Счастливчик

Елена Куличенко
          Сочный мазок краплака придал глубину складке шелка, кисть на мгновение замерла над мольбертом, а потом еще несколько раз лизнула поверхность холста, добавляя притягательных теней развевающейся юбке танцовщицы фламенко. Еще одно полотно Мануэль успеет покрыть лаком к субботе, когда придет время везти картины на площадь Святого Жозефа Ориола в Барселоне. Возможно, именно эту удастся продать любопытным туристам. Или пейзаж с Домом Костей в стиле импрессионистов… Очень нужны деньги, Мария снова устроит скандал, когда принесут счета.
             Из-за двери мастерской послышались быстрые шаги легкой на помин невесты.
–          Мануэль, через две недели Рождество! Нужно купить мяса и овощей для эскудельо, подарки родителям…
–          Жизнь моя, ты же знаешь, что деньги появятся в субботу, если я продам картины.
–          Если? – голос Марии взлетел на октаву, – Мадонна, как часто я слышу это слово! Признай уже, что тебе не стать известным художником никогда! И найди себе нормальную работу! Иначе ты всегда будешь нищим!
             В последнее время Мануэль научился при ссорах входить в состояние отрешенности, рассматривая как будто со стороны, глазами живописца, свою женщину под лавой эмоций. Главными героями разворачивающейся драмы всегда  становились ее прекрасные руки с тонкими запястьями и длинными изящными пальцами. Они обличали, призывали небеса в свидетели, указывали на горе всей ее жизни, то есть на него самого, прижимались к просвечивающемуся сквозь блузку кружевному бюстгальтеру, под которым в тот момент билось страдающее сердце. Все это действовало возбуждающе, и заканчивалась очередная трагедия, как правило, в спальне под распятием Христа над кроватью.
             В этот раз дело обстояло по-другому. Гневным жестом откинув копну темных непослушных волос за спину, ее руки уперлись в бока, подчеркивая талию и крайнюю степень раздражения хозяйки.
– Продай, наконец, хотя бы тот никчемный клочок земли, который ты прикупил, когда переезжал ко мне! Тебе даже в этом не везет!
Обида поднялась откуда-то снизу. Сдавила ребра. Мануэль огрызнулся:
– Я потратил все свои заработанные деньги, чтобы переехать к тебе в деревню, мы вместе мечтали построить большой дом. Но Кордето – дыра, где живут двести фермеров-бедняков, здесь нет покупателей, Мари! Ты изводишь меня претензиями, визжишь над ухом, не даешь работать, а потом требуешь денег.
Скандал вышел нешуточный, его, наверняка, слышала половина соседей. В конце Мария выкрикнула:
– Пошел прочь из моего дома, жалкий неудачник!
               В тот же день Мануэль собрал свои вещи, большую часть которых составляли картины, краски и холсты, и переехал в сарай на своем участке. Временами он уходил туда пожить на день-два и раньше после ссор, либо когда требовалось срочно закончить работу для заказчика. Раскладную кровать и нехитрую дровяную печурку он поставил еще тогда. В этот раз было принято решение уйти навсегда. Последним перенес мольберт с непросохшей картиной, на которой страстно изгибалась в танце девушка с лицом Марии.
              Единственным злачным местом в Кордето было маленькое кафе «Гнездо», обшарпанное заведение с видавшей виды барной стойкой, несколькими пластиковыми столиками грязно-голубого цвета и рваным диваном из черного кожзаменителя в самом углу. В «El Nido» и отправился вечером Мануэль, чтобы как следует надраться.
              Владелец забегаловки ; грузный седовласый Хосе ; с порога определил настроение клиента по преувеличенно бодрому «Hola». Перед художником на столе тут же возникла тарелка с дымящейся паэльей и первый стакан джина с тоником. Вкус паэльи никогда нельзя было предсказать заранее, так как здешний повар очень гордился своим рецептом и держал его в тайне. Мануэль предположил, что в этот раз, кроме жареного цыпленка, креветок, помидоров, рыбы, полусырого кальмара, гороха и риса, в смесь была добавлена парочка старых шнурков, обильно приправленных шафраном и красным перцем.
               Блюдо требовало погасить притязания на звезду Мишлена новой порцией джина, что собственно и сделал Мануэль незамедлительно. Когда за третьим стаканом последовал четвертый, до него стал доходить смысл общего разговора в зале. Посетители, громко обсуждали появление в их деревеньке распространителей билетов рождественской лотереи «Эль гордо» ; городских дамочек из «Лиги домохозяек». Фермеры дружным хохотом встречали каждое замечание по поводу внешности вестниц удачи, которые обошли все дома до единого на двух с половиной улочках Кордето.
               Как только Мануэль понял, что билеты достались всем, кроме него, настроение снова испортилось. Он вспомнил, как в предновогоднее время в родительском доме каждый год семья усаживалась перед телевизором вместе со всей страной в надежде выиграть «толстяка» - главный приз лотереи с одноименным названием. Очень некстати к его столу подошел хозяин кафе:
– Сколько билетов ты взял в этом году, Мануэль?
– Нисколько, Хосе! Двадцать евро целее будут, – отрезал художник с пьяной бравадой, стремясь скрыть обиду на самое несчастливое Рождество в своей жизни.
            Вернувшись к себе, он зачем-то полез в ящик со всяким барахлом, стоявший у дальней стенки сарая. Где-то на подсознании у него теплилась надежда, что там отыщется нечаянно забытая бутылка джина, но надежда пошла прахом.
             Мануэль вышел из сарая, закурил и стал смотреть в ночное небо на звезды. «Надо будет загадать желание в сочельник. Все так паршиво, что хуже уже некуда, только и надеяться, что на подарки Оленцеро», ; усмехнулся он тоскливо. На душе было как в сарае за спиной - темно, захламлено и одиноко. На остатках быстро выветривающегося хмеля пришла мысль задобрить пройдоху Оленцеро - нарядить елку. За Рождественское деревце сошел вечно зеленый куст фисташки, растущий на участке перед дверью. Мануэль вернулся в сарай и среди хлама, выброшенного из ящика, нашел старый медный фонарь, яркие флажки и шарфы футбольного болельщика - бордовые с синими полосами. «Елка» получилась фанатской, но ему это даже понравилось. Местный Оленцеро должен «болеть» за «Барселону»!

           Всю следующую неделю Мануэль работал, как проклятый. Он дописал несколько картин, убрал мусор на участке и вывез, наконец, все ненужное из сарая. Это помогало отвлечься от мыслей о Марии, по которой он очень скучал. Портрет ее в образе танцовщицы фламенко остался дома, когда пришло время везти картины на субботнюю ярмарку в Барну. Возвращаясь оттуда, художник впервые за эти дни пребывал в благостном расположении духа. Рождественское сияние огромного города, приподнятый настрой горожан, улыбающиеся лица туристов, которые толпами валили на площадь Святого Жозефа, ; все это разогнало тучи в его душе. Немало способствовала тому и продажа двух картин. Теперь денег хватит на ближайшие недели. Еще осталось и на подарки маме и сестре, которые он уже купил в городе.
                Заехав в Кордето, Мануэль был несказанно удивлен пробкой на главной улице деревни. Откуда взялась такая прорва машин? Может быть, у кого-то в деревне свадьба? В своем добровольном отшельничестве он отстал от жизни односельчан и теперь терялся в догадках. С трудом протиснувшись сквозь толпу на площади, Мануэль припарковал машину и зашел в продуктовый магазин.
                 Внутри его оглушили, завертели ликующие покупатели. Народ сметал с полок все подряд, не глядя на ценники. Фермеры обнимались и поздравляли друг друга, хозяйки хвастались планами праздничных обновок. Ошеломленный невиданным размахом веселья, Мануэль спросил у попавшегося на глаза соседа, что собственно происходит. Новости обрушились на него совершенно фантастические, он застыл на месте не в силах в первое мгновение поверить в них. Вся деревня выиграла в лотерее, да не просто выиграла, Кордето достался El Gordo – «толстяк» - почти сто пятьдесят миллионов евро! В зависимости от количества билетов выигрышной серии на руках каждый житель деревни стал просто богат или сказочно богат. Кроме него самого.
               На выходе из магазина какой-то бойкий чернявый парень в костюме с галстуком сунул ему под нос микрофон с надписью «новостная служба TVE»:
– Скажите, пожалуйста, какова ваша доля в выигрыше?
Мануэль отодвинул журналиста и, глядя в глаз нацеленной на него камеры, хмуро ответил:
– Я не покупал билеты в этом году.
Садясь в машину, он слышал захлебывающегося от эмоций ведущего новостей:
– Вы только что увидели самого несчастного человека в стране, а возможно в целом мире! Единственный житель Кордето, оставшийся без выигрыша!
             В Рождественский сочельник Мануэль приготовил нехитрый ужин, откупорил бутылку с пивом и отсалютовал бокалом стоявшей напротив картине. Ему показалось, что девушка на холсте приветственно качнула головой.
– Хочешь я почитаю тебе стихи, Мария? - заговорил он. И продолжил мечтательно:
Помолвки ночь - погасли фонари,
Блестит вода, сверчки жужжат чуть слышно.
Мы о любви с тобой не говорим,
Ты не моя. Ну, как же это вышло?
Собака лает где-то за рекой,
Растут деревья, звезды тихо тают.
Спят две груди, но под моей рукой
Вдруг расцветают белыми цветами.*
             В ту ночь ему снился сон. Оленцеро в шарфе болельщика выкрикивал командную кричалку фанатов «Барселоны», пританцовывая на месте и жестами подзывая его к себе. Но как только Мануэль захотел подойти поближе, откуда-то сверху на художника посыпались газеты с его портретом и кричащими заголовками. «Самый несчастный человек в мире!» «Единственный бедняк в деревне миллионеров!» «Жалкий неудачник среди счастливчиков!» Он отбивался от безжалостных листков, но они все прибывали, стремились залепить ему нос, рот и глаза. Мануэль задыхался. Когда он оказался почти похоронен под грудой нарезанной бумаги, газеты разом вспорхнули с него и белыми чайками улетели в небо. Он остался совсем один посредине пустого футбольного поля. Вдруг откуда-то с трибун сошла ослепительно красивая девушка в красном шелковом платье. Мария протянула к нему руки и сказала с улыбкой: «Пойдем со мной, счастливчик!»
           Громкий стук в дверь прервал упоительный момент сна. Пришли односельчане целой делегацией, чтобы сообщить, что мэр Кордето и совет деревни решили выделить и ему долю в выигрыше, так как всем кажется это справедливым. Сказать, что он удивился, значит не сказать ничего. Но на этом чудеса не закончились. Не успел Мануэль сварить себе кофе, как к нему снова явился гость. Их деревня за один день стала местом паломничества представителей всех торговых компаний и известных сетей. Один из них первым разведал, что в Кордето всего один участок выставлен на продажу. Художник получил необыкновенно выгодное предложение, на которое тотчас же согласился, так как это почти в пять раз превышало стартовую цену земли. Они пожали руки, назначили день сделки, и гость удалился.
               Мануэль растерянно пил остывающий кофе, размышляя о новом повороте в своей судьбе, когда в дверь снова постучали. Как оказалось, Banco Santander тоже желал выкупить его участок для открытия собственного филиала в этом крохотном оазисе больших денег. На этот раз владелец лакомого кусочка земли вынужден был отказать, так как не привык нарушать данное слово. Узнав, что участок продан, банкир расстроено опустился на предложенный табурет. Взгляд незадачливого покупателя упал на картину:
- Продайте мне полотно!
Мысль, что придется расстаться с портретом, больно царапнула что-то внутри, и Мануэль назвал заведомо завышенную цену, чтобы отпугнуть банкира.
- Беру, - неожиданно сразу согласился тот, не торгуясь.
- Но зачем вам моя картина? Если честно, я - малоизвестный художник…
- О, нет! Вы теперь очень даже знамениты. Могу я выписать чек прямо сейчас?
Стоя на пороге своего жилища, художник смотрел, как уносят завернутую в мешковину лучшую картину его жизни.
 
* - отрывок из стихотворения «Неверная жена» Ф.Г. Лорки в переводе автора рассказа