1. Чжан Ян встречает школьного приятеля http://proza.ru/2023/04/23/341
Чжан Ян не сразу лег в постель. Опустившись на циновку, он положил локти на стол и задумался. Все последние месяцы его жизнь без остатка была отдана прилежным занятиям и честолюбивым мечтам о блестящей карьере, которая ждала его после успешной сдачи дворцовых экзаменов. Другие мысли редко его посещали. Молодой человек привык оценивать прошедший день по результатам проделанной работы. Сегодняшний день, разительно не походивший на все другие, оставил после себя смешанные и странные чувства. С одной стороны, Чжан Яну приятно было вспомнить о нескольких часах, проведенных им за дружеской беседой. Но с другой, сюцая угнетало сознание, что он, вопреки намерениям и обещанию, данному отцу, так и не притронулся сегодня к книгам, не успел пройти заданного урока и теперь ему придется наверстывать упущенное. Он кликнул слугу и стал готовиться ко сну.
Слуга Чжан Яна, которого звали Чжоу Жуй, находился примерно в одних летах со своим господином. Он был юноша бойкий и, что называется «разбитной малый», за словом в карман не лез, мог разузнать и достать для своего господина все необходимое. В дороге подобные качества оказываются особенно ценными. Во всяком случае Чжан Ян, который с детских лет отличался некоторой робостью и замкнутостью, оценил их по достоинству. Не случайно между двумя молодыми людьми сложились почти приятельские отношения. Чжан Ян не только позволял слуге свободно высказывать свое мнение, но нередко и сам становился на его точку зрения. Вот и сейчас, едва Чжоу Жуй взялся разбирать постель, сюцай спросил его:
- Ну, как тебе дом, в котором мы остановились?
- На первый взгляд, вроде как приличный, - отвечал слуга, - но приглядишься получше и сразу замечаешь заплаты, которыми хотели прикрыть бедность.
- Тут ты прав, - согласился Чжан Ян, - хотя радушия нашим хозяевам не занимать.
- Так ведь это известное дело, - ответил слуга, - чем радушнее бедняк, тем меньше ему это стоит.
- Нашел что сравнивать, - ответил сюцай, - добрые чувства серебром не мерят.
Чжоу Жуй только усмехнулся в ответ, так что каждый остался при своем мнении. Застелив хозяину ложе, слуга улегся на полу рядом с альковом и тотчас заснул. А вот Чжан Яну почему-то не спалось. Судя по ударам барабана, донесшимся с главной площади, наступило время второй стражи, а он все ворочался в своем алькове и не мог сомкнуть глаз. «Сон бежит от меня на новом месте, - подумал сюцай, - а, может быть, меня гнетет духота; хорошо бы сейчас выйти в сад и окунуться в ночную прохладу». Эта мысль показалась ему заманчивой. Чжан Ян накинул халат, осторожно отворил дверцу алькова и выбрался наружу. Хотя молодая луна только-только начинала свой рост, благодаря ясному небу ночное светило давало достаточно света, который просачивался внутрь дома через цветную оконную бумагу и создавал на полу причудливый узор от плетеной решетки рам.
На память сюцаю пришли стихотворные строки:
«Занавеска бамбуковая не закрывает окно,
Светом ясной луны все в доме озарено».
Он вышел в сад и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух.
Сад был старый и запущенный. Рука садовника давно уже не налагала узду на растения, позволяя им свободно разрастаться во все стороны. Чжан Ян различил в ночной тиши тихое журчание ручейка и, миновав густые заросли бамбука, оказался рядом с маленьким уютным прудиком.
Он опустился на большой замшелый камень, влажный от ночной росы, посмотрел на звездное небо и продекламировал в полголоса пришедшие на ум строки:
«Ночное марево вершины скрыло,
Струится воздух в чистоте небес,
Так много звезд, что свет луны бледнеет,
Синеют тени дальних рек и гор…»
«И что это за поэтическое настроение нашло на меня сегодня? - подумал юноша. – Все от того, что я выпал из привычного уклада жизни. Не надо было мне принимать приглашение. Спал бы сейчас спокойно в гостинице. И никакая бессонница не была бы мне страшна».
Луна между тем все выше поднималась по небосклону. Чжан Ян не сводил с нее пристального взгляда и сам не заметил, как задремал. Он сидел с открытыми глазами, а ему казалось, что лунные лучи, словно нежные женские ручки тянутся к нему с черного неба, осторожно подхватывают за плечи и влекут за собой. И вдруг среди ночной тишины возник чистый и легкий музыкальный мотив, который, казалось, плыл где-то меж облаков.
Пораженный сюцай очнулся от своих грез. Увидел, что он по-прежнему сидит на камне возле маленького прудика, в котором тонет золотая ущербная луна. Исчезли, отлетели мягкие женские ручки небесных фей. Но музыка осталась с ним! Чьи-то пальцы перебирали струны лютни, и рожденные ими божественные звуки заполняли собой сад. Не только благодаря слуху, но всеми фибрами своей души восхищенный Чжан Ян чувствовал, как течет, рождается высокая нота, как она изменяется и переходит в другую, как удивительно чистым тембром звенит струна, и вздымается вверх мелодия.
Словно завороженный сюцай поднялся и пошел через ночной сад. Он брел по глухим извилистым тропинкам, то и дело натыкаясь на густые бамбуковые рощицы, заросли розовых кустов и жимолости, перепрыгивая через русло стекающего с холма быстрого ручейка. Наконец мелодия привела его к затерявшемуся среди сада двухэтажному павильону, со всех сторон обнесенному высокой стеной. Тут он вынужден был остановиться. Весь павильон был окутан ночной тьмой, и лишь одно окно на втором этаже было освещено. Именно оттуда изливались в сад пленительные звуки. Чжан Ян готов был слушать неведомого музыканта до самого утра, но тут, к его великому разочарованию, колдовская мелодия оборвалась. Она смолкла так же неожиданно, как возникла, как будто единственной целью всего ночного концерта было заманить его в этот дальний уголок сада, поразить душу и оставить наедине с тайной.
Так и не дождавшись возобновления игры, Чжан Ян решил вернуться в свою комнату. С немалым трудом добрался он до главного дома и, никем не замеченный проскользнул в свой альков. Не успела голова молодого человека коснуться подголовника, как его охватил могучий молодой сон, в который он провалился, словно в омут…
Когда сюцай проснулся, наступило уже позднее утро. Солнце начало свой дневной путь и высоко поднялось над землей.
- Что же ты меня не разбудил? – напустился Чжан Ян на слугу. – Разве тебе не ведомо, что надо было отправиться в путь еще до истечения пятой стражи?
- Я и собирался вас разбудить, - оправдывался Чжоу Жуй, - да только хозяин строго настрого запретил мне приближаться к дверям алькова.
— Это действительно так, - вступил в разговор Цуй Шен, - в наши годы следует спать столько, сколько спится. Да и какая нужда заставляет вас спешить? Учение никуда не уйдет, а моя матушка никогда не простила бы мне вашего раннего отъезда. Ведь она поднялась еще до рассвета и все утро хлопочет над устройством празднично застолья.
- Какого застолья? – удивился Чжан Ян.
- Ну что вы, сударь, - рассмеялся Цуй Шен, - ведь сегодня дуанью - Праздник истинной середины. И мы ни за что не отпустим вас, пока вы не попробуете наших цзунцзы.
Против такого довода трудно было что-либо возразить. Впрочем, Чжан Ян особенно и не спорил. Слишком живо было в нем ночное воспоминание, и ему не хотелось уезжать, не разузнав подробнее о ночном музыканте. Но вот только к кому обратиться со своим вопросом?
Выйдя во двор, сюцай увидел вчерашнюю служанку, которая, забравшись на табурет, подвешивала над дверью бронзовый медальон с изображением повелителя всех духов Чжан Тяньши. Сюцай поздоровался, а потом осведомился, как ее зовут.
- Доброе утро, сударь, - отвечала девица, окинув его лукавым взглядом, - хотя, по чести говоря, впору пожелать вам доброго дня, ведь шестая стража уже миновала. А что до моего имени, то в нем нет ничего особенного. Хозяева зовут меня Хун-нян.
- Скажи мне, Хун-нян, - продолжал Чжан Ян, - есть ли в вашем доме искусные музыканты, мастера, способные извлекать из лютни божественные звуки?
- А почему вы спрашиваете меня об этом? – спросила служанка. – Вы интересуетесь просто так, или для этого есть какая-то причина?
- Разумеется, есть причина и не малая, - ответил сюцай. – Ночью я слышал игру на лютне. И это была далеко не заурядная игра. Думаю, во всем вашем городе не найдется второго музыканта, подобного этому. Вот я и хочу узнать его имя.
- Странные вещи вы говорите, сударь, - пожала плечиками Хун-нян. – Игра на лютне среди ночи? С какой стати? Вы уверены, что эта музыка не пригрезилась вам? Быть может, вы слышали ее во сне?
- Довольно шутить со мной, насмешница, - возразил сюцай несколько сбитый с толку ее ответами. – Если хочешь знать, я нашел даже место, откуда разносилась по усадьбе эта чудная музыка – павильон в западной части сада.
— Вот как! Так значит, вы были не в постели? Вы бродили по саду и изливали свои жалобы луне?
- Смейся, смейся, раз тебе пришла охота, - стоял на своем Чжан Ян, - но все же скажи мне, кто живет в этом павильоне.
- Вы действительно хотите это знать?
- Говорю же тебе: я буквально сгораю от любопытства.
- Что же, насколько мне известно, до вчерашнего вечера в этом павильоне жила только наша барышня. Поселился ли там кто-то с тех пор, мне неведомо.
— Так это играла младшая госпожа? – удивился сюцай. – Но тогда, должно быть, она много и упорно занимается у лучших учителей?
- Ничуть не бывало. Господин У, ее преподаватель музыки, ничем особенным не знаменит. Он учит обращению с лютней два десятка местных юношей и девушек, но никто из них не достиг выдающихся успехов.
- Что же это о многом говорит, - заметил Чжан Ян, - так значит Шен всерьез занимается образованием сестры? Он мне вчера об этом ничего не сказал.
- Господин Цуй, конечно, любит сестру, - сказала служанка, - но денег на учителей у него нет. Это все старый господин! Он ведь души не чаял в нашей Инь-инь и готов был исполнить любое ее желание. А барышня ничего другого не желала, кроме как учиться. И с каким жаром отдавалась она своим увлечениям! Подобное рвение надо еще поискать.
- Выходит, что, кроме музицирования, она может похвалиться и другими успехами?
- Барышня не любит хвалиться. Да и перед кем? Ведь мы живем очень замкнуто. Мало, кто может оценить ее таланты. Разве что я, темная простолюдинка. Да и то, с ее собственных слов. Инь-инь говорила мне, что она знает иероглифы, читает, музицирует, немного рисует. Такой просвещенный господин как вы, наверно, понял бы ее лучше.
- Пока что я слышал только ее игру и могу сказать, что она бесподобна, - ответил Чжан Ян.
На этом разговор закончился. Заинтригованный сюцай возвратился в свою комнату и стал с нетерпением ожидать праздничного обеда. Надо признать, что всякая досада по поводу негаданной задержки у него прошла. Да и вообще, мысли о предстоящих экзаменах посещали его в этот день не часто. Гораздо больше думал он о сестре своего приятеля, которую ожидал увидеть за праздничным столом.
В доме между тем царило предпраздничное оживление. В возбужденном состоянии пребывали не только слуги, которым предстояло в этот день вкушать праздничные яства за одним столом с господами, но и юный Цуй Чен. Мальчик забежал в комнату к Чжан Яну, чтобы передать отдельное приглашение от матери. Рукава его халата были перевязаны разноцветными нитями, а на лбу красовался иероглиф «ван».
- Матушка вместе с Хун-нян лепят пельмени и запекают карпов, она просит вас непременно откушать с нами.
- Передай госпоже Ван, что я буду счастлив встретить вместе с ней начало лета, – отвечал сюцай.
Он хотел расспросить мальчика о сестре, но потом решил, что это будет неприлично. Вместо этого, порывшись в своей дорожной сумке, подарил ему палочку ароматной туши и стопку листов пятицветной бумаги, разрисованных золотыми цветами, чем привел Цуй Чена в полный восторг.
3. В сердце сюцая зарождается любовь http://proza.ru/2024/01/20/1696
«Мужчины и женщины» http://proza.ru/2022/01/13/1734