Записки из кельи

Анатолий Перкин
Проснулся в два часа ночи. Не спится. В келье на
стенах висит много святых образов, и каждый смотрит
так, как будто испытывает мою веру. Перед каждой
иконой горят свечи или лампады.

На сбитых полочках аккуратно расположилась
православная литература. Её так много, что мне за
всю жизнь её не перечесть, и каждая книга имеет свою
неповторимую ценность. Я любил часами копаться в
них, особенно мне нравилось просматривать интервью
святых отцов. Когда я находил в них то, о чём думал,
то испытывал внутреннее удовлетворение.

В голову приходили разные мысли, я представлял себя
то мудрым монахом, то великим писателем. Всё чаще
думал о мирской жизни, той, которая была за воротами
монастыря. Мысли возвращали меня в прошлое, навевали
сладкие воспоминания, были виновником моих потерь,
боли и страданий, взлётов и падений.
 
В порыве чувств я вновь собирал и разбирал вещи в
дорожной сумке, думал о том, чтобы уехать, потом о
том, чтобы остаться. Мне хотелось посвятить себя
служению Богу, отказаться от всего мирского, но в то
же время появилось сильное желание увидеть своих
близких людей, их глаза, любимые черты, услышать их
голос.

Моя вера слабела перед плотью, которая бурлила во
мне, словно весенняя река, наполняя разум
несбывшимися земными благами и радостями.
 
При всей своей слабости я хотел быть сильным,
замаливал грехи, смотря на святые образа, просил их
о помощи, боролся со страстями и греховными
помыслами. Но без веры становился ещё слабее, и рука
моя, занесённая для молитвы, была нерешительна,
когда я осенял себя крестом.
 
В чём заключается сила? Это когда, несмотря ни на
что, идёшь своей дорогой, через непроходимые топи и
болота, через высокие снега и безжизненные пустыни,
зная, что этот путь приведёт тебя к счастью.
 
Признаюсь, что я только грезил о счастье. Слишком
большое я придавал ему значение и в погоне за ним
перестал замечать обычные житейские радости.

Но, несмотря ни на что, я искал счастье, хотя и
безуспешно. Когда рушились все мечты и надежды, я
держался. Держался ради маминых глаз, вспоминая их,
блестящие, как капли весеннего дождя. Благодаря им я
стал чаще возвращаться в детство, чтобы спрятаться
от страха под тёплым взглядом мамы.
 
Мама говорила, что я буду в жизни счастливым.
Наверное, она была права. Но ощущалось это только в
детстве, а ещё сейчас, спустя много лет, когда уже
приобрёл жизненный опыт и веру.

Сейчас я держусь ради того, чтобы смотреть на спящую
жену. Сколько раз я пытался уйти от неё туда, где
ещё не был… Доставлял грусть и разочарование, молча
злился и любил. Сколько пережито, потеряно и забыто…
Я хочу жить ради неё. Готов принимать боль за её
счастье.   Только бы видеть её улыбку, слышать её
признание в любви ко мне.
 
Я испытываю счастье, любуясь на посапывающую внучку,
думая о том, как сохранить её покой. У неё есть то,
чего не хватает мне, — искренность. Моя кровинка,
самая чистая частичка моей души. В ней осталось то,
что исчезло в людях, — безмерная душевность. Она
слушает и старается помогать мне, готова отдать всё
без какой-либо корысти. И я в ответ обнимаю её
крепко-крепко, целую её густые локоны. Её отношение
ко мне помогает мне стать счастливым. Точнее,
ощутить счастье сейчас и здесь.

Есть люди, которыми дорожишь больше всего на свете.
Отношения с ними складываются подчас трудно и не
быстро, и когда приобретаешь понимание с ними, то
боишься его потерять.

Мне очень важно сохранить в себе воспоминания
детства. Они необходимы, когда умирают мечты. Тогда
начинаешь искать другие пути, которые приведут в
цветущий яблоневый сад.

Вспоминаю запах черёмухи и сирени под родительским
окном, пруд в зелёной тине, спрятавшуюся под корягой
щуку, зелёный луг, мальчика среди телят, полевые
васильки, много солнца и счастья, которое повсюду: в
каждой склонившейся травинке, падающей с цветка
росе, летящем над рекой одуванчике. Когда это было…
Почему не сейчас…

Где брат мой? Кто поправит могилу матери моей? Кто
построил дом свой на месте моего? Кто навестит отца
моего в доме престарелых?

Отчего со временем мы лишаемся самого дорогого? Где
и в чём мне найти силу и опору в жизни, кто сможет
понять и выслушать исповедь заплутавшего грешного
человека?

Наверное, я недостоин даже малейшего внимания
создателя, его кроткого взгляда, его мыслей обо мне.

Слишком много я думал о себе, забывая близких. Ради
своего блага не всегда прислушивался к их мнению, не
замечал их боль и терзания, не проявлял должного
внимания и любви.

В своих путешествиях по жизни я растерял почти всё:
друзей, здоровье, мечты, которые теперь уже не
радуют, как прежде.

Всё, что сейчас осталось со мной, — это семья, в
окружении которой я снова ощущаю себя ребёнком. Как
в детстве, так же бессмысленно готов радоваться
непонятной для меня мелочи. Быть счастливым оттого,
что нужен и любим. Под маленькой ладонью внучки
чувствовать неповторимую нежность и некрепкую её
защиту. Встречать на себе заботливый взгляд жены,
который не позволяет думать о страданиях и
приближающейся старости.
Сейчас я знал, что не одинок, и когда усну, в моей
келье будет холодно, но ангел позаботится обо мне,
укроет нежно одеялом и станет охранять мой сон. Если
проснусь среди ночи, он успокоит меня своим
прикосновением, как когда-то мама гладила меня по
голове, когда я был маленьким, и пела колыбельную
песню…

Воспоминания о родителях позволили мне испытать
сильную любовь. Она обрушилась на меня, словно яркий
тёплый свет, в лучах которого я будто возродился из
своего уныния и отчаяния, наполняясь абсолютным
счастьем, которое не заменит никакая земная благодать.

В келье стоял лёгкий запах горящих свечей.
Исходивший от них аромат напомнил мне старую
облупившуюся пузатую керосиновую лампу, доставшуюся
моей семье по наследству, которая в детстве светила
в нашем деревенском доме. Чтобы её обновить,
родители натирали лампу сукном, и тогда она излучала
приятный тёплый блеск.

Лампу родители почему-то называли «молния» и
говорили, что её имеют только состоятельные люди в
деревне. Мне нравилось это слышать и чувствовать
себя тоже состоятельным, хотя в то время я не
понимал значения этого слова.
Когда лампа сильно коптила или плохо горела, мне
доверяли поменять в ней фитиль. Для меня это было
словно таинство нужно было сначала осторожно
приподнять ламповое стекло, потом булавкой вытащить
старый использованный фитиль и поставить новый.

После того как вновь зажигали «молнию», она
вспыхивала так ярко, что освещала самый дальний угол
в доме, за который меня всегда ругали родители,
потому что в нём вечно валялись мои любимые игрушки.
Что помешало мне в жизни быть счастливым, какой
поступок для этого необходимо было совершить?
Наверное, в этом виноваты мои помыслы и грехи,
которые мешают спокойно жить.
 
Даже находясь в келье, пытаясь изолировать себя, я
думаю больше о материальном, а не о духовном мире,
потому что во мне мало веры, которая является
основой моих падений и взлётов, терзаний и радостей.
 
Мне не хватает веры, этого бесценного дара, как тем
нищим и бездомным, заброшенным старикам, одиноким и
больным, которые находятся за стеной святой обители.
 
Над Оптиной раздался утренний перезвон колоколов. Он
был до того звонкий и пронзительный, что от его
звука над старыми монастырскими стенами разверзлись
грозовые косматые тучи, растеряв последние тяжёлые
капли дождя. На золотистые купола брызнули солнечные
лучи. Помолившись в своей келье, я стал собираться
на утреннюю службу, всё ещё лелея мечту посвятить
свою жизнь Богу.
 
По дороге к храму я думал о том, что великий смысл
жизни можно постигнуть, только когда сможешь
отказаться от земных благ. И, наверное, глубоко
ошибался. Всё намного проще: необходимо жить,
стремясь к Богу, научиться прощать и любить близких
людей.

На следующее утро, собрав свои пожитки, я решил
уехать из монастыря. Хотя на самом деле получилось
бегство. Мне не хотелось никому в монастыре
рассказывать о причинах отъезда. Я очень спешил и
был в такой большой растерянности, что забыл
подаренную мне монахами иконку, из тех, которые они
делают сами. Первым ранним автобусом я отправился к
себе домой в Якутию, где меня ждала семья.