Фото: Налицо последствия всего-то двух лет службы Отечеству
http://proza.ru/2024/01/19/717
А между тем мои сослуживцы к этому времени радикально поменяли своё, прежде едва ли ни поголовное стремление остаться в диком краю с целью участия в развитии его производительных сил. И теперь уж поголовно ударились в скрупулёзную подготовку к предстоящему представлению себя на материке, демобилизованными воинами крутых военно-воздушных сил от тайных авиаремонтных мастерских, каковыми именовал вверенное ему хозяйство главный инженер-полковник Артеев. Мастерские, как мы теперь уже знаем, были виртуальными, но, действительно, имели у входа в подземелье одну авиационную турбину , связанную дюритовым шлагом с бочкой керосина. Иногда штатный сверхсрочник включал этот агрегат, чтобы звук работающего авиадвигателя разгонял по тундре и в горах все домыслы о жутких тайнах насквозь секретного гарнизона.
Этакие фантазии уж не будоражили выветрелые мозги старослужащих. А все силы свои они сосредоточили сугубо на конкретике:
дембельские альбомы, добывание значков воинской доблести, шлифование собственноручных изделий из текстолита, латуни и фторопласта, неправедными путями добытые со склада технической службы, ну и так далее, перечень коего можно продолжать долго и настолько утомительно, что читатель и думать-то перестанет о молодом коммунисте.
А, между тем, и он не оставался безучастным к приближающему финалу.
Но сильно подозреваю, что мой персональный невропатолог в отношении меня был как бы немножко не прав.
Потому прежде что и сам осознавал себя не вполне излечившимся отщепенцем, который:
- подготовку амуниции и памятных вещичек к дембелю - игнорировал совершенно, раздавая даже законные мои значки всем, кто только ко мне обращался.
Жил так себе, лишь бы день за днём заканчивался, приближая момент, когда я окажусь…
- Где?
Сначала ответ был беспринципным - время покажет. Но всего один день проведённый им в условиях мирного сосуществования народов Крайнего Севера в корне перевернул его апатию. Дни после визита в город обратилось в сутки реальных ожиданий.
И вот-таки долгожданный день настал - чисто конкретным ритуалом, последний раз но уж отстранённо отстранённо повторяющим один из эпизодов твоего пребывания здесь.
[- Ч- а-а-сть, смир-рна-а! К торжественному маршу, по-ротно, на одного линейного дистанции, управление - прямо, остальные - напра-во! Ша-агом, марш!
Взвилась к небу звонкая медь духового оркестра, и ты с первым тактом славного марша - впереди всех - ладно чеканишь шаг, удерживая на вытянутых руках красное, с золотым шитьём, Знамя части. Не шелохнётся древко, а ветер играет тяжёлым полотнищем и приходится изо всех сил напрягаться, чтобы держать шаг и равнение.
Ты - знаменосец, ассистенты - у тебя по сторонам; за тобой идёт управление; за ними роты; за ними - подразделения обеспечения, а замыкает колонну сводная рота офицеров подземелья со своим полковником во главе; когда же все они минуют командование части, то в движение придут музыканты и, взыграв в слаженном строю что-нибудь особенное, завершат сегодняшнее торжество.
А пока, я с тревогой чувствую, как начинает потрескивать моё туго натянутое галифе. Это не выдерживают напряжение мои видавшие виды штаны, и - точно по шву, соединяющему лавсановое полушерстяное полотно с простым материалом надставки, предназначенной для обитания в голенищах сапог – происходит некая дизъюнкция, разрыв образуется, который я не только чувствую, но и отстранённым своим зрением фиксирую, как расширяется образовавшая прореха и белым пятном является на свет материя кальсон, резко контрастирующая с зеленью формы и алым полотнищем символа воинской чести.
Вот до чего доводит традиция части выставлять знаменосцами сержантов десятого взвода - элиты части, для которой в солдатском клубе был отведён особого рода подиум, отделённый от общего зала фигурным барьерчиком с ещё более фигурными балясинами. Отсюда мне не раз довелось слышать как, во дни праздников, жена одного из наших политработников, театрально заламывая тонкие руки, завывая на все лады высочайшим своим контр-альто, читала про демона, томящегося в изгнании. Не уверен - как там с демоном обстояло дело, но мои страдания быть свидетелем происходящего в тот час были столь велики, что я закрывал глаза, чтобы хоть не видеть сцену, если уж прекратить слушание не в моей власти.
В том месте, где классик, устами - экзотической для нашего круга – томно-жеманной женщины повествовал о том, что бедный демон вошёл, любить готовый, я прекращал свои прихотливые страдания и сливался с оживлением более активных зрителей в зале, очевидно, как и я же, представивших с солдатской непосредственностью выход этого мужчины, готового, как это сказано, для того чтобы заняться любовью. Разумеется, каждый из нас на себе испытал - каково это быть готовым, но наедине с самим собою, в коллективе же мы представляли из себя пассивных носителей соответствующего вооружения, да и то, в массовом виде, представали таковыми разве что только в бане.]
Вскоре после таких переживаний и начался вывод из городка передвижных ракетных комплексов. Так скончался ракетный полк. И с кем же теперь остаётся веселиться офицерам «Дырки» на традиционной дискотеке по выходным? – знак вопроса. Повторюсь что скоро расформировали и наш доблестный взвод; раскидали нас - кого куда! - я же достался балластом на душу командира первой роты капитана Степаненко, надёжно прикрытым от посягательств службы справкой.
Оцениваемое мной, как форменное безобразие, это положение должно же было прекратиться. Это восклицание предстаёт тем более актуальным после моего визита в «город золотой».
И вот я прощаюсь со Знаменем Части, и возвращаюсь от него в строй демобилизующейся группы.
Смирно! Равнение на-право! А там – Знамя, там мои командиры, там здание штаба, казармы, столовой, гауптвахты, склада артвооружения, колючка периметра ограждения и склоны хребта, где как-то раз гонялся я с о своим караульным в попытке задержать человека, нарушившего священную неприкосновенность долины в которой всё, с чем прощаюсь я сейчас навсегда. и строевым своим шагом под надрывные звуки «Прощания славянки» прохожу по плацу. Последний раз.
Никогда больше не ступит моя нога на эту землю, от которой много чего остаётся в моей душе, уже начинающей уговаривать меня что всё это какой-то изощрённый, но всё-таки приятный пустячок. Именно так легче жить в воспоминаниях.
Знакомый автобус быстро домчал дембелей на аэродром, но уже не на нашу стоянку для Мясищевых и Тушек, а к зданию аэропорта.
И вот я уже с интересом разглядываю невиданное мною прежде здание, которое сейчас представляет из себя типовую деревянную одноэтажную казарму, приспособленную для размещения всего комплекса аэрофлотовских служб. Здесь мои друзья, увешенные заслуженными и явно, и не вполне, регалиями, оставили меня наедине с собой.
Спустя каких-то пары часов я изволил объявиться в гражданской конторе неким сержантом, стройным и возмужалым; и пусть на груди у меня не было ни единого значка - всё было роздано отъезжающим на материк, всё равно положительное впечатление я, видимо, смог произвести на окружающих, настолько, что в первый же вечер "гражданки" приобрёл нерядовое прозвище "Сержант".
Видимо, действительно за какие-то два года я из нежного красавчика в золотых кудрях, называемого в народе выспренним именем Философ, превратился элементарно в Сержанта. Но не будем об этом - в этой вот торжественной главе моего жизнеописания. Которое не гоже завершать, но соединив боевое прошлое с предстоящим.
Вот только подготовлюсь к рассказу о чаепитие в июне. http://proza.ru/2024/01/21/154