Начало http://proza.ru/2024/01/22/770
Колесо развода и размена, заскрипев, покатилось так быстро, что, будто яичную скорлупу, раздавило своей тяжестью несколько месяцев.
«Нужного человечка» из контактов, в жизни оказавшегося невысоким плотным мужичком с мышастыми волосами, зачесанными набок и тихим, извиняющимся голосом, звали Константин Чиликиди.
Костя оказался бесценным кладезем теоретических знаний и практических умений почти во всех сферах жизни.
Грамотно и толково разъяснял он Айлин суть всех риэлтерских уловок, самой эффективной из которой было запугивание тем, что «в цепи есть ребёнок».
Наличие несовершеннолетних детей, которые наравне со взрослыми становились собственниками жилых помещений с рождения, являлось «золотым дном» рынка квартир, так как чадо уменьшало шанс купить хорошее жильё, но всегда был выход: «подарки» чиновникам из комитета по вопросам детства.
Регулировался процесс «дарения» риелторами за определённую мзду.
Например, какая-то кабинетная крыса из комитета по образованию с уверенностью утверждала, что ребёнок может родиться в каркасно-насыпном доме, но переехать туда он может лишь при условии, что износ дома составляет не более 35%.
В случае с Бариновой десять тысяч рублей волшебным образом изменили мнение очкастой мымры, и рука её, вписывавшая в документ цифру, гораздо более меньшего достоинства, чем установленную по закону, не дрожала.
Лариса Александровна Манина, нанятый риэлтор, уверяла свою клиентку, что «всё обойдётся вшивым чайником за две тысячи», который ко времени окончания переговоров превратился вдруг в хрустящий гугол.
Чиликиди, не меняя безэмоционального выражения лица, объяснил Айлин, что в этом случае «чайник» был наживкой, а гугол – сумма, которую Айлин отдала Маниной, не взяв расписки и не записав диалог на плёнку. И, никто не знает, сколько получила из этих денег чиновница, а сколько – риэлтор.
Костя ничуть не удивился тому событию, когда задаток за будущий дом Айлин без её ведома внёс Баринов-ст., а её свозили к нотариусу, где она вынуждена была написать расписку в том, что Бариновы действительно внесли залог.
- Обычная практика в ломании жертвы – унижение, – пожав плечами, виновато проговорил Константин.
А мнимая занятость риэлтора служила ширмой для показа квартир в выгодном для продавца свете. Помощница Ларисы Александровны, некто Скосырева Наташенька, такая же безобразная и отталкивающая, как и её работодательница, возила Айлин смотреть квартиры поздно ночью, чтобы она не видела разрушенные загаженные дворы с уничтоженными детскими площадками, а варианты хорошие предлагала с дополнениями о разных мерзостях, которые творят соседи в отношении одиноких незащищённых женщин.
Чиликиди уверенно предположил, что жильё для Айлин уже найдено, а эти мытарства созданы именно для того, чтобы она, согласившись на нечто невообразимо страшное, была бы счастлива своим выбором.
За половину рыночной стоимости квартиры Айлин предлагали только комнаты в малосемейках. Однокомнатные квартиры стоили дороже, но добавлять лишние деньги для того, чтобы маленькая девочка и её мать жили в хороших условиях, никто из её родственников по отцу, да и сам отец, не собирались.
Один вариант пришёлся Айлин по душе: комната в благоустроенном районе, рядом садик и школа, с небольшой кухней-прихожей, отгороженной от средних размеров единственной комнаты дверью с матированным стеклом, неплохой ремонт, но едва Айлин увидела общую с соседями-алкоголиками, выкрашенную синей краской уборную, навевающую мысли о тюрьме, и влажную сточную яму, именуемую душем, по дну которой полз белый толстый червь, она тотчас же отказалась.
В другой раз комната была единой, но аккуратной, с пластиковым окном и вполне сносными обоями, санузел с ванной был совмещён ещё с одной семьёй. Внутри стены были выложены относительно чистой кафельной плиткой, сама ванна была как яйцо с треснутой скорлупой, унитаз – если верить Баринову – свидетельствовал о том, что лицо у хозяйки отвратительнейшее.
Но сама хозяйка, представившись Анастасией Юрьевной, дёшево и крикливо одетая молодая женщина, которой Айлин, видимо, понравилась, сообщила, что стиральная машина куплена ими в кредит, и если Айлин выплатит часть суммы, то сможет пользоваться ею.
Распахнув прозрачные бело-голубые глаза, потенциальная соседка защебетала, что работает в садике младшим воспитателем и запросто возьмёт «Ритулечку», которая с визгом нарезала круги по общему коридору, в свою группу и, если что, всегда присмотрит.
Работница дошкольного учреждения пригласила к столу, нашинковала помидоры, лук и красный перец, напластала солёные огурцы, разогрела картошку, налила в крохотные шестигранные рюмки «для веселья».
Айлин пить отказалась, хотя выпить хотелось, но только не в компании с вульгарной бабёнкой и постоянно скалящейся помощницей Маниной. Естественно, к столу прибежала и Маргарита, примостившись на углу, потянулась за печеньем.
Наташенька жеманно засмеялась:
– Риточка, пересядь, а то замуж не выйдешь!
Анастасия Юрьевна вскинула голову, прохохоталась и выдала частушку:
– Не ходите, девки, замуж, ничего хорошего!
Встанешь утром, сиськи набок, и ****а взъерошена!
Скосырева стыдливо опустила глаза и подцепила вилкой кроваво-красный кус помидора. Айлин промолчала, и путного больше ничего не произнесла, а после ухода сообщила, что жить с такой соседкой не будет.
В другой раз, когда Айлин, устав от этих хождений в обществе тупоголовой Скосыревой, щурящейся и от солнечного света, и от его отсутствия, согласилась на комнату гостиничного типа, небольшую, но с отдельной, собственной ванной и кухней, маленькую, как собачья конура, но которая могла подождать с ремонтом, риэлтор, поморочив Айлин двухнедельным ожиданием, с сожалением сообщила, что хозяйка подняла цену на сто тысяч, и тут же предложила другой расклад: а не устроит ли Айлин частный дом?
Ведь это какая же польза для ребёнка: свежий воздух, травка, опять же, на клочке земли можно выращивать «лучок» и «картошечку», а за полстоимости квартиры Айлин могла купить полдома с кухней, прихожей и двумя отдельными комнатами! Айлин согласилась.
Её для вида повозили по развалюхам, пока поздней ночью февраля двенадцатого года 2007 не привезли в Набережный район, в тот самый проклятый звонковский «терем». И время, и погодные условия были в тот день на стороне бедной бабушки-сироты.
Утром этого дня Лариса Александровна, позвонив Айлин, выяснила, что у клиентки разыгралась мигрень. Выждав до половины девятого вечера, она позвонила вновь, сообщив, что только что на продажу выставили «шикарный» дом общей площадью 70 квадратных метров, правда, с печным отоплением и баней, но с огромным, по городским меркам, придомовым участком в четыре с половиной сотки, участок, правда, был заброшен, но на нём растут кусты жимолости, малина, две яблони, вишня, груша и даже фундук!
Манина намекнула, что одну комнату можно будет сдавать, что, засадив участок, Айлин будет сыта, а ягодки для дочки прямо из окна можно рвать, и что, только потому, что Айлин ей очень симпатична – ведь Лариса Александровна сама, как рыба об лёд, бьётся всю жизнь без мужика, – она готова вытащить Наташеньку из тёплой постельки, чтобы свозить Айлин посмотреть дом сегодня же вечером.
Айлин, которой выпитые за день три таблетки пенталгина помогли мало, вяло согласилась. Она позвонила Чиликиди и попросила приехать, присмотреть за дочерью, которая в голубой полосатой пижамке кружилась в своей спальне под песни Эдит Пиаф. Костя появился так быстро, словно жил в соседней девятиэтажке.
Выглядел он обычно: виноватый взгляд серых глаз, мешковатый костюм, чистая рубашка, зачесанные набок волосы. На предложение Айлин сварить ему кофе, Костя ответил, что всё сделает сам. Разложив на кухонном столе какие-то бумаги с цифровыми выкладками и графиками, он уселся на место Айлин, уверив её, что всё будет хорошо, и что по возвращении её будет ожидать сюрприз. Айлин очень удивилась, но виду не подала.
За последние несколько месяцев Константин Чиликиди стал для неё социальным субстратом, в котором Айлин, как орхидея, ожила и выпустила стрелку с бутонами. Это было что-то новое в её жизни.
Она бы не сказала, что без памяти влюбилась в этого неказистого внешне человека, сама мысль об этом казалась ей нелепой, даже несмотря на то, что он, действительно, оказался «нужным человечком».
Их отношения сложились сразу же, словно они были частями одной головоломки. Ни с одним человеком не было ей так спокойно и уютно, как с этим. Сначала Айлин казалось, что он – её оживший ангел-хранитель. Потом, что это тот самый голос, который всегда подсказывает, как правильно поступить.
Это о нём писал Стивен Кинг: «Девушка, которую он любил, не находила в утренней моче следов крови[1]», если, конечно, у Кости была девушка, в чём Айлин сильно сомневалась. Они были как «один человек и одна случайная муха в большой гостиной[2]», и гостиная была такая огромная и одинокая, что два таких разных существа были бы огорчены, если бы один из них покинул гостиную.
Незаметно для себя Айлин попала в зависимость от этого человека, но, в отличие от Баринова-мл., Константин относился к этой зависимости с большим уважением.
Костя никогда не повышал голос, никогда не высказывал эмоции. Он всегда был чуточку холоден, даже равнодушен, вежлив и немногословен. Он редко смеялся, и ещё у него был какой-то нечеловеческий слух и отличная реакция.
Чиликиди, по мнению Айлин, обладал только одним недостатком: он был чрезвычайно скрытен, и до сих пор не попался ни в одну хитроумно расставленную ловушку на предмет его прошлого. Но, видимо, смерть Бориса Бабочкина стала для Чиликиди билетом в спокойную жизнь.
На прямой вопрос Айлин – что ему это дало? – Константин ответил, как обычно, односложно:
- Нормальная жизнь, - и, помолчав, добавил: - Я ваш самый большой должник.
И почему-то в этот момент Айлин поняла, что Лену Пустырникову убил именно Чиликиди. На убийцу Костя не был похож, скорее, с него срисовали того бухгалтера, который раскладывает папки с бумагами в холодной и пыльной конторке[3]. Но бухгалтеров в должниках у бывшей студентки Киндяйкиной не было.
Теперь же, сидя в машине на переднем сиденье возле захлёбывающейся от восторга Скосыревой, и глядя прямо перед собой на вспыхивающую под фарами закатанную дорогу, она думала не о том, какой, со слов водителя, замечательный дом может ей достаться, а о том, исчезнет ли Костя из её жизни после оформления сделки, будет ли оставаться на кофе, будет ли приносить приятные мелочи к чаю, будет ли и дальше давать ей советы по поводу её внешности и гардероба? Спросит ли озабоченно, болит ли у неё щека, которую она прикусила неделю назад?
Глупо так получилось: сунула в рот ложку слишком горячего супа, обмерла, стиснула челюсти и прихватила зубами слизистую, внутреннюю часть щеки, да так сильно, что несколько дней говорила и ела с трудом. Чтобы рана быстрее затянулась, Айлин мазала её зелёнкой.
И сегодня днём собралась помазать. Пузырёк с зелёнкой хранился в аптечке в ванной комнате. У Айлин дрожали руки, внутри черепа стелился туман, мысли путались, голова гудела, как колокол, не удивительно, что, откручивая пробку, она пролила зелёнку, уделав и раковину, и коврик, подаренный на новоселье родителями мужа, и плитку, и даже шланг от стиральной машины. Забежавшая Маргарита, с удивлением показывая на зелёный шланг, спросила:
– А машинка тоже заболела, и ты её помазала, да?
Айлин кивнула и, выбросив пустой пузырёк в мусорное ведро, прилегла в затемнённой детской.
– Мама, мама! – через несколько минут Маргарита прыгала перед ней, восторженно хлопая в ладоши. – Мама, а у нас дома летает красивая бабочка!
Айлин с трудом встала и, пошатываясь, пошла за дочерью. И, вправду, в зале билась о шторы бабочка «павлиний глаз».
– Мама, её надо выпустить, а то она умрёт! – жалобным голосом прощебетала дочь.
– На улице ещё холодно, она там не выживет.
Айлин опустилась на диван, полулегла головой на вышитую подушку: птичка колибри пьёт нектар из цветка.
– Но мы можем её покормить, – продолжила Айлин. – Налей в кружку воды и добавь ложку сахара. Потом поставь на подоконник. Бабочка обязательно найдёт сироп, и у неё будет шанс.
– Ура! – закричала Маргарита и убежала.
Айлин закрыла глаза, чтобы веки стали преградой для выкатывающихся из глаз слёз. Ах, как любил он повторять: «My soul is painted like the wings of butterfly[4]!» и добавлять, что он всегда будет рядом с Айлин, даже когда умрёт.
И если она увидит бабочку, которая летает возле неё, то она должна знать, что это он. Похожее Дэн говорил и про падающие звёзды: «Если ты увидишь, как движется звезда, знай, это моя мысль о тебе!».
"Сколько лет прошло, а он всё ещё рядом", - думала Айлин без горечи, без надрыва, а как-то спокойно, будто примирилась с потерей.
Или это была магия, исходящая от Кости? Может, это он - ценитель жемчуга?
А Скосырева стрекотала, как насекомое, ведя машину неаккуратно, подпрыгивая на ухабах, виляя и наезжая на бордюры, отчего пассажирка не могла сообразить, в какую часть города они едут.
И только когда они, проехав по широкому мосту, на перилах которого возвышалась фигура красного дракона, свернули вниз и повернули налево, проехав под этим же драконьим мостом, она поняла, что маршрут их лежит в самый отстойный район города: Набережный.
Часть пути освещали фонари и неоновые витрины пивнушек, продуктовых магазинов и пятиэтажных домов. Затем высокие дома резко уступили место двухэтажным, с эркерами. Когда Скосырева затормозила на светофоре, Айлин заметила в одном из окон первого этажа африканские статуэтки тонконогих с пластично изогнутыми руками танцовщиц.
Далее двухэтажкам, словно горе-архитектору не хватило кубиков, не додали верхний этаж, будто умерив их пыл переплюнуть телеграфные столбы, и наляпали на дома, сложенные из шпал, на кирпичные и бревенчатые строения некие подобия крыш, которые выглядели и как приплюснутые равнобедренные треугольники, и как многоугольники с острыми углами, а некоторые и вовсе гляделись как крышки домовин.
Эта несуразная архитектура подсвечивалась фонарями лишь возле тех усадеб, чьи хозяева радели за свои жилища, возле которых росли ели и кустарники. Там же, где пустили свои корни запустение и нищета, лампы намеренно не вкручивались.
Скосырева затормозила в такой непроглядной тьме, будто они, пока ехали, перенеслись в другую вселенную, где электричество ещё не открыли, так темно, тихо и могильно-холодно было за пределами тёплого автомобиля. Остановилась она возле коричнево-ржавых ворот, которые в слабом свете дальнего фонаря казались выкрашенными кровью.
Дом за этим кровавым пятном не мог похвастать ни кирпичной кладкой стен, ни пластиковой новизной окон. Огромная снежная шапка нависла над вросшими в землю угрюмыми окнами с покосившимися ставнями, которые встретили приезжих неприветливым взглядом.
– Приехали! – радостно объявила Скосырева. – Какая здесь тишина! Не то, что в городе! Вот где нервам-то самое место! А снега-то сколько намело! Год урожайный будет!
Не поддерживая бессодержательный разговор, Айлин выбралась с пассажирского сиденья и сразу же залезла в сугроб выше колена. К калитке вела узкая, протоптанная валенками тропочка.
– В доме квартиранты проживают, мужик, это, с больной спиной, так-то он снег чистит, а тут его прихватило три дня назад, вот и не доберёшься. Зато всякие дураки не полезут! И фитнесс бесплатный! – загыгыкала Наташенька.
Про себя Айлин отметила, что об обитателях «дома, только что выставленного на продажу» так поздно, у помощницы риэлтора слишком много информации. Она подождала, пока Скосырева поставит машину на сигнализацию и протопчет тропку к калитке. Ни звонка, ни ручки Айлин не увидела. Скосырева толкнула дверь плечом и, протискиваясь в узкий проход, продолжала играть роль экскурсовода:
– А вот здесь, налево, палисадничек. Цветочки разные можно садить. Квартирантка позапрошлый год плевала семечки из окошка, и такая красота подсолнечная выросла, что у ребёнка на первое сентября самый лучший букет был!
Скосырева захихикала.
– А откуда вы всё это знаете? – насмешливо спросила Айлин. – Лариса Александровна мне сказала, что дом только что выставили на продажу.
– Так хозяйка, Звонкова, то выставит, то снимет с продажи. У неё внук ещё не определился, будет ли здесь жить!
Айлин не ответила, повернув голову направо, где, казалось, в соседях был ледяной дом.
– Справа летом травка одним сплошным ковриком растёт, ну, щас-то сугробы выше головы, а травка под снегом отдыхает. Двор длинный, узковатый, но можно и мяч погонять, и шашлычок забодяжить.
Они прошли мимо широкого освещённого окна, прятавшего внутренности комнаты за красными шторами. Потом завернули влево и уткнулись в древнюю дверь, какую Айлин видела разве что в домишке тёти Поли.
Скосырева, не стучась, толкнула её, и они вошли в холодные тёмные сени, пахнущие, не смотря на свежий мороз, затхлой плесенью. По-прежнему игнорируя стук в дверь, Наташенька распахнула дверь в жилое помещение.
Свисающая на мохнатом от пыли проводе с низкого кракелюрного потолка сороковаттная лампочка скудно освещала довольно просторную комнату, о которой можно было сказать, что она и кухня, и прихожая, и гостиная.
Из этого «три в одном помещения» вглубь дома вели ещё две двери, обе закрытые, между дверьми, на одной из которых висел амбарный замок, располагалась кособокая печка, заваленная огромными кастрюлями и сковородками.
Справа от раковины, в которой высилась гора тарелок, примостилась перекошенная газовая плита, следом за ней какой-то агрегат, похожий на огромную мясорубку, в данный момент громко пережёвывающий куски мяса.
Середину кухни-прихожей-гостиной украшал квадратный стол, на нём составлены были, как подарки, тазиками с фаршем, каждый тазик был пронумерован.
Угол у окна, огороженный сизой шторкой с дельфинами, судя по специфическому аммиачному запаху, служил зимним нужником. На единственном низком окне, грязном и тёмном, полузакрытом застиранной ситцевой занавеской, росла в банке из-под майонеза чахлая герань с чересчур вытянутыми стеблями. На подоконнике дремала чёрно-белая кошка.
– Здравствуйте! – криво улыбаясь, приветствовала их хозяйка, расплывшаяся молодая бабёнка за тридцать с мешками под глазами и убранными в жидкий хвост сальными волосами. – Я Света.
– А мы дом смотреть! – выскочила вперёд Скосырева. – Ты крути свой фарш, я сама всё покажу!
Света кивнула, стараясь не смотреть на потенциальную покупательницу и отвернулась к мясорубке.
– Там, это, типа, комната пустая, ну, типа, кладовка, а замок от пацана, чтобы не лазил, – Скосырева махнула рукой в сторону закрытой на замок двери. – А здесь жилое пространство!
Громким словом «пространство» была названа обычная продолговатая комната больших размеров, в которой умещались два дивана, два шкафа, телевизор и детский велосипед. Стены были завешены коврами, окно зашторено плотной кумачовой портьерой.
– Отличная комната! Места много! – тараторила Наташенька. – Обои не совсем свежие, – она отогнула край ковра, – но жить с такими можно. Я видела и похуже! Кладовка по размерам такая же, правда, там не живут, но ремонт если сделать постепенно, то можно будет её сдавать! Места здесь хоть слона приводи, и всего за миллион двести, как раз столько стоит ваша с Ритуленькой доля!
– А баню можно посмотреть? – спросила Айлин.
– А чё её смотреть? Обычная баня, ты в бане, что ли, никогда не мылась? Ха-ха-ха! – зашлась в смехе экскурсоводша. – Ну, там подломпачить надо будет немного, пол прохудился, а так всё пучком! Линка, это твой вариант!
– Да, я согласна, – устало произнесла Айлин. – А какой адрес у этого дома?
– Набережная, 75.
– Хорошо, давайте оформлять сделку.
– Светка, готовь магарыч! – заорала помощник риэлтора, но квартирантка, судя по заезженному виду, не была готова к приёму гостей.
– Не беспокойтесь, в другой раз, – кивнула ей Айлин.
– А, это, – Света наморщила лоб. – Мы только в конце марта сможем съехать, мы ещё дом не достроили.
– Хорошо, – коротко ответила Баринова, сдерживая подступившую тошноту. – До свидания.
– Ну, вот и славненько! – потирала руки Скосырева, пока они, увязая в снегу, добирались до машины. – А вон там остановка автобусная. Маршрутки часто ходят. Пятнадцать минут – и центр! Тебе реально повезло!
– А там что? – показала Айлин в сторону чёрного горизонта.
– А там край города, обрыв, река, представь, летом каждый день можно купаться и загорать! Тебе просто сказочно повезло!
Наконец, они забрались в машину и двинулись обратно в город. Когда они проезжали по мосту, где распростёр над городом свои пластиковые крылья красный дракон, Айлин вдруг вспомнила строчки из одной песни: «Drachen sollen fliegen» (драконы должны летать), а строчка потянула за собой воспоминание о тех пророческих снах из августа 1992 года, и впервые она подумала о самоубийстве.
«Вот к чему был этот сон, – думала Айлин. – Я купила дом возле обрыва, и я должна оттуда спрыгнуть, чтобы мы были вместе. Дэн, слышишь ли ты меня сейчас? Хочешь ли ты, чтобы я тоже покончила с собой? Ведь раньше ты этого хотел? И сейчас ты толкаешь меня на это, да?».
Впервые после его смерти она обращалась к нему.
«Если да, то молчи, а если нет, то подай какой-нибудь знак. Тогда я буду знать, что ты хочешь, чтобы мы с Костей были вместе!» – взмолилась она. – «Пусть это будет авария!».
Айлин закрыла глаза и задержала дыхание, представляя, как Скосыреву заносит на шоссе, и как она врезается в столб. Представление было таким сильным, что она почувствовала толчок, и в тот же миг машину тряхнуло так, будто какой-то гигантский ребёнок поднял её, как жука, и капризно бросил обратно.
Скосырева завизжала, как свинья, резко дала по тормозам, и, вцепившись в руль, крутила его, всем телом налегая на него, в левую сторону.
Автомобиль как выдохшаяся юла, медленно остановился.
– Это что было? – испуганно прохрипела Наташенька. – Никого же не было на дороге! Просто занесло и всё! Мистика какая-то? Ты что-нибудь видела?
– Нет, ничего, – Айлин оставалась такой же спокойной и невозмутимой, как и до внезапной остановки. – Ты ехать можешь? С машиной всё в порядке?
Скосырева включила зажигание, нажала на газ, машина тихо двинулась дальше. В кармане дублёнки Айлин завибрировал телефон. Костя предупредил, что в очень крайнем случае напишет сообщение, и она должна будет перезвонить, но так, чтобы звонок остался тайной для помощницы риэлтора.
– Наташа, можно попросить тебя остановиться возле ближайшей круглосуточной аптеки? Голова опять разболелась, а тут ещё эта мистическая история…
Впервые за всё знакомство с этой девицей, похожей в сиреневом пуховике и обмотанной розовым шарфиком на продолговатую палочку Коха, Айлин ей улыбнулась.
– Да можно и чем-то покрепче подлечиться! – икнула водительница.
– Ну что ты, Наташа, у меня дома ребёнок.
– А с кем, он, кстати? – подозрительно поинтересовалась Наташенька.
– С няней. А вот и аптека. Я быстро!
Айлин выскочила из машины и поднялась по высокому крыльцу.
– Девушка, – обратилась она к продавцу, – мне нужна упаковка пенталгина, но, можно вас попросить сделать вид, что вы долго её ищете? Пожалуйста!
Коренастая кудрявая дама в белом халате неопределённого возраста хмыкнула и, отвернувшись, стала рыться в ящиках. Айлин встала за широким рекламным плакатом, призывающим немедленно совать в рот Colgate, и прочла СМС-ку: «Перезвоните».
– Айлин Сергеевна, – начал Костя безразличным голосом. – Вы уехали смотреть дом, а ребёнка оставили дома под присмотром вашей хорошей знакомой Кати из соседнего дома. Позвоните мне, когда эта карусель остановится.
Костя отключился.
– Девушка, всё, спасибо!
Айлин положила на прилавок тысячу рублей.
Провизор протянула тысячу обратно:
– Посмотрите без сдачи, мне сдавать нечем!
Схватив коробку с обезболивающим, она сунула её в карман и выбежала со словами:
– Сдачу оставьте себе!
Айлин села на пассажирское сиденье и пристегнула ремень.
– Чё купила? – фамильярно поинтересовалась Скосырева.
– Два косяка. Раскурим? – в тон ответила Айлин, но в отличие от хамки Натальи пошутила она по-дружески и совершенно серьёзно.
– А откуда они у тебя? – округлила глаза Наташенька, притормаживая транспортное средство.
– А ты не знала? – погнала Айлин. – В этой аптеке по ночам все нарики отовариваются! Косяки в коробках из-под пенталгина продают. Два косяка – штука. Стресс-то надо снимать! Не все пьют, как ты!
Ошеломлённая Скосырева закрыла рот и оставшийся путь они проделали в молчании. Когда машина остановилась у подъезда, Скосырева подняться на седьмой этаж отказалась. Едва Айлин скрылась за подъездной дверью, Наташенька достала сотовый и набрала номер Ларисы Александровны.
Чем выше поднималась Айлин в лифте, тем явственнее слышала голоса перебранки. Когда створки втянулись, и Айлин вышла, то взору её предстала такая картина - на площадке возле лифта стояло трое взрослых человек: растрёпанная Ковеянко в старой куртке, в которой Марина Константиновна выходила во двор «промяться» и покормить собаку, Баринов-ст., выглядевший не лучше дочери, и молодая симпатичная брюнетка, лицо которой показалось Айлин ужасно знакомым.
Брюнетка стояла в дверях и преграждала путь в квартиру.
– Ну, наконец-то! – сквозь зубы проговорил бывший свёкор. – Явилась! С панели что ли? Вот сейчас притон этот я и повяжу!
Не говоря ни слова, Айлин собралась зайти домой, но бывшая золовка ухватила её за рукав дублёнки.
– Стоять! Бояться! – грубо гавкнула она. – Мы сюда сейчас все зайдём, вместе, только пэпээсников дождёмся!
Айлин вырвала руку и потёрла её, будто Ковеянко осквернила её одежду своими наманикюренными лапами.
– Что происходит, Катя? – спокойно спросила Айлин.
– Я сама ничего не понимаю, Айлин Сергеевна! – развела руками брюнетка. – Рита уже спит, я смотрю телевизор, глажу бельё, вдруг звонок, я немного испугалась, потому что вы всегда своими ключами открываете. Я дверь в квартиру закрыла на ключ, эту, общую открыла.
- На пороги эти вот, – брюнетка показала рукой на лопающихся от злости отца и дочь.
– Говорят, что якобы сейчас, вернее, час назад, сюда пришёл ваш муж, покормить ребёнка, и его здесь якобы сильно избил какой-то мужик. Нос ему сломал. А я вообще никого в глаза не видела! Не было никакого мужика, ни вашего мужа, да я бы без документов никого и не пустила бы, мало ли проходимцев тут ходит! Эти вот, тоже, клянутся, что они Рите тётя и дедушка, а паспорта не предъявляют. А я почему должна им на слово верить? Вы сами говорили, что ваш бывший свёкор – начальник, а золовка – директор косметической компании, но что-то непохоже! Вот она ругалась здесь, как на базаре, а мужчина только угрожал!
– Катя, ты всё правильно сделала, – невозмутимо ответила Айлин. – Баринов Виктор Андреевич обещал, что отнимет у меня дочь, видимо, решил претворить план в жизнь.
– Это действительно ваш свёкор? – У брюнетки округлились и без того огромные глаза.
– Да, это он, – улыбнулась Айлин. – А это сестра мужа, директор филиала «Орифлейм».
Катя фыркнула и подавила презрительный смешок.
Оживший лифт привёз на седьмой этаж двух сотрудников милиции с автоматами наперевес, и вот тут-то ни Айлин, ни Кате папа с дочкой рта не дали раскрыть.
– Нас не пускают в квартиру! – грозно заявил Баринов-ст.
– А вы владелец? – спросил милиционер помоложе.
– Нет, я отец владельца. Моего сына избили в этой квартире, здесь притон! Вот эта мразь – Виктор Андреевич кивнул подбородком в сторону снохи – шлюха, живёт на нетрудовые доходы, сына выгнала и квартирой хочет завладеть!
Милиционеры перевели тяжёлый взгляд на «шлюху».
– Я развожусь, и ищу в обмен на принадлежащую мне долю жильё для меня и моей дочери. В данный момент я ездила с помощником риэлтора смотреть дом на Набережной, который я согласилась приобрести. Ребёнок был мною оставлен на попечение моей хорошей знакомой Екатерины. О факте избиения бывшего мужа я слышу впервые, но зато неоднократно Баринов угрожал отнять ребёнка и выкинуть меня на улицу. Я уверена, что всё это фальсификация. Давайте пройдём в квартиру, и вы убедитесь, что в ней тихо, а притон – это разыгравшееся воображение Виктора Андреевича.
– А у неё в кармане дублёнки есть наркотики! В коробке из-под пенталгина! – вдруг ехидно раздвинула в улыбке змеиные губы золовка, которая в момент объяснений читала что-то с телефона.
– Можете меня обыскать!
Айлин подняла руки. Милиционер помладше обшарил её карманы, вытащив связку ключей, несколько тысяч рублей без кошелька и злосчастную лекарственную коробку.
Все затаили дыхание. Милиционер раскрыл коробочку и высыпал на ладонь два блистера с круглыми таблетками, с риской посредине. Милиционер постарше тихо ругнулся и уставился на Ковеянко.
– Вы чего нам голову морочите? По клевете пойдём?
– Она могла их подменить! – заорала золовка. – Она хитрая, как чёрт!
– Девушка, – опер взял Айлин под руку. – Мы должны осмотреть квартиру.
– Конечно, – Айлин первая прошла внутрь коридора, за ней милиционеры, потом Катя.
Отца и дочь в дом не пустили. Милиционеры обошли гостиную, спальню, детскую, где в свете ночника мирно похрапывала девочка с разметавшимися пшеничными волосами, кухню, где шёл какой-то зарубежный фильм, а на столе лежал наполовину выглаженный пододеяльник.
– Ой, я утюг забыла выключить! – испуганно закричала Катя, выдёргивая шнур из розетки.
Милиционер постарше достал рацию и, когда она запищала, сказал:
– Вызов ложный. Следов погрома, избиения в квартире не обнаружено.
– Будете писать заявление? – обратился милиционер к Айлин.
– Нет.
Милиционеры вышли на площадку и грубо схватили Баринова за плечо:
– Ну что, папаша, прокатимся в отдел?
– За что? Я не понял! Вы знаете, кто я? Они моего сына изувечили!
– Вот сын пусть тоже подъедет, напишет заявление, кто и когда и где нанёс ему тяжкие телесные. Только не здесь – это факт, мы сами всё видели!
– Это беспредел! – орал Баринов, когда милиционеры помогали ему попасть в лифт. – Я вас погон лишу!
Ковеянко, которой в лифте не хватило места, побежала вниз по лестнице, на ходу крича в трубку, что папу везут в отдел.
Заперевшись на все замки, и на те, которые снаружи не открывались, Айлин присела на низкую табуретку и удивлённо уставилась на Катю Худяеву, с которой когда-то они жили в общаге в одной секции.
– Катя, это действительно ты? Как ты здесь очутилась?
– Лина, это долгая история. Расскажу потом. Я… Очень рада тебя видеть!
Катя нагнулась и поцеловала Айлин в щёку.
– Мне надо идти, – она сняла с вешалки красивое зимнее пальто с богатым песцовым воротником.
– Так быстро? Но…
– Лина, я вообще здесь быть не должна. Прости, но Костя тебе всё расскажет.
Катя достала мобильник и нажала какие-то кнопки.
– Такси? Поедем от Ягодной поляны, сорок три, первый подъезд, до Чкалова сто двадцать один. Спасибо!
– Лина, я позвоню!
И Катя, открыв все замки, неслышно вышла из квартиры. Обиженная Айлин набрала номер Чиликиди.
– Я сейчас приеду и всё расскажу, – будничным голосом сказал Костя и сразу же отключился.
Ещё в начале их знакомства Айлин сделала для него дубликаты ключей, чтобы лишний раз не радовать соседей поводом для ненужных сплетен. Передвигался Костя бесшумно, как горный кот.
Застав Айлин одиноко сидящей на кухне, Костя первым делом сварил кофе, поставил перед Айлин дымящуюся кружку, сел напротив.
– Через десять минут после того, как вас повезли смотреть дом, заявился ваш бывший муж. Моё присутствие ему очень не понравилось, и он полез в драку. Я ему врезал по всем правилам, это когда экспертиза не может точно определить, были ли нанесены телесные повреждения или нет, но, не сдержался и намеренно сломал ему нос, потому что он обозвал вас словом, совершенно на вас непохожим. Потом я его тихонечко вырубил, кое-куда позвонил, явилась бригада, накачала его спиртным, тихо вынесла из квартиры и оставила на ближайшей к дому остановке. Кровь и небольшие следы борьбы были убраны профессионально, потом я проинструктировал Катю, написал вам сообщение и исчез до вашего звонка. Это всё. Как я понял, инсценировка удалась.
– Я намеренно сказала Скосыревой, что у меня трава. И Ковеянко об этом тоже узнала.
– Не удивительно, они же заодно!
– А что теперь будет?
– А ничего. Их большая ошибка была в том, что они вызвали милицию. Я в курсе, как проходил досмотр и знаю, что сейчас с Бариновым, дочерью его глупой и этой курицей риэлторшей проводится воспитательная беседа, и что им придётся заплатить за то, чтобы вы не возбудили против них дело о клевете. И не спрашивайте, откуда я это знаю.
– Костя, кто ты такой? – шёпотом спросила Айлин.
– Айлин Сергеевна, я обычный человек, работающий банковским аналитиком. У меня нет друзей, но есть много людей, которые мне обязаны. А я вот обязан только одному человеку... вам.
– А Катя тоже тебе обязана? Она-то как с тобой связана?
– Катя ваша связалась с одним дятлом, который заставлял её оказывать мужчинам интимные услуги против воли. Случайно этот дятел пересёкся с Ефтиным, Катя узнала Ивана Николаевича, он тоже вспомнил её и помог, потому что вы к ней хорошо относились.
– И чем она сейчас занимается?
– Работает в цветочном магазине. Воспитывает девочку. Квартиры, правда, лишилась. Иван Николаевич велел за ней присматривать. Ну, я и присматриваю, помогаю. Девочка она гордая, гуманитарную помощь не берёт, но мелкие услуги в рамках закона оказывает.
– Костя, это ты убил Лену Пустырникову? – внезапно спросила Айлин, будто проверяла его на полиграфе.
– А знание об этом изменит ваше ко мне отношение?
– Нет, не изменит.
– Тогда зачем вам это знать? Кстати, я обещал сюрприз!
Костя чуть-чуть улыбнулся и достал из портфеля два свёртка. Один плоский, похожий на небольшую тонкую книжку, другой шире и толще, как небольшая почтовая бандероль.
Айлин взяла большой свёрток и кухонными ножницами аккуратно разрезала пеньку, потом, зажмурившись, развернула коричневую бумагу, и пальцами нащупала что-то гладкое и мягкое. Открыв глаза, она увидела блок сигарет More, пять и ещё пять ровных зелёных пачек, упакованных в прозрачный целлофан.
– Боже! – только и смогла произнести ошеломлённая девушка. – Костя, я последний раз курила их в девяносто седьмом. А когда я снова начала курить, оказалось, что их в продаже уже нет, и мне внушали, что и не было таких в помине! И они обёрнуты в коричневую бумагу, как раньше?
Чиликиди кивнул.
– Костя, ты волшебник! А я такое говно курю, этот Vogue! Он хуже «Беломора».
Айлин дрожащими пальцами разорвала пачку с неприятной надписью «курение убивает», вытащила сигарету, щёлкнула зажигалкой, затянулась.
– А немного отличаются. Кажутся чуть толще и бумага двухцветная, крапчатая. Но всё равно это чудо! Костя, спасибо!
– Да не за что. Я рад, что вам понравилось. Надеюсь, второй сюрприз тоже не подкачает.
Костя достал из упаковочной бумаги DVD-диск.
– Это игра, называется Dreamfall. Моя самая любимая история. Очень хочется верить, что вам, Айлин Сергеевна, она тоже станет близка.
– Костя, да брось ты, давай без этой «Сергеевны», можешь звать меня просто Лина, как все зовут.
– А я не все, – спокойно, и, как показалось Айлин, с затаённой угрозой в голосе произнёс Чиликиди.
– Зови, как тебе нравится, но только на «ты», договорились?
– Договорились. Ты знаешь, пока тебя не было, я уже установил игру, осталось только начать новое путешествие. Ну, и ты часто жалуешься, что я скрытный, так в этой игре есть ключ к пониманию меня.
Айлин вдруг стушевалась, как маленькая девочка, которая внезапно перешла установленную взрослыми черту.
– Я поиграю, но не сегодня. Костя, я ужасно устала. Кстати, я покупаю этот дом.
– Я так и понял, – ответил Костя, вставая. – Спокойной ночи, Айлин Сергеевна.
- Подожди, Костя, - решилась она. - Представь такую ситуацию. Ты хочешь иметь жемчужину. Каким будут твои действия? Ты будешь нырять за ней сам? Вскроешь?
- Если я захочу жемчужину, - незамедлительно ответил Чиликиди. - Я дождусь, когда кто-то достанет её со дна, когда кто-то вскроет её. Не хочу марать руки. Но я не богач, чтобы купить жемчужину, я просто буду ждать, когда жемчужина найдёт меня сама.
Костя словно испарился, даже лифт не загудел, видимо, он спускался по лестнице. Айлин выкурила полпачки, и только когда её затошнило, она взяла со стола какой-то рисунок Маргариты, перевернула его и синим карандашом записала план на ближайшее будущее:
1.Начать играть в Dreamfall.
2.Коротко остричь волосы.
3.Найти могилу Дэна.
4.Позвонить матери.
Последний пункт она оставила под вопросом.
Примечания к главе:
1. С. Кинг «Мареновая роза»
2. Исса Кобаяси (1763-1768г.г., эпоха Эдо)
3. из песни гр. «Комбинация» «Бухгалтер» (альбом «Московская прописка», 1991г.)
4. Строчка из песни гр. Queen «The show must go on» (1991г., Альбом Innuendo): «Моя душа раскрашена, как крылья бабочки».
Продолжение http://proza.ru/2024/01/22/986