Отец Андреа, Гюнтер, пел в оперетте. У него был очень красивый голос, как рассказывала мне его дочь-моя мама. Он пел всегда, даже на кухне, - благодарил жену за пироги, или пельмени под арии из оперетт, переделывая соответствующие слова. А пельмени и уральские шаньги любил особенно, поэтому пел благодарственную из “Баядеры”. Но однажды, в его грим-уборной, начальство при обходе нашло коммунистические листовки. И Гюнтера незамедлительно выгнали из театра. Он долго искал и временно нашёл работу в железнодорожном депо, - обходчиком железнодорожных путей. Конечно, это было не то, что он хотел, но Гюнтер успокаивал жену:
- Шура, работа временная, ты не думай! Всё наладится, я найду театр в другом городе. Может даже переедем в СССР, - только жить на Урале я отказываюсь, - хватит с меня 3-летнего холодного плена! Хотя, знаешь, Шура, я благодарен тому, что меня, как пленного, 1913 года, отправили в эту даль и холод. Там я встретил тебя. А ведь даже представить себе не мог, что у меня будет русская жена и я буду жить на Урале.
- Так и я не могла себе представить, что моим мужем будет немец, и увезёт меня в далёкие Черновцы, в Румынию.
Но наступил 1940 год и многое изменилось. Согласно пакту Молотова-Риббентропа, Буковина и Черновцы отошли Украине, в составе СССР.
— Вот, Шура, сбылась твоя мечта! – говорил Гюнтер. Черновцы теперь советские! Родина переехала к тебе. Так что никуда не надо уезжать - ты снова у себя, в своей стране, как ты хотела! А мне вот уже в свой театр не вернуться. Но, посмотрим, у меня в плане поискать другой театр, в любом другом городе.
Но не довелось. Пришёл 1941 год. И уже другой театр - театр военных действий изменил все их планы. Нацизм расширял свои границы. С 1938 года Австрия уже была в составе Германского рейха. Чехословакия, Польша, Венгрия, Румыния, Италия, Испания, вся Прибалтика- стали фашистскими плацдармами. В Черновцах жило смешанное население: румыны, чехи, венгры, поляки, украинцы, русские, евреи и немцы- когда-то ведь это была Австро-Венгрия. Но теперь уже год, как здесь советская Украина и к немцам относились предвзято из-за политической обстановки. Многие немцы покидали Черновцы.
В это время больших перемен, Андреа заканчивала гимназию. Она была на занятиях, когда прибежала мама. Мама забежала прямо в класс и закричала:
-Андреа, собирайся быстрее. Началась война! Бежим за папой.
Пока они бежали по улицам, громкоговорители извещали страшную новость - ВОЙНА! Они бежали к отцу на работу. На вопрос-где Гюнтер? Им ответили очень странно:
-Его нет. Забирайте тело.
-Какое тело! Где Гюнтер?
Наконец подошёл рабочий и объяснил, что утром Гюнтера, во время обхода путей, задавил паровоз. Как раз во время объявления войны. То ли с перепугу задавил водитель, то ли немцу мстил за нападение! Кто знает? -добавил он.
-Так что нанимайте телегу, забирайте тело.
Тут моя бабуля упала в обморок. Андреа- моя молодая мамочка, а ей всего 16 лет, била её по щекам, пытаясь привести в чувство. Рабочий принёс воду, и бабуля пришла в себя. Но с этой минуты она поседела, превратилась в старушку и никогда так и не вернулась к нормальному состоянию.
-Эй, вот ещё! - закричал, обернувшись рабочий. Завтра утром приедут машины –будут отвозить русские семьи в СССР. Здесь будет оккупационная зона Германии. Так что приходите к ДЕПО в 5 утра. Но уже сейчас вам нужно схоронить отца. Завтра не успеете.
Повзрослевшая Андреа взяла на себя хлопоты с телегой. Заплатила за спешное погребение И так они простились в спешке с отцом и мужем. Ровно в 5 утра они были у ДЕПО. Грузовики быстро заполнились и двинулись всем обозом по направлению к Виннице. У бабушки был план укрыться у своих-в Перми. Хотя путь был дальний на Урал, - других родственников у них не было. Так что в дорогу!
-До Урала немцы не дойдут, Андреа! Сдохнут, замёрзнут! Как уже и раньше, бывало. Русских морозов не выдержит никто. Так причитала бабуля. И была права.
Машина тем временем, тарахтела по ухабистым дорогам и все в кузове подпрыгивали на ямах, как мешки с кукурузой. Но не долго. Уже через час над ними пролетели фашистские самолёты. Машина остановилась. Люди повыскакивали и помчались к лесу. Андреа с больной мамой, спрятались в канаве у самой дороги. Самолёты сделали петлю и вернулись – затарахтела очередь по бежавшим в лес людям. Они падали, подкошенные пулями. Затем фашисты взорвали машины и улетели. Всё это у них заняло 3–5 минут. За эти считанные минуты не стало многих людей 5-летних, 20-летних, 40-летних и старше. Андреа и бабуля поднялись – вокруг никого не было, кроме ещё одной женщины. Они побежали к лесу, пока не появились следующие истребители. Они успели спрятаться в лесу, хотя голоса леса не предвещали ничего доброго, но Бог их миловал. Путь их долгий лежал через всю Украину, Россию. Попрошайничали и люди давали, а иногда и отказывали. Затем, измазав лицо грязью и углем, чтобы не приставали, шли по шпалам через Полтаву и Харьков. Там на товарнике, затаясь на брёвнах, ехали с древесиной и углём к Воронежу. Оттуда –на Казань, а там уж и Кама-река, а до Перми, через Ижевск рукой подать. Три месяца шли до своих и вот- Пермь, где жили бабушкины братья.
Сначала к старшему брату моей бабули- Косте. Открыл он дверь и не узнал измазанную грязью свою младшую сестру Шуру. А рядом тоже невесть кто, или что стоит.
Обе на ногах едва держатся, может пьяные, - подумал он.
Андреа стала торопливо объяснять то на румынском, то переходила на немецкий, то вставляла русские слова: ужас, фашисты, папу задавили. Костя уже хотел закрыть дверь- сумасшедшие какие-то! Но тут бабуля взмолилась:
-Костя, это же я, Шурка, твоя сестра! Мы к тебе 3 месяца шли с самых Черновиц! Не гони нас!
-Что шли с самых Черновиц?
- Да, с самых Черновиц! Пусти нас, Костя, на ногах не стою. А это дочь моя- Андреа.
Господи! Что ж имя такое дала не русское – Андреа. Ладно, Адой будет. А по-русски она не разговаривает?
-Плохо говорит. Но она быстро научится, Костя. Ей бы тут работу какую-то найти.
-Так она ж ни шиша по-русски, Шура!
-Зато она хорошо считает. Может бухгалтером работать. Там не надо говорить.
- Там надо понимать. Ладно, подумаем. А муж твой – немец, где? Против нас воюет?
- Убили его! Отомстили немцу за войну.
-Ну что ж... Да, тяжко тебе, Шура!
Тут зашла жена Кости, - Паша.
— Это ещё кто такие?
- Ты, Паша, не кричи. Это сестра моя младшая, - Шура, с дочкою. От самых Черновиц бегут от войны. Будут у нас жить, пока работу найдут. А сейчас, - отведи их умыться с дороги. Постели им в столовке на кушетке и раскладушке. Да, голодные они, - накорми их Паша. Пойду за раскладушкой.
Паша отвела гостей к умывальнику и побежала в сарай за Костей.
- С ума сошёл, Костя! Немчура они. И муж Шурки твоей – фашист. Вон, девка, ни бельмеса по-русски. Лопочет не весть что! Что соседи скажут? Что фашисток приютил. И не думай, что здесь они будут жить. Пусть себе мотают куда глаза глядят. Всё Костя, я сказала. Если ты их оставишь, я с детьми уйду из дому. Не буду я им ничего подавать и жить тут не дам.
- Никуда ты не уйдёшь!
-Уйду и не вернусь к тебе и детей более не увидишь.
Шура и Андреа слышали весь разговор. Шура вышла на крыльцо и сказала Паше:
-Паша, ты не волнуйся. Мы утром раненько уйдём. Никто нас и не увидит. Только чуть с дороги передохнём. Ты не стели нам. Не переводи бельё. Мы вдвоём на кушетке поместимся! И еды не ставь. Вот у меня хлебушек с дороги ещё имеется. И ты, Костя, не переживай. Главное, чтоб семью сохранил.
- Ты что, Шура! Никуда я тебя не пущу. А Паша, она успокоится, вот увидишь.
Утром, ещё засветло, они покинули дом Кости. И пошли к другому брату- Пете. Где всё в точности повторилось. Оставалась сестра, Клава, но Андреа сказала, чтобы бабуля поехала сама- сестра жила в деревне Кукуштан, недалеко от Перми. Андреа же пошла в контору ЗАГОТСКОТ, но там, увы, её на работу не взяли. Зато посоветовали поехать на лесоповал.
- Там тебе русский язык не понадобится. Только сильные руки. -Так сказала бухгалтерша из ЗаготСкот.
Андреа отвезла маму к её любимой сестре Клаве и там они с мамой слёзно попрощалась, как навсегда.
Перед отъездом на лесоповал, Андреа нарисовала себе шрамы на лице через весь глаз, пририсовала усы, - словом здорово себя изуродовала и поехала на телеге в сторону лесоповала, в дальний Кунгур. А там её никто, ни о чём не спрашивал. Дали топор, показали, как рубить, с какой стороны стоять, с какой толкать, когда отбежать и вперёд- работай, девка! Женская норма в день- 7 деревьев. Мужская-12. Смена- пока не стемнеет. Паек - 2 куска хлеба и кипяток. Мужики иногда в деревню ездили за самогоном из брюквы. Спали в деревянных домиках, отдельно мужчины и отдельно женщины. Женщины, на ночь, домик крепко закрывали на засовы. Окон не было. Прятались от зверья: медведей, волков, да и мужики спьяну, чтобы бед не творили. Через каждый месяц нужно было на подводах отвозить брёвна в деревню- на заготовки. Что шло на топку по стране, а что и на мебельные фабрики, но сейчас – всё на фронт. Иногда подводы шли по нескольку, а иногда по одиночке. Однажды Андреа- теперь уже Ада, так её здесь стали называть, выполнила норму раньше, не стала ждать остальных, погрузила брёвна на телегу и рванула в деревню. И не взяла ружьё - забыла впопыхах. Не прошло и получаса, как она увидела погоню- за ней гнались волки- целая стая. Лошади мчались так, что только искры сыпались из-под копыт! Но и волки не отставали. Спасибо, люди услышали волчий вой и вышли с вилами встречать телегу. В этот раз всё закончилось благополучно, не считая страха, конечно. А уж натерпелась его -ого-гого! За время работы на лесоповале, её маленькие руки, привыкшие с детства к клавишам фортепьяно, покрылись набухшими мозолями. Её лицо не помнило воды. Она сгорблена и обморожена, а ей всего 17 лет.
И она приняла решение – спасать свою новую родину. Умирать, так с честью. Бояться, так врага, а не пьяных мужиков, да волков. Андреа уволилась с лесозаготовок. Она записалась на фронт и поехала прощаться к маме, в Кукуштан, где мама жила у сестры. Бедная бабуля совсем недавно потеряла мужа, только что вновь свиделась с дочерью и вот вновь расставаться.
- Андреа, не покидай меня! Что ты можешь делать на фронте! Ты даже стрелять не умеешь!
-Мне, мам не придется. Я санитаркой буду на фронте. Раненых буду тащить с поля боя. Или в госпитале работать. Кстати, стрелять я научилась. Волков стреляла из ружья. А фашисты- те же волки. И главное, мам, слышишь, как я говорю по-русски! Никто мне теперь не скажет, что я фашистка. Я ненавижу фашистов! Еду нашим помогать. Тут не останусь. А кончится война, увезу тебя в тёплые края. Обязательно увезу. Есть такая республика- Молдавия- там тепло и по-румынски говорят. Туда и поедем. Всё, мам, жди.
-Останься, Андреа!
- Не могу, тут меня волки съедят. А умирать, так с пользой!
И поехала. Попала она в госпиталь санитаркой на 4-й Украинский фронт. Можно сказать участвовала в Криворожской операции. При ликвидации противника на Днепре шли жаркие бои. Это было место железорудных и марганцевых разработок. Немцы здесь укрепили мощную оборону- несколько рядов траншей, 8 пехотных дивизий, 3 дивизиона штурмовых орудий и штурмовые дружины. С воздуха их поддерживала авиация.
Перед первой в её жизни военной операцией Андреа не спала. Да и никто не спал.
-Что дрейфишь, Ада? -спросил хирург госпиталя.
-Ну да, страшно. Но я должна…
- Мы все должны- ответил хирург. Если немцы займут Никополь, то вообще войне конец!
Почему?
-В Никополе марганцевые залежи, так важные для производства стали. А это, детка, самолёты, танки, оружие. Поэтому так важно отбить у немцев Никополь. Ты не дрейфь! Ползи и думай о мире. Война-она всё равно кончится, и мы победим, не сомневайся! И вот ещё, - ты, когда ползти будешь с раненым, лавируй меж пехоты и думай о хорошем: о доме, о родных, вот такой мой совет.
В 4 утра началась операция. Тихо шли танки туда, где их не ждали – за Днепр. А где немцы их ждали, встали 80 муляжей – танки, сделанные из фанеры и покрашенные в защитный цвет. Немцы понятия не имели, что операция началась. Как вдруг под самым носом появились советские танковые дивизии, подкреплённые с воздуха двумя воздушными армиями. Наши 4 армии свалились, как снег на голову на сонных, ничего не подозревающих фашистов! Советские войска сомкнулись кольцом и, хотя немцы предприняли контратаку, исход был предрешён, и немцы начали отступать с ожесточёнными боями. Была такая круговерть! Шум разрываемых ракет, грохот пушек, свист пуль. Сшибали снаряды, ненасытно унося свои жертвы.
Медсестры шли вместе с армией и тащили раненых на себе под пулями до походного госпиталя. В числе многих героических медсестёр была и моя мама. Она ползла и сердце её горело-она должна смыть кровью своё немецкое происхождение- так она считала, будет справедливо. Она думала о том, - как могла страна Гёте, Шиллера, страна Баха, Моцарта, Брамса, страна Дюрера и Гольбейна, дойти до такого зверства! Неужели это те самые немцы, что пели с её отцом в театре, играли на органе и фортепьяно! Те самые, - одной крови с Томасом и Генрихом Маннами, с Ремарком, с Рильке! Ей казалось, что из глаз её капают не слёзы, а горячий свинец нестерпимой вины. Она наполовину немка-наполовину одной крови с этой сволочью. Эта мысль не давала ей покоя. Она ползла и думала, что если её убьют, то значит так и надо.
-Сестрёнка, сюда! - услышала она, сквозь свист и грохот и двинулась на голос.
-Воды! - произнёс боец.
-Да, да, сейчас и она протянула флягу. Перевязала рану на груди и, взвалив его на спину, поползла к полевому госпиталю. Оставив его в госпитале, она ещё 3 раза возвращалась, то ли спасая жизни, то ли ища свою смерть. Тогда ей казалось, что все дивизии фашистов были против неё одной. Что всё грубо и просто и всё направлено на уничтожение.
Наши уже захватили плацдарм фашистов. Раненых было много. В этих жарких наступательных боях погибло много советских солдат, но 14 из раненых солдат спасла моя мама. Последнего она тащила на себе раненая, с пулевым ранением бедра. Но притащила его уже мёртвым. Её, и тяжело раненых солдат отвезли в стационарный госпиталь только что освобождённого посёлка Горностаевка. Когда она поправилась, её перевели в Полтаву, где она и проработала медсестрой до мая 1945 года. День Победы она встретила в поезде, который мчал её на Урал- к маме.
Совершенно другим человеком- не испуганной девочкой, а много смертей повидавшей, вышедшей живой из мясорубки войны, мама приехала в Пермь, а оттуда в Кукуштан, - за бабулей. Как говорила моя бабуля: ушла на фронт девчонка, а вернулась командиром. Мама сказала бабуле:
-Собирайся, мама, мы едем в тёплые края, в Кишинёв. Подальше от всех тех, кто нас здесь не принял. И хотя я смыла кровью своё происхождение, и я свободна, я не хочу здесь жить, здесь меня отвергла твоя родня. Начнём же новую жизнь в новых краях.
В Кишинёве мама сразу же устроилась корректором в издательстве УЧПЕДГИЗ, где выпускали учебники. Там она корректировала учебники немецкого, румынского и французского языков. Затем она поступила заочно в МГУ на иняз, и в Кишинёвский университет – на литфакультет. Издательство расширилось и стало выпускать художественную и научную литературу, а мама до конца дней своих работала переводчиком с немецкого, французского языков на румынский и русский. Она переводила стихи и художественную литературу. Она никогда не говорила о своём военном прошлом. И не рассказывала о том, сколько ей пришлось вытерпеть от своих – от родных людей, из-за своего немецкого происхождения. Она прекрасно знала, что для многих судьба обернулась более страшным опытом и благодарна была, что ни разу не устрашилась.
В Кишинёве она встретилась с моим папой он был в ту пору очень востребованным художником. И все, или почти все, - этикетки на винах и консервах Молдавской промышленности были сделаны им. Они с мамой поженились и вскоре появилась я. Но это уже совсем другая история.
Сан Диего. 2020год
-