Тем же днём после шашлыков Вовка увидел соседку, когда вышел покурить из дома на крылечко.
- Как жизнь, баба Мотя? – глумливо окликнул он её, нагло щурясь в весьма довольной ухмылке.
- Чапай отсель, пока ноги свободно ходят! Раздолбай хренов! – с намеком на тюрьму гневно зыркнула она на него и быстро смылась в дом.
Но на Зинку она наехала в тот же день! Уже вечером обнаружив в сахарнице последнюю ложку сахара, баба Мотя в сердцах плюнула, оделась и потащилась в магазин. До закрытия было ещё полчаса. Баба Мотя чаёвничала часто и никогда не допускала опустошения сахарницы. На пороге магазина она и столкнулась с Зинкой. Та выходила с авоськой продуктов, из которой заодно ощерились две бутылки Портвейна. И бабу Мотю подбросило!
- Шашлыки из моих козлят несёшь запивать?! - ненавистно дёрнула она подбородком на бутылки.
От её наезда Зинка чуть не навернулась с крыльца, но мгновенно взяв себя в руки, хитро напустила на себя недоумение и проорала:
- Бабка, у тебя часом не глюки? – и заспешила прочь, выговаривая на всю улицу: - Маразм крепчает! Полная деградация! В реанимацию надо срочно! Иди лечись, блин, пока не поздно!
А на следующий день в безлюдном закоулке меж глухих заваленных сугробами заборов Вовку перестряли Смиренко и Зыкин. Их разговор и услышала из-за забора тихая односельчанка тётя Тася, которая в этот миг застыла с настобурченными ушами и полным ведром невыплеснутых на огород помоев. В это время Витёк вполголоса на полном серьёзе заявил Вове:
- Ты, Халява, больше меня на шашлыки не приглашай. У меня своих проблем дохрена и больше, а ты меня ещё и подставляешь с этой козлятиной!
- Оххх – глянь, Петрух! – в ответ дурашливо указал Ханыгин на его голову Петьке: - У Витька никак иллюминация над макушкой? – и насмешливо обратился к Зыкину: - Ты, Зыка, давно решил стать святым или только пробуешь?
- А ты не пробовал с воровством завязать? – огрел его Витёк.
Петька помалкивал. Ханыгин повинтил Зыкина взглядом и язвительно проговорил, неотрывно глядя ему в глаза:
- Кто знает новые матерные слова? А то я прямо не знаю, как выматериться! – и ответил на его совет «завязать»: - А ты не пробовал котлеты поджарить на утюге, а картошку сварить в самоваре?
На его ёрничество дружок твёрдо попросил:
- Короче, на меня больше свои дела не вали! Участковый теперь ходит и на меня косится! Подставишь меня ему ещё раз со своими «банкетами», я выложу всё, как есть!
- Ах, вон оно что! – раздосадовано удивился Вова и вдруг неожиданно крепко схватил его за усы и зло зашипел, вперившись злыми глазами в глаза: - Слушай сюда, паскуда! Ты со мной ту козлятину жрал? Жрал! Поэтому, если проколешься, я тебя соучастником живо на нары утяну!
И, оттолкнув его мычащего от боли, он внезапным ударом в зубы ещё и внушил ему, что с его делами раскалываться не стоит. Забор настолько сотрясло, что тётя Тася чуть не кинулась бежать, а Петро попятился и замахал руками:
- Ну мужики, мужики! Давайте потише, ядри вас обоих!
- Тебя это тоже касается! – запустил в него Ханыгин.
- Ясен перец! Я молчу! – по-лакейски развёл Смиренко руками и за рукав бушлата потянул за собой держащегося за лицо Витька.
Они ушли, а Вовка стоял, срочно закуривая папиросу, и рычал под нос:
- Плюгавые псы! Следующего козлёнка я на жаркое пущу и сожру его без вас! Плюгавые псы!!!
Козлокрад громкого дела бабки Матрёны был рассекречен, но свидетель этого и не подумал его сдавать участковому. Тётя Тася жила одна и придерживалась поговорочки: «Молчи и за умного сойдёшь!»
продолжение следует.......