Письмо к матери

Флорентин Тригодин
ПИСЬМО К МАТЕРИ
Это было при СССР, в 1970, в армии. Я был уже старший сержант, комсорг, мой личный «кабинет» - Ленинская комната, где шкаф с 55-ю томами Ленина, с газетами, на стенах плакаты, радиола - с опечатанной ручкой настройки волны, чтобы не слушали врагов. Снуя мимо по коридору, я на секунду заглядывал в эту Ленкомнату: не играют ли солдаты в минуту отдыха культурно в шашки, не смотрит ли кто тома Ленина, не пишет ли кто-то стихи, подперев щеку и глядя вверх, как Пушкин. Заглянул: за столом сидит рядовой Терских, из "молодых" закрыл листок ладошкой, смотрит вопросительно. Ага, думаю, письмо пишет. Пусть.
Заглядываю из любопытства через пять минут: все ещё пишет, и я зашел.
- Кому пишешь? - спрашиваю.
- Матери, - ответил Терских.
Я знал, откуда призван Терских. Это я знал про всех как комсорг.
- Ты в Хакасии и родился? - любопытствую.
- Н-нет, - замешался Терских, - я... в тюрьме родился. А потом в Хакасию переехали.
- А! - принял я ответ, зная, что мамки сидят с новорожденными прямо в тюрьме. - Долго ты в тюрьме был?
- Два года, - твердо ответил Терских.
- Ладно, пиши, я скажу дневальному, чтобы никто не заходил. А матери напиши, что старший сержант тебя похвалил. Да это, не ошибись: не «страшный» сержант, а «старший»!
Наша радиолокационная точка охраняет небо над страной, всех и в тюрьмах, и на свободе, старых и малых, Родину. Чтобы дни катились веселей и незаметней, парни горазды шутить, награждать друг друга прозвищами, как «позывными». Если кто-то Дорожкин, то его тут же переименовывают в Тропинкина, Егорова — в Кантарию, Парамонова — в Грибы, так как его губам обзавидовались бы современные красавицы, а у него они — как грибы, без вмешательства. Бывало, командуешь: «Гриб! Ко мне!» Вот, а Терского сразу стали звать Троцким. Говорю дневальному (как раз дневалит рядовой Гриб, тоже из "молодых"):
- Гриб! Пока из Ленинской комнаты не выйдет Троцкий, никого туда не пропускай. Говори, что старший сержант приказал. Повтори!
- Есть никого не пропускать в Ленинскую комнату, пока из неё не выйдет Троцкий!
Гриб занял позицию, чтобы одновременно наблюдать и входную дверь в казарму, и дверь в Ленкомнату, в которой Троцкий, то есть рядовой Терских, пишет о чем-то своей матери. Послезавтра письмо полетит над страной из центра Западно-Сибирской низменности в Хакасию, к матери солдата.