Птичьи права

Эдуард Резник
Каждый год у нас эпопея с птичками. Они прилетают, гнездятся и несут…
Пока они кружат, отгонять ещё можно. Но только сели - всё!
Жена говорит: «Тс-с-с-с! Не шумите – спугнёте!».

А мы, собственно, ради этого и шумим. Потому как наученные. И знаем, чем дело кончится.
Но, поздно…
Они уже принесли свою первую веточку. Выронили её из своего бомбометного «дзьобика». И, рухнув, та ветка, как в сказке, превратилась в дом, в очаг, в будущую колыбель, а значит и в большую навозную кучу. Потому как, по законам эклектики - где уют, там и нагажено.

И хоть их дом теперь в моём доме - мой дом отныне уже не мой, а – наш, ведь в него принесли веточку. А значит и нагажено будет в – нашем!
Но убирать не смей!
Не убирать, не шуметь, не входить, - так как птички чрезвычайно пугливы, и если вдруг учуют чужое присутствие - улетят и не вернутся.

- Вот и отлично! - ору я, в очередной раз осознав, что ближайшие три месяца мне предстоит в собственном доме вновь жить на птичьих правах. – Пусть, твари, чуют!
- А как же детки?! – вопрошает меня жена, с неподдельным ужасом.
- Так ведь их же нет ещё!
- Но они же будут.
- А давай сделаем, чтоб не было!
- Аборт?!
- До того как!
- А если она уже после?
- А если ещё нет?!
- А ты гинеколог?!.. Куда она полетит рожать, если её гнездо здесь?
- Но это же ещё не гнездо, а две пушинки!
- Это у тебя две пушинки! А для неё это уже гнездо! И в уме она его давно обустроила…
- В уме?!
- В мыслях! В мечтах! А ты предлагаешь мне их разрушить?..

Тут стоит отметить, что своё гнездышко эти залётные устраивают аккурат на подоконнике перед нашей входной дверью - так что чужое присутствие даже глухой тетерев учует. Не говоря уже об этой парочке неврастеников, трепещущих от любого дуновения.

Чтоб им нас не учуять, нам надо сквозь стены проходить! В форточки лазить! Ну, или проникать с заднего крыльца, на чём жена и настаивает. 

В итоге после долгих часов пререканий мы, как вы понимаете, всей семьёй начинаем высиживать яйца.
Котам состригаем когти, затыкаем пасти… Попугаю меняем дислокацию… И месяц ходим на цыпочках, - не шурша, не стуча, не топая, - чтоб неврастеники наконец-таки разродились.

Затем, когда жена, выкатив глаза и тыча пальцем в сторону входной двери, хрипит: «Они там! Там они! Там!», я получаю очередной инфаркт…
А услыхав, на свой вопрос: «Кто там? Кто?!!», ответ: «На-ши яй-ца!», принимаюсь лихорадочно ощупываться.
После чего, ещё один месяц, чтобы не спугнуть с наших яиц молодую роженицу, мы не кряхтим, не стонем, не кашляем, а если я вдруг, по какой-либо очередной своей прихоти, чихаю, то меня душат подушками!

И наконец, в последний месяц, мы перестаём дышать вообще, обходя гнездо десятой дорогой, лишь бы эти припадочные выкормили, в конце концов, своих кровинушек, а не бросили на произвол, к чёртовой матери!

Ну а заканчивается каждый раз такая эпопея весьма обыденно: «фьють!» - и кончено. Ни тебе «спасибо», ни тебе «курлык», ни «ариведерчи» - только ворох сена, и куча трёхмесячного проживания, от которой самого Авгия перекосило бы.

Хорошо - я с Гераклом сожительствую...