- Мам, смотри, как я умею!
Мальчишка лет шести запрыгал по недавно отремонтированным ступенькам крыльца подъезда, и домовой комитет в полном составе восседающий на новенькой лавочке дружно поджал губы.
Безобразие, да и только! Как ни наводи порядок, а всегда кто-то норовит все испортить! Разве нельзя шагом? Обязательно бегом и скакать, как сумасшедший заяц? Куда только его мать смотрит?!
А мать смотрела на младшую дочку. Коляска у Полины была достаточно легкой, но большой. Крошечная Алинка пока почти терялась в ее люльке, несмотря на теплый комбинезон. Ну и пусть! Главное, что дочь дома! И мечта Полины гулять с детьми наконец-то осуществилась. А остальное – мелочи! Теперь Поля точно знала, что в жизни главное, а что даже не второстепенное, а так, ерунда на постном масле. После трех месяцев выхаживания Алины, бессонных ночей с телефоном в руке, когда каждую секунду нервы на пределе и единственная мысль бьется пульсом: «Господи, спаси и сохрани ее!»… И вопрос, который сын задавал каждый день шепотом:
- Мам, а я скоро ее увижу?
Почему Максим говорил так тихо, Полина узнала только на днях, когда выписка, наконец, состоялась и она уложила дочь в приготовленную кроватку. Максим долго стоял, держась за бортик и не сводя глаз со спящей сестры, а потом повернулся к Полине, и она увидела, что сын плачет.
- Сыночек, ты что? Все хорошо уже! – Поля обняла сына и прижала к себе.
- Мам, я так за нее боялся! Она же такая маленькая…
- Ничего, мой хороший, это ненадолго. Подрастет! Ты тоже маленьким был, когда родился. Правда, не таким, как Алиночка, но тоже крошкой. А сейчас! Вон, какой вымахал! Большой, сильный, умный! И добрый! Этой девчонке очень повезло со старшим братом! Кстати, сынок, а почему ты у меня шепотом спрашивал, как Алина себя чувствует?
- Я боялся ее разбудить. Папа сказал, что малыши ничего не слышат какое-то время, а я подумал, что все равно надо тихонечко. С малышами ведь громко нельзя, мам! Да? Вдруг она испугается? Я прав?
- Ты мой умник! Конечно, прав!
Полина сама чуть не ревела, слушая сына. Ему, конечно, не рассказывали, что Алинка лежала в кувезе и Поля ее даже на руки взять не могла какое-то время. Стояла рядом, обнимала короб, и молилась, молилась…
И точно знала, что шепчет эту молитву она не одна… И пусть люди, которые молились вместе с нею, были Полине не родными, никакого значения это не имело. Ей, воспитанной не собственной матерью, а добродушной соседкой – тетей Валей, которая растила, жалела, ругала, и не делала различия между своими тремя сыновьями и белобрысой девчонкой, которая по воле случая стала ей дочкой, было отлично известно – любовь связывает накрепко даже тех, кто друг другу никто и звать никак.
Отца не стало, когда Поле исполнилось шесть.
Он утонул на зимней рыбалке, поддавшись на уговоры приятеля выгнать на лед свой внедорожник. Лед оказался слишком тонким…
А мама…
Мама не справилась. Красивая, умная, вечно куда-то стремящаяся и рвущаяся, она за каких-то полгода превратилась в развалину, для которой единственной радостью стала бутылка. Полина заходила в родительскую спальню, где были задернуты тяжелые шторы, находила в полумраке широкую кровать, на которой, свернувшись калачиком, спала мама, и тихонько ложилась рядом. Брала маму за руку и звала. Сначала тихо. Потом громче. Но даже крик, на который срывалась Полина иногда, не мог вернуть мать из того царства тьмы, в которое она уходила, чтобы спрятаться от реальности. Ведь единственного человека, которого она любила и который понимал ее, больше не было рядом…
Мать Поли, Ирина, была единственной дочерью высокопоставленного чиновника. Родители души в ней не чаяли. Баловали, но в меру, и воспитывали так, чтобы девочка понимала – ничего в жизни не дается просто так, за красивые глаза. Пусть и настолько прекрасные, как у их дочки.
Ирина мечтала стать балериной и шла к этой цели с упорством, которое умиляло родных.
- Наша девочка будет примой!
Отец ласково улыбался Ирочке и уходил в кабинет. Работать.
А мама вздыхала:
- Да, детка, ты молодец! Мы с папой постараемся, чтобы у тебя все сложилось.
Вот только Ира уже тогда знала одно. Родители ничего не смогут сделать, если она не будет стараться сама. Ведь всегда найдется девочка в классе, у которой растяжка лучше и подъем выше. А потому, у станка стояла честно и мечтала когда-нибудь примерить наряд Феи Драже.
Однако мечта ее так и осталась мечтой. Когда Ире исполнилось десять, отец с матерью уговорили ее поехать кататься на лыжах. Она отнекивалась, ссылаясь на занятия, но родители были непреклонны. Поездка была запланирована и возражения не принимались.
- Мы так редко видимся, Ирочка! Не спорь! Поедем!
Сложный перелом со смещением, долгая реабилитация и приговор – танцевать Ирина больше не сможет.
Что-то сломалось в Ирине тогда. Что-то важное, какая-то шестеренка, без которой весь механизм души не крутится так, как надо. И Ира зависла. Застыла, словно стрекоза в янтаре. Ни движения, ни жизни. Красиво, безусловно, вон, все лапки видно и крылышки, кажется вот-вот дрогнут, но нет…
Ей казалось, что приди кто-то, расколи этот кусочек янтаря, который стал для нее прибежищем, и она очнется, снова полетит, почувствует жизнь. Но почему-то никто не приходил…
Родители, конечно, старались сделать все, чтобы она не чувствовала себя обделенной. Мать набивала нарядами шкафы, заказывала у знакомого сапожника туфельки, в которых один каблучок был выше другого, ведь так можно было скрыть дефект, появившийся после неудачной операции. Одна нога Ирины так и осталась короче другой, и даже самые лучшие специалисты, которых подключил отец, не смогли ничего с этим поделать.
В школе Ирине было плохо. Ей, привыкшей к другому расписанию, к работе над собой, было сложно. Она составила себе план занятий, но скоро перестала ему следовать. Учеба всегда давалась ей легко. Стоило раз прочитать заданный на дом параграф, и пересказать его слово в слово для нее было проще простого.
Отец, видя, как она мечется, пытаясь найти себе хоть какое-то занятие по душе, пригласил знакомого художника.
- Посмотри Иркины рисунки. Мне кажется, в них что-то есть.
Что-то действительно было. И для Ирины начался новый этап. Она не просто рисовала. Она с головой уходила в тот мир, который не имел ничего общего с серой реальностью.
Одна выставка, потом другая, и об Ирине, которая все еще училась в школе, заговорили. У нее появился стимул, и она словно очнулась. Стрекозиные крылышки все-таки дрогнули. Но расправить их судьба Ирине не дала.
Вернувшись как-то с дачи, где отец оборудовал для нее настоящую студию, Ирина не смогла попасть домой. Замок входной двери, ведущей в квартиру, был сломан. Ирина, которая уже сутки не могла дозвониться до родителей, заволновалась. Соседка, в дверь которой заколотила Ира, только пожала плечами:
- Не знаю, Ирочка. Ничего не слышала.
Поиски тех, кто ограбил квартиру родителей Ирины и лишил ее единственной опоры, которая была у нее в жизни, ничего не дал. Их так и не нашли...
А Ира, на тот момент студентка, осталась совершенно одна. Попрощавшись с отцом и мамой, она заперлась на даче, не желая никого видеть и слышать. Друзья отца пытались ей помочь, но она отвергла эту помощь. Вернуть родителей ей никто не мог, а остальное было совершенно неважно.
Кто знает, как сложилась бы ее жизнь дальше и в какой омут отчаяния загнала бы ее попытка спрятаться от мира, но именно в этот момент судьба, видимо заглянула в свою корзинку со спутанными клубочками, оборванными нитями и недовязанным полотном Ириной жизни, и призадумалась. Оборвать-то нить можно. Это просто. Одно движение и нет человечка… Но стоит ли? Вон, какая эта ниточка красивая! Алая и золотая, словно закат над морем… Пусть уж будет. Только вот, коротенькая больно. Настоящее полотно не свяжешь из нее. Не хватит запаса. Стоит поискать такую же. Или хотя бы похожую.
Так, а это что? Да, не такая яркая, и цвет чуть другой, но зато крепкая! Куда крепче той, что у Ирины. А, значит, сойдет! Глядишь, что и получится…
И судьба скрутит в узелок две нити. Свяжет их крепко-накрепко, полюбовавшись на то, как подходят они друг другу. А потом свяжет рядок-другой, пряча узелок, и считая петли шепотом.
И у Ирины появится Сергей.
Странный парень, бывший военный, которого пришлет ей в помощь друг отца.
- Иришка, не отказывайся! Парень он сложный, но хороший. Ему работа нужна сейчас, как воздух. Мать болеет. А тебе нужна помощь! Он рукастый. Дачу в порядок приведет, но мешать тебе не будет. Я с ним говорил на эту тему. Сиди себе, рисуй, а он по хозяйству поможет. Уважь старика, а? Я его отцу обещал, что присмотрю за пацаном.
Ирина сама не поняла, как согласилась. Ей действительно нужна была помощь. Крыша над верандой прохудилась, и теперь в дождливые дни Ирина расставляла по деревянному полу тазы, усаживалась в старое кресло-качалку, которое так любил когда-то отец, и слушала барабанную дробь. В этом, казалось, беспорядочном перезвоне капель, ей слышалось болеро. И она, не выдержав, вставала и начинала танцевать, припадая на больную ногу, но не чувствуя ничего, кроме несущей ее душу куда-то музыки.
Именно в такой момент ее и застал приехавший на дачу Сергей. Он толкнул незапертую калитку, прошел к дому и замер завороженно, глядя, как она, закрыв глаза, ловит мелодию дождя.
Прервать этот танец он так и не решился. Шагнул в сторону, спрятался за деревом, и смотрел, смотрел…
А Ирина протянула руки вслед утихающий музыке, вздохнула глубоко, и совсем по-будничному сказала:
- Ну и что ты там стоишь? Проходи. Я давно тебя жду.
Сошлись они довольно скоро. Оба потерянные, истерзанные этой жизнью, потерявшие почти все.
Матери Сергея не стало через месяц после того, как он впервые появился на даче. Ирина помогла организовать ему все, что было нужно, а потом молча сидела рядом с новым знакомым после поминок, крепко держа его за руку, ведь больше было некому. Ее так никто не держал, но Ира почему-то знала, что именно так и надо.
Они вцепились друг в друга так крепко, как только могли. Переплелись, вживаясь в душу один другому и вынимая на свет то, о чем молчалось и болело. И толстая корка застывшего янтаря наконец треснула, освобождая жизнь.
Десять лет…
Столько было отмерено им на счастье. Судьба щелкала спицами, вывязывая полотно их совместной жизни, где давно уже затерялся короткий хвостик, оставшийся от Ириной нити. Ее дыханием, ее пульсом стал Сергей.
И когда этот пульс вдруг замер, а дыхание прервалось, уже ничто не могло остановить Ирину в движении туда, где, как ей казалось, могла состояться их новая встреча.
Даже дочь, которая плакала и кричала рядом, тряся ее за руку и умоляя очнуться…
Полина, в какой-то момент поняла – мама ее больше не слышит. И помощи от нее ждать больше не стоит. А потому, надо действовать.
Соседка, тетя Валя, которая знала Полину с младенчества, ничуть не удивилась, когда девочка появилась у нее на пороге.
- Совсем с мамой плохо, Полинка?
- Да!
- Пора, значит, вмешаться. Посиди-ка с мальчишками. Поиграй. Я скоро!
Конечно, ни о каких играх даже речи быть не могло. Полина уселась на диван в гостиной тети Вали, чинно сложила ручки на коленях, как учила ее мама, и принялась ждать.
Что происходило за стенкой, в ее с мамой квартире, она так и не узнала. Младший сын тети Вали, Олежка, пришел, уселся рядом, и спросил:
- Грустно тебе?
- Очень…
- Давай, я с тобой посижу. Вместе веселее.
- Мне не будет весело.
- Ладно. Тогда я просто посижу. Поля, а ты красивая!
Полина, которая утром напялила на себя последнюю чистую футболку, нахмурилась.
- Не выдумывай! Я даже косичку себе заплести не могу. Вон, какая лохматая! Маму просила, но она спит…
- Проснется и заплетет.
- Не проснется… Она давно уже спит.
- Мою маму попроси.
- А она умеет? У нее же девочек своих нет…
- Умеет! – Олег почему-то обиделся за маму. – Моя мама все-все умеет! И косички заплетать тоже! Вот посмотришь!
Валентина, вернувшись домой, действительно взялась за Полину.
- У нас пока поживешь. Нельзя тебе домой. Маму в больницу увезли. Подлечат ее немного. А ты побудешь у меня. Спать будем с тобой в этой комнате, чтобы мальчишки не мешали нам. А пока… Я там вещи твои принесла. Постираю. А тебя бы помыть не мешало. Вон, какой колтун уже на голове! Как бы резать не пришлось волосы-то. Жалко! Такие косы! Давай-ка попробуем их в порядок привести. Вдруг, да получится. Марш в ванную! А хотя, нет! Погоди! Ты голодная?
Гордость твердила Полине, что нужно вежливо поблагодарить и отказаться, как учила мама, но есть хотелось так, что сил на это у нее просто не осталось.
- Да…
Наваристый борщ и пирожки с мясом, которыми угощала ее тетя Валя, почему-то оказали на Полину странное действие. Сначала ей захотелось плакать, потом спать и она успешно совместила два этих занятия, наревевшись и уснув на руках у Валентины, так и не дойдя до ванной.
- Спи, маленькая! Спи… Сон все лечит. Досталось же ребенку! Ох, люди-люди, что ж вы с собой творите-то? Души живые – это понятно. Болят, плачут, света просят… Но нельзя же так! Она-то тоже душа! И тоже живая! За нее кто ответ держать будет? Дали жизнь – хранить ее надо! А так… Что теперь будет с этой крохой?
На свой вопрос Валентина сама же и ответила. Сразу после того, как мать Полины не добралась до дома после выписки.
Поля, которая подхватила в детском саду грипп, горела так, что Валентина через день вызывала врача и боялась отойти от девочки хотя бы на минуту. И именно поэтому она не поехала забирать Ирину, рассчитывая, что уж дорогу домой та найдет и сама.
Но та все-таки потерялась… Вместо того, чтобы вернуться домой, в городскую квартиру, она поехала на вокзал и села в электричку. Ехала, считая полустанки, на дачу, рассчитывая найти там приют и покой. Но, оказавшись на своей станции, словно очнулась и поняла, что ее там никто не ждет…
Выбор был сделан, Рубикон перейден, и Полина, которая едва уснула, прометавшись в бреду почти всю ночь, вдруг распахнула глаза, приподняла голову с мокрой насквозь подушки, которую Валентина боялась тронуть, чтобы не разбудить девочку, и закричала отчаянно и испуганно:
- Мама!
Крик этот растворился в пространстве, и судьба в ответ на него горестно вздохнула, обрывая алую нить…
Вот и все… Красивое получилось полотно… Неровное, местами кружевное от дыр, так и не залеченных поднятой петлей и шустрой иголочкой, которой просто не нашлось в нужное время, но все же изумительно прекрасное в своей нежности и мягкости. И золотые блестки янтарной канители, которая так и осталась вплетенной в это полотно, отчетливо видны были и в новой ниточке, которую судьба потянула из своей корзинки, разматывая новый клубок.
Клубок, принадлежавший Полине…
Почему Ирина решила так распорядиться своей жизнью, Валентина разбираться не стала. Каждому свое. От души пожалела ее, переговорила с мужем, и взяла на себя все хлопоты, по возможности оградив Полину от лишних разговоров и любопытных соседей.
О том, что Полина теперь под ее опекой, Валентина рассказала девочке далеко не сразу. Думала, перебирала слова, прикидывая, как лучше сообщить о том, что случилось.
- Я всегда о дочке мечтала, Полюшка. Не таким способом, конечно, я ее получить хотела бы, но судьба решает по-своему. И если ты согласишься, то я хотела бы стать тебе пусть и не мамой, но другом. Ты мне не чужая. Я тебя нянчила. Помогала маме твоей, когда ты родилась. И дедушку твоего я хорошо знала. Прекрасный был человек! Важный очень, но никогда от людей не шарахался. Помогал, чем мог. Простой был, открытый… Ты очень похожа на него. И повадкой, и характером.
- А на маму?
- На маму? Тоже походишь. Красотой, умом, душой нежной. Только, Полюшка, я думаю, что ты куда сильнее.
- Почему?
- Не знаю. Кажется мне так. Есть в тебе что-то такое… Не пойму пока, что именно, но со временем разберемся.
- Тетя Валя, а зачем вы это делаете?
- Тебя забрала? Потому, что так правильно. Не должен ребенок шататься по свету без присмотра. Без дома, без тепла. Как я могу тебя отдать кому-то, если помню крошечкой, которую на руках носила? Ты не чужая мне! И поэтому никому я тебя не отдам! Я, конечно, не очень понимаю, как с девочками надо. Мальчишки – это другое. Но я постараюсь!
- Вместе постараемся. Вы только не прогоняйте меня, ладно? Не хочу с чужими!
Валентина ничего не ответила. Кивнула, обняла Полину, и погрозила хихикающим мальчикам пальцем:
- Я вас! Обормоты! Что смеетесь?! Сестра теперь она вам! Понятно? Вот так! А раз понятно, то и присматривайте за ней! Она маленькая! Еще обидит кто…
- Мам, ну ты чего? Мы и так все знаем! Разберемся!
Двор, узнав о решении Валентины, загудел.
- Неспроста она девчонку-то взяла! Ох, неспроста!
- Конечно! Там ведь наследство какое! И квартира, и дача! Да и у деда Полинкиного небось наворованного-то на пару жизней хватит! На таком месте сидел!
- А теперь, что ж получается, все Валентине достанется?! Хорошо устроилась, нечего сказать! Хитрая, как лиса! Девчонку оберет до нитки и сдаст в детский дом, как не нужна станет! Вот попомните мое слово!
- Ой, да ладно вам! Такую в дом возьми – не обрадуешься и никаких денег не захочешь! Мать-то блаженная была! Спилась, да себя порешила! И эта по ее стопам пойдет! Только сначала по рукам погуляет. С такими по-другому не бывает! От осинки-то что родится? Вот! Верно люди говорят – гнилое семя! Ничего путного из этой девчонки не выйдет! Точно вам говорю!
Соседки судачили, а Валентина, зная о том, что языки у некоторых людей за зубами не держатся, приказала сыновьям даже на минуту не оставлять Полину одну.
- Наговорят гадостей ребенку, злыдни! Расхлебаем ли потом? Проверять не хочу, мальчики!
- Мам, да это понятно. Но почему они так? Что ты плохого сделала, когда Полину к нам взяла?
- А ничего! Люди иногда странными бывают. Если не понимают, почему кто-то поступает так или иначе, начинают судачить. Не разберутся толком, что к чему и пойдут языками чесать почем зря.
- Почему, мам?
- Потому, что в чужом глазу бревно искать куда легче, чем сучок в своем, мой хороший. Вы, когда маленькими были, очень любили в испорченный телефон играть. Помнишь? Что получалось?
- Ерунда!
- Вот и тут так же! Настоящий мотив остается у того, кто делает, а другим слышится вовсе не то. Бабушка моя говаривала, что глухой не услышит, так прибрешет. Так оно и есть! Если сердце у человека хорошее, живое, он первым делом свет видит, хорошее что-то в людях. А если там тень на плетень уже находит, то будет судить по себе. А это ведь не всегда правильно. Мы все очень разные. И жизнь у каждого своя! Понятно?
- Наверное… Мам, а Полина теперь тоже Скворцова? Как мы?
- Нет, сынок. Она свою фамилию носить будет. И о родителях я ей забыть не дам. Хорошие они люди были… Жаль, что так мало пожили…
Свое дело Валентина правила с умом и не обращая внимания ни на кого. Не все было гладко, и Полина в подростковом возрасте успела покуролесить, основательно помотав нервы своей приемной матери. Но братья присматривали за ней и серьезных глупостей натворить не дали. А там Полина и подросла. Что-то сама поняла, где-то подсказали, и Валентина вздохнула спокойнее, тихонько убирая упреки и строгость, и добавляя ласки там, где считала нужным.
Это сработало. Полина искренне любила новую свою семью. И приемную маму. И братцев, которые беззлобно подтрунивали над ней, но всегда присматривали, чтобы кто не обидел. И молчаливого, строгого Ивана Петровича, мужа Валентины. Он работал инженером, строил дороги, без конца пропадая в командировках, и дома появлялся редко. Но с тех пор как Полина поселилась в его доме, ни разу не приехал без подарка для этой, судьбой данной ему, девчонке. Это были какие-то мелочи, вроде крошечного пупсика или большущей шоколадки, но Полина навсегда запомнила его добродушное:
- Держи, дочка! – сказанное в густые усы, под которыми таилась смущенная улыбка.
Став старше, Полина поняла, как повезло ей, что этот суровый, скупой на слова, но очень добрый человек, не стал спорить с женой, позволив ей поступать так, как та сочла нужным. Взял на себя ответственность, приняв в семью еще одного ребенка, и стал для Полины «стеночкой». Такой же, как и своим сыновьям.
Так называла мужа Валентина.
- Стена наша, опора, вот ты кто, Ванечка! Что бы мы без тебя делали?
- И тебя бы хватило!
- А не скажи! Как парням без отца? Не дело это! Да и Полинке опора нужна! Что может быть важнее для девчонки, чем отцовская поддержка? Вон, тебе Кузьмина Ленка про Полину гадость какую-то ляпнула, а теперь что? Молчит в тряпочку и больше даже не пытается девчонку задеть! Потому, как знает – у той отец есть! А раньше я боялась Полю во двор выпустить даже с мальчишками. Такое ей плели, что на уши не натянешь! Что за люди?!
- Да обычные люди! За своим забором горизонт не увидать, Валюша. Что ты от них хочешь?
- По-человечески надо! По-людски! Нельзя так! Девочка сиротой осталась, а они ее в грязь толкают! Она же не виновата, что мама у нее не справилась со своей бедой? Разве Ирина такой жизни себе хотела? Вспомни, как они с Сережей жили! Душа в душу! И тоже все время о них языки чесали. И он-то ей не пара, и она-то не такая… А судьи кто?! В своей бы жизни разобрались! Чего в чужую-то носы совать?
- Так потому и суют, Валечка, что своя не радует. Иной человек ведь как? Если у кого хуже дела идут, так ему и легче! Значит, не совсем он бедовый. Есть и похуже. Посмотрит на других, полюбуется, да голову повыше и поднимет. Молодцом себя почувствует.
- Неправильно ведь это, Ванечка!
- А кто сказал, что это верно? Нет, конечно. Но есть такое. И никуда ты от этого не денешься, Валюша. На чужой роток, сама знаешь, платочков не напасешься.
- Знаю…
Именно Иван поддержал Полину, когда она заявила, что хочет стать врачом.
- Сложно это, Полюшка. – Валентина задумалась. – У тебя с биологией неважно. Да и по химии тебе задачки Олежка помогает решать. А там эти науки очень нужны. Репетиторов придется искать…
- Мама Валя, я все решила.
- А раз решила, так делай! – веско уронил Иван, глянув на жену. – Мать, помочь надо! А там видно будет. Только ты, Полинка, понимать должна, что если сама не постараешься – никакой репетитор тебе не поможет. Свою-то голову он тебе не приставит и экзамены за тебя не сдаст.
- Знаю я!
- Каким врачом-то хочешь стать? Их ведь много разных…
- Тем, который душу лечит…
Полина это сказала так тихо, что Валентина не сразу расслышала. А когда разобралась, переглянулась с мужем, и кивнула.
- Хороший выбор, Полюшка! Давай работать тогда!
На следующие два года Полина забыла о том, что такое гулять или развлекаться с друзьями. Никто ей этого не запрещал, но времени катастрофически не хватало. Она даже забыла, как это – ходить шагом. Все время бегала. Бегом в школу, потом на несколько минут домой. Перекусить и дальше, дальше… Репетиторы, подкурсы, библиотека… Листая книги по психиатрии, Полина искала ответ на свой вопрос и не находила его.
Почему мама так поступила? Почему оставила ее? Разве есть что-то важнее ребенка, которому нужна твоя помощь и поддержка?
Ответа не было.
Но пытаясь разобраться с этим вопросом, Полина неожиданно для себя получала ответы на другие. И росла…
Именно в тот период, готовясь к тому, чтобы выстроить свою жизнь по собственному сценарию, Полина многое поняла для себя. И о тех, кого так щедро подарила ей судьба, смилостившись над растрепанной девчонкой, чья ниточка жизни была не менее красивой, чем у матери. Тоненькой, не набравшей силу, но такой же алой и золотой. Разница была лишь в том, что сколько бы ни дергала судьба за эту нитку, та становилась лишь крепче. А все потому, что рядом были другие нити. Целых пять. Тянулись, льнули к алому, не давая порваться Полинкиной нити, путались под шустрыми пальцами судьбы, мешая ей вершить свое, задуманное. И она оставила попытки связать полотно Полининой жизни из одного клубка. Плюнула и переплела все-таки эти нити, заменив спицы и ворча, что люди иногда бывают очень несносны. Что стоит им заниматься лишь своими проблемами? Так, нет же! Тянут, на себя чужие, непрошенные. Вплетают в свою жизнь чью-то еще, не думая о том, что из этого выйдет.
И хорошо, что в этой истории все сошлось. И нитки по цвету совпали, и алая между ними прижилась, как своя. Крепкая она, на шелк похожая. Не оборвешь ее просто так. Не капризничает больше, не соскакивает с пальца, усиленная другими. Напротив, полотно становится благодаря ей только крепче. И пусть оно на всех общее. Это даже неплохо. Судьбе нравится, когда поярче да позадорнее. Пусть их…
Так! А это что?
И крепкая, такая же как у Полины, нить добавится к уже имеющимся, когда она поступит-таки в университет и встретит своего мужа. А еще через несколько лет тоненькая ниточка потянется за Полинкиной, а потом еще одна… И золота в этих ниточках будет так много, что заискрится полотно, заиграет так, что глазам больно станет.
И судьба усмехнется.
Нет, девонька, это еще не все! Есть в моей корзинке еще один клубочек. Красивый такой, яркий, как и все те ниточки, что рядом с твоей вьются. Но рано пока, уж не обессудь. Подожди! Всему свое время!
И Полина, которая после рождения дочери поймет, что время может быть и врагом, и другом, не станет тратить свое на то, чтобы возразить шушукающимся за спиной соседками. Вежливо кивнет им, здороваясь, и махнет сыну.
- Идем, Максим! У нас мало времени.
- Почему, мам?
- А потому что дед завтра приезжает! И бабушка просила помочь ей пельмешек налепить. Встречать будем!
- Ура! – завопит Максим, чем снова вызовет недовольство женщин, сидящих на лавочке.
И они долго еще будут смотреть вслед Полине, гадая, почему именно этой девчонке досталось все то, о чем другие только мечтают. И муж хороший, и дети, и семья. Пусть не родная, но ведь сколько лет живут, а все друг за друга держатся! Не разругались, не рассорились… Почему так?
Почему не касается этих людей все то, чего так много в этом мире? Зависть, вражда, недовольство? Какой секрет им ведом? Чем живут они? Чем дышат?
И лишь судьба, в очередной раз усмехнувшись, снова застучит своими спицами, ворча:
- Секрет-секрет… А нет его! И не было никогда! Всем он ведом и все его знают. Только почему-то не пускают дальше порога. Любовь это, люди! Любовь… Вон она, золотом вьется по нитям этого семейства. И в детях Полины и ее братцев этой любви столько, что скоро станет золотым полотно. Оставьте сплетни и злость, завяжите узелки, добавив золото к своим ниточкам, и счастье придет и в вашу жизнь. Сложно это. Тут спорить не стану. Но возможно ведь! Я-то это точно знаю! Смотрите, сколько у меня канители! Берите! Пользуйтесь! Я помогу!
Судьба поворошит клубки в своей корзинке и снова возьмет в руки спицы. Петелька, другая… Сколько их еще будет! Главное, не спустить, не потерять ни одну из них. Тогда жизнь будет счастливой…
Ну да ничего! Канитель поможет. Вон, какая крепкая! Аж звенит!