Алтай 71. Походный дневник. День девятый

Гузэль Ханисламова
15 августа



     Тайное завсегда становится явным… Где-то около шести утра из предрассветной дымки выплыло темным островком наше бунгало и множество вещей, раскиданных где попало, по окружности изрядного радиуса.

     Из шалаша вышел первый дежурный. На лице озабоченность. Постояв в отдалении от шалаша, дежурный вернулся. Полудрема и легкое довольство витали на его челе.

 - Искандер, вставай! 

  Первый дежурный потянул за пятку, похлопал по пятой точке. Теперь уже два дежурных, зевая и проклиная судьбу, пытались собрать у костра остатки тепла, разбитого ранним пробуждением.
    
     Между тем, туман рассеялся и стали видны горы ближе к Сайгоношу и по долине одноименной реки. И вдруг, в прогалах облаков вспыхнула удивительной чистоты радуга. Перекинув свои руки меж Сайгоношем и хребтом на Северо-Западе, радуга словно плыла средь окружающих облаков. Мы с Искандером принялись вопить, чтобы остальные могли увидеть чудо. Но где там! Публика сонно поворачивалась с боку на бок, послала нас куда-то и продолжала спать. Меж тем радуга поблекла, растаяла, растворилась…
- Как насчет Венькиных окон?
 - Есть штук несколько.
- Должно дожжа не будет.
- Угу. (Примечание: погоду в походе предсказывали по методике Веньки. В небе просветы – дождя не будет, небо без просветов – быть дождю).

      Но, дождь все-таки пошел и очень сильный. Дрова пришлось рубить под кедром, а самое худшее – надо идти за водой по мокрющей высокой траве. Но такова уж походная «селяви». Обиднее, что, когда настало время вставать всем, дождь кончился.

   Поев, собравшись, отправились в путь. Еще раз попрощались с пастухом. Шли по долине Сайгоноша. Тропа, что шоссе, идти легко. А вот и первое кладбище банок. Запахло плановиком.      Через полчаса встретили четверых москвичей (три парня и одна девушка). Поговорили, они идут от Телецкого озера по тройке.

    Подошли к первому перевалу, если его можно так назвать. Длинный и нудный тягун. Начал накрапывать дождь. Мы с Искандером поотстали и (по-пионерски) выразили свое отношение к перевалу.
Спускались почти бегом. Дошли до стоянки, достали ведра, стали варить чаек.


     Мужчина пошел немного вперед. Принес новость – внизу плановики стоят. Пошли знакомиться. Продуктов у них выклянчить не удалось. Через час догнали их под перевалом. Плановики стоят, а мы сходу сели. Плановики заудивлялись, им такого инструктор не позволяет. Один из них (Миша Высоцкий) говорит: «Просто мы хорошие туристы, а они - настоящие».

    На перевал идем первыми. Матрасникам хорошо – у них самые тяжелые рюкзаки едут к перевалу на лошадке. Подъем изрядно крутой. Где-то на полпути Искандеру стало туговато. Однако он отказался что-либо отдать, говорит: «Мне сейчас нехорошо, а если что заберешь, будет потом по-черному плохо». С тем и добрались до гребня. Спускались в наступающих сумерках.

     Да здравствует обильный ужин! Долой лимит на сухари! Наелись, а плановики зовут к себе на сгущенку. Отказаться – грех. Банка на всех – что? Но, зато песен пропели великое множество.

    Саша – инструктор плановиков варит в ведрах панты. Деревья прячут за собой густую тьму, факелом костер, и грустной цаплей потревоженной души шагает средь нас песня (А. Лобановского) в исполнении Миши Высоцкого. Мы слышим впервые – слова записали*:

Дождь притаился за окном,
Туман рассорился с дождем
И в беспробудный вечер,
И в беспросветный вечер
О чем-то дальнем, неземном,
О чем-то близком и родном,
Сгорая, плачут, плачут свечи.
 
Казалось, плакать им о чем:
Мы очень праведно живем,
Но иногда под вечер,
Но иногда под вечер…
Мы вдруг садимся за рояль,
Снимаем с клавишей вуаль
И зажигаем, свечи.
 
И свечи плачут за людей,
То тихо плачут, то сильней.
И осушить горючих слез
Они не успевают,
И очень важно для меня,
Что не боится воск огня,
Что свечи тают для меня…
Во имя дружбы тают.

Летописец дня – завхоз Юра


*Туристических песен мы знали множество, но при каждом удобном случае пополняли арсенал. Как ценную реликвию храню с тех пор самиздатовский карманный сборник (вроде, авиационниками изданный), где помимо напечатанных песен (250) на пустующих местах страниц от руки дописано еще более десятка. Пусть не покажется странным, что участники похода больше пишут о еде и всяких пустяках, и редко о том, что поем песни. Просто, петь у костра – это было, естественно, как дышать. (прим. автора)




Продолжение следует  http://proza.ru/2024/01/22/1426