Ну что, продолжим поиск в старинных русских одах актуальных цитат, в чем-то созвучных нынешним временам? Пожалуй, продолжим.
Жил-был во второй половине XVIII – первой четверти XIX столетия поэт Василий Капнист (кстати сказать, приятель знаменитого Державина). Да только вот, в отличие о Гаврилы Романовича, отнюдь не был Василий Васильевич придворным льстецом. Ровно наоборот: если ему что-либо не нравилось, то он так прямо и выражал свое недовольство в поэтической форме.
Например, весьма не по душе ему пришлись проделки матушки-государыни, императрицы Екатерины Второй-Великой, слишком щедро наделявшей своих многочисленных угодливых фаворитов крепостными крестьянами, специально ради такого черного дела закабалив сотни тысяч великорусских мужиков и баб, а заодно уж и малороссийских парубков и дивчин, прежде бывших лично свободными и независимыми от произвола высшей власти.
Очень нехорошая, честно скажем, практика. Ведь не зря даже такой специфический персонаж, как наш экс-президент Дмитрий Медведев, публично высказался как-то раз, что свобода, дескать, лучше несвободы. Ага, дважды два – четыре! Кто б с этим спорил? Однако нынче в верхах, похоже, совсем другая математика...
Но не будем о грустном и о гнусном. Прочтем-ка лучше несколько строф из «Оды на рабство», написанной Капнистом еще аж в 1783 году (между прочим, это год присоединения Крыма к России – в первый раз, но, как оказалось, вовсе не в последний). Да и рецидивы рабства, чего уж греха таить, тоже повторяются в нашей истории и современности неоднократно.
Итак, улавливаем одиозное эхо имперского деспотизма под прикрытием ранее уже успешно апробированной «крымнашенской» шумихи:
Везде, где кущи, села, грады
Хранил от бед свободы щит,
Там тверды зиждет власть ограды
И вольность узами теснит.
Где благо, счастие народно
Со всех сторон текли свободно,
Там рабство их отгонит прочь.
Увы! судьбе угодно было,
Одно чтоб слово превратило
Наш ясный день во мрачну ночь.
Какое слово? Сами, небось, догадываетесь. Оно из трех заглавных букв – и это, увы, отнюдь не слово «мир». Однако пусть Капнист продолжает свою речь:
Так древле мира Вседержитель
Из мрака словом свет создал.
А вы, цари! на то ль Зиждитель
Своей подобну власть вам дал,
Чтобы во областях подвластных
Из счастливых людей несчастных
И зло из общих благ творить?
На то ль даны вам скиптр, порфира,
Чтоб были вы бичами мира
И ваших чад могли губить?
Ну, кажется, совсем не для таких эксцессов и закидонов существуют всемогущие правители, правда ведь? Так почему же эти политические небожители имеют наглость поступать вовсе не по-божески? Хотите узнать ответ – прислушайтесь к печальным строкам автора «Оды на рабство».
Капнист всё четко объясняет: если подданные смиренно позволяют обходиться с ними так, то им и будут хорошенько поддавать – эх, раз! да еще раз! да еще много-много раз! – пока до них наконец-то не дойдет простая мысль о том, что дело тут, ребята, неладно и нечисто:
Воззрите вы на те народы,
Где рабство тяготит людей,
Где нет любезныя свободы
И раздается звук цепей:
Там к бедству смертные рожденны,
К уничиженью осужденны,
Несчастий полну чашу пьют;
Под игом тяжкия державы
Потоками льют пот кровавый
И зляе смерти жизнь влекут;
Насилия властей страшатся;
Потупя взор, должны стенать;
Подняв главу, воззреть боятся
На жезл, готовый их карать.
В веригах рабства унывают,
Низвергнуть ига не дерзают,
Обременяющего их,
От страха казни цепенеют
И мыслию насилу смеют
Роптать против оков своих.
Ничего не напоминает? Нет? Ну, что ж, нет так нет: значит – не напоминает. Как говорится, вам виднее. А вот Капнисту всё это виделось, мягко говоря, несколько иначе.
У него, между прочим, даже хватило иронии наглядно живописать картину всеобщей «благодарности посеченных за посечение» (как выразился гораздо позднее кто-то из отечественных классиков-сатириков – то ли Гоголь, то ли Салтыков-Щедрин).
Колоритная картинка, не так ли: закабаленные холопы нижайше поздравляют монаршую особу... нет, не с победой на выборах (ну какие в России выборы, что вы?), а всего лишь с очередной годовщиной бессменного пребывания на всероссийском престоле. Вероятно, нечто подобное хитрые политтехнологи предсказывают нам увидеть через два с половиной месяца, то есть аккурат в марте:
Ты зришь, царица! се ликует
Стенящий в узах твой народ.
Се он с восторгом торжествует
Твой громкий на престол восход.
Ярем свой тяжкий кротко сносит
И благ тебе от неба просит,
Из мысли бедство истребя,
А ты его обременяешь:
Ты цепь на руки налагаешь,
Благословящие тебя!
Ура, граждане и гражданки! Бурные аплодисменты, переходящие в несмолкаемые овации. Весь зал встает и в едином порыве скандирует слова незабвенной песни: «Спасибо вам за подвиг ваш великий, / Товарищ Генеральный секретарь!» Был такой шедевр в эпоху застоя.
Пусть какой-нибудь остриженный Шалман заранее начинает разучивать патетический текст – у него должно классно получиться исполнение нафталинового шлягера на концерте в Лужниках. Лишь бы только не сел в лужу, а то ведь, чего доброго, еще промочит кожаные-то штаны в обтяжку. Ох, тяжко быть артистом с таким специфическим дресс-кодом!..
Впрочем, Капнист не был бы истинным одописцем, если бы не завершил свое произведение в точном соответствии с канонами жанра, то бишь на позитивном мотиве: авось, дескать, властители одумаются – и вместо тоталитарного застоя вновь затеют либеральную перестройку.
«Мечты, мечты, где ваша сладость?» Но это уже не Капнист, а Пушкин. И у него всё гораздо реалистичнее. У Капниста же – сплошная идиллия в классицистическом силе:
Дашь зреть нам то златое время,
Когда спасительной рукой
Вериг постыдно сложишь бремя
С отчизны моея драгой.
Тогда – о лестно упованье! –
Прервется в тех краях стенанье,
Где в первый раз узрел я свет.
Там, вместо воплей и стенаний,
Раздастся шум рукоплесканий
И с счастьем вольность процветет.
Тогда, прогнавши мрак печали
Из мысли горестной моей
И зря, что небеса скончали
Тобой несчастье наших дней,
От уз свободными руками
Зеленым лавром и цветами
Украшу лиру я мою;
Тогда, вослед правдивой славы,
С блаженством твоея державы
Твое я имя воспою.
А я, грешным делом, все-таки не последую благому примеру Капниста и воздержусь от пения-воспевания: ну слишком уж неохота марать язык всякими крайне сомнительными именами.
Постскриптум. К языческой формулировке не придирайтесь – это всего-навсего сокращенный пересказ эпиграммы князя Петра Андреевича Вяземского, друга Пушкина, под красноречивым названием «Старому плюгавцу» (портретное сходство считать случайным!):
Что мне плюгавцу отвечать?
Ни рук, ни языка не хочется марать.
2 января 2024