тут же не задумываясь, чеканит футболист.
     — Ну, что ж, прибавим к одиннадцати… три, получим четырнадцать, — не торопясь, рассуждает капитан второго ранга, пристально заглядывая в наши с ужасом взирающие на него глаза и бесконечно долго буравя их своим глубоко проникающим взглядом. А затем, неожиданно удовлетворившись нашим терпением и всепоглощающим вниманием, ревет, — старшина класса!
     — Есть, старшина класса, старшина второй статьи Макурин… — без заминки и запинки, будто только этого только и ждал, встав, спокойно докладывает невозмутимый Сашка, в прошлом – о, чудо! – новосибирский суворовец, всё детство мечтавший там, в тайге, связать свою жизнь, службу… с морем.
     — Доложите нам, что было задано классу для самостоятельного обучения?
     Саня в точности отвечает на поставленный вопрос, доложив сверх того и номера статей корабельного устава и названия всех основных разделов в нём, заданных к самостоятельному прочтению, а затем практически наизусть, ни разу не запнувшись, докладывает… и сами эти статьи, и своё мнение об их важности.
     — Ну, что ж, товарищ старшина, два балла вам, — неизменно улыбаясь, снова гудит на всю аудиторию преподаватель, весело, даже добродушно, приязненно глядя на Сашку, — я же не просил вас пересказывать статьи устава, а уж тем более не спрашивал вашего мнения о них в жизни корабля. Это моя прерогатива!
     — Есть, два балла, товарищ командир, — спокойно, без какого-либо напряжения в голосе рапортует непробиваемый старшина, доверительно назвав преподавателя не по званию, а по когда-то занимаемой им уважаемой должности, что в морской среде является высшим знаком уважения и внимания собеседника.
     Затем, слегка поколебавшись, в звенящей тишине класса, он таки решается, спросить у него, переведя взгляд на «серебряный кораблик», про так интересующую нас всех тему:
     — А расскажите нам, пожалуйста, каким кораблем вы командовали?.. Где?.. Когда?
     — Ну, что ж на сегодня, пожалуй, достаточно опроса, — слегка смутившись и вставая с места, выдыхает тот, на пару секунд отвернувшись от класса.
     Затем, взглянув на нас по-прежнему лукаво улыбаясь, быстро, без остановок, почти скороговоркой добавляет:
     — Крейсером «Октябрьская революция», но об этом всё: время сладостных воспоминаний закончилось, переходим к новой теме, открываем конспекты лекций и записываем.

     …Так он обычно заканчивал опрос, выставив предварительно изрядное количество двоек прямо в журнал. В этот раз нам, похоже, посчастливилось: их было всего-то четыре, точнее пять с учётом двойного отличия Макара. Надо ли говорить, что внимание на лекциях бывшего командира крейсера всегда было всепоглощающим. В конце урока всем желающим он разрешал задержаться на кафедре для исправления своих оценок. Обычно он легко без ложного жеманства, что, кстати, наблюдалось у многих наших замечательных педагогов, иногда, даже не спрашивая материала, а лишь заглянув в глаза собеседника, исправлял свои «веселые» двойки, неизменно повторяя: «Помните, товарищи курсанты: о тройной интеграл на палубе корабля вы никогда не споткнетесь, но незнание хотя б одной строчки кровью написанного предыдущими поколениями корабельного устава, способно погубить целый экипаж… корабля!..»…

     …Кафедра «Корабельного устава» одного из военно-морских училищ, на занятиях пятый взвод третьего курса третьего факультета.
     Город-герой Ленинград.
     Начало весны – март 1985 года.

     Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские корабельные события. Всё, описанное здесь, безусловно, является вымышленным, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний друзей и товарищей периода 1980-1987гг.
    Автор, благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто двадцать первый раз, а также напоминает, что эта миниатюра-черновик всего лишь рукопись, набросок. Здесь, вероятно, масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ТМ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
     Спасибо за внимание и… сопереживание.
2014-20.09.2023г.