Мы с братом знали, что дедушка болеет и заходить к нему нельзя. Ну, честно говоря, не очень-то и хотелось. Во-первых, в его комнате не было ничего интересного, кроме окна, которое выходило на соседнюю улицу, а не во двор, как в детской. А во-вторых, воздух там всегда был какой-то тяжёлый – пахло лекарствами и ещё чем-то непонятным и страшным. Во всяком случае, так казалось не только самому Гоше, но и его брату Пашке, поэтому запрет заходить в комнату дедушки они не нарушали.
Когда же случались праздники, дверь в дедушкину комнату открывали, приносили ему праздничные угощения и приводили детей, чтобы те засвидетельствовали своё почтение и поздравили его с праздником. Гоша говорил поздравительную речь, как-никак он теперь первоклассник! А Пашка только кивал головой и иногда поддакивал. Сам дедушка в это время всегда сидел в своём высоком кресле среди подушек и опирался на маленький столик, который ставили слева от него.
Дети, конечно, любили дедушку, но не так, как родителей и бабушку. Те вечно что-то требовали, контролировали, проверяли, заставляли умываться, убирать игрушки... одним словом, заполняли жизнь мальчишек своей удушающей заботой. А дедушка... дедушка существовал в каком-то параллельном пространстве и не обременял своим участием ни Гошу, ни Пашку, что вполне их устраивало. Поэтому любовь к дедушке была какой-то ритуальной, смешанной с почтением и даже мистикой – его никогда не было видно, но всегда где-то рядом ощущалось его присутствие.
В тот день случилось так, что Гоша остался в доме один. Ну, как один... конечно, дедушка был в своей комнате, но это было где-то в параллельном пространстве. А здесь, в этом ощутимом мире Гошу оставили одного. Куда ушли все взрослые, и почему Пашку они взяли с собой, а Гошу оставили дома, сейчас уже не вспомнить, но это не так уж и важно. А важно то, что, оставшись один, Гоша проникся каким-то пугающим ощущением реальности, когда отчетливо проявляются все вещи и звуки в доме. Каждый шорох или стук становится значимым и пугающим, а собственная тень какой-то чужой и почти враждебной. За окном была сумеречная серость и это тоже добавляло тревожности. Гоша стоял, прижавшись к прохладной стене и слушал своё дыхание, когда к нему пришла мысль о том, что в доме слишком тихо... а вдруг дедушка умер?! Запрет заходить в комнату дедушки и страшная догадка смешались в голове Гоши и превратились в огромный пульсирующий шар, распирающий его голову и отдающийся в ушах с каждым ударом сердца. Холодящий ужас охватил всё его мальчишеское тело, а ноги крадучись шли и шли к двери запретной комнаты. Ещё минуту, или пять, или даже целый час Гоша стоял, держась за холодную дверную ручку пока, наконец, решился войти. Дверь не заскрипела, и Гоша бесшумно проскользнул в комнату.
Дедушка не сидел в кресле, как привык его видеть Гоша, а лежал на разложенном диване. Ногами к окну, а головой к двери. Лежал тихо и спокойно. Затаив дыхание, Гоша сделал несколько осторожных шагов, стараясь заглянуть в лицо дедушки. Дедушка лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Подойдя почти вплотную, Гоша вдруг увидел такое... такое, во что невозможно было поверить! Голова дедушки, вернее самая её макушка шевелилась и пульсировала, ходила волнами, как будто жила сама по себе. Как?! Как такое может быть?! Гоша растерянно отпрянул.
Дедушка открыл глаза и повернулся к напуганному Гоше.
- А, это ты. А я думал все ушли.
- Дедушка... – голос Гоши оказался сиплым и сдавленным. – Дедушка... ты это... ты...
Гоша не понимал, что нужно сказать или, о чем спросить, чтобы узнать почему макушка дедушки шевелится сама по себе. Он собрался с духом, набрал побольше воздуха и спросил:
- А ты чего тут... делаешь?
Дедушка тихо вздохнул.
- Думаю...
Это «думаю» изменило всю дальнейшую жизнь Гоши! Но тогда он этого ещё не осознал. В тот самый момент это самое: «думаю» породило в Гошке только бурю неведомых доселе чувств и эмоций. В голове заплясали тысячи мыслей! Он вспомнил, как мама тыкала пальцем в учебник, постоянно повторяя: «Думай, думай, шевели мозгами!» Только теперь Гоша понял тайный смысл этого выражения: «шевели мозгами!» Потрясённый своим открытием он медленно положил руку себе на макушку. Голова была твёрдой и неподвижной. От переполнявших его чувств, Гоша бросился бежать!
Если было бы возможно, он убежал бы на край земли и даже дальше, но дом был заперт, поэтому Гоша очнулся в своей комнате. Зарывшись в одеяло, он закрыл глаза, положил руки на голову и старался, очень-очень старался думать! Но его макушка оставалась неподвижной. Гоша не помнил, сколько времени он провёл за безуспешными попытками думать. Не помнил, как пришли родители, не помнил, сколько раз после этого случая он встречался с дедушкой. Но с этого самого дня Гоша точно знал, что значит «думать»!
Каждый раз, когда ему говорили: «Думай, думай, шевели мозгами!», Гоша напряжённо прислушивался к ощущениям в своей голове! Иногда ему даже казалось, что что-то начинает получаться, но, как только он клал руку на голову, понимал, что его макушка совершенно неподвижная и твёрдая, как обычная кость. Много раз Гоша с восторженным почтением и уважением вспоминал пульсирующую макушку дедушки – это каким же умным человеком нужно быть, чтобы думать с такой силой!
Конечно, никто из взрослых так и не догадался, что именно это восхищение дедушкой и тщетные попытки ему подражать, заставляли Гошу учиться с таким неистовым остервенением. Гоша читал и заучивал все учебники от корки до корки, выискивал и решал самые сложные задачи и головоломки, но предательская макушка оставалась неподвижной. Потом учёба стала привычкой, даже потребностью и Гоша блестяще окончил сначала школу, затем университет, защитил кандидатскую, докторскую, стал профессором, изобретателем...
Будучи взрослым, он, конечно, узнал, что у дедушки была опухоль в голове, которую удалили, оставив участок головы без черепа. Наверное, если бы Гоша не был так поражён этой пульсацией, он заметил бы шрам на коже головы, но что теперь рассуждать, если бы да кабы...
Даже своим студентам, детям и внукам, время от времени Гоша машинально говорил: «Думаем, думаем, шевелим мозгами...», и сразу вспоминал дедушку. Но до конца своей жизни он так никому и не рассказал о том, что значит шевелить мозгами и думать.
Перед самой смертью Гоша всё чаще вспоминал дедушку. Только теперь, он стал чувствовать вверху головы, на самой макушке лёгкое, но совершенно отчётливое шевеление, как будто ползает муравей. Конечно, это было не так как у дедушки, но Гоша был счастлив и даже улыбался этому чувству.
Жалко, что дедушка так и не узнал, как многому он научил своего внука Гошу одним только словом: «Думаю»!