Немного подождав, думая, что Настя может вернуться, я поднялась с кровати и вышла из своей комнаты. На улице было уже совсем темно, я посмотрела на часы, они показывали без четверти восемь. Почувствовав голод, я зашла на кухню, бабушка сливала молоко, пропуская его через марлю. Парное молоко я не любила, от него у меня болел живот. На плите кипел борщ. Борщ я обожала, со сметаной и зеленью.
- Выспалась? Проголодалась наверное? Волосы подбери, распустила, - сказала бабушка.
Заколов волосы, я села за стол. Бабушка налила борщ себе и мне, обжигаясь, я с удовольствием поела.
- Посуду помой и на кухне приберись, - ворчала бабушка.
Я молча всё сделала и включила телевизор. В новостях показывали автокатастрофы, объявили об убийстве какого-то бизнесмена, показали войну на востоке... в общем, одни страсти и ужастики.
- Ну что ты смотришь все эти ужасы? Да разве это жизнь? Убивают, воюют, разбиваются. Тьфу на них! То ли дело мы раньше жили, правда после войны-то тяжело было, но добра больше было. Люди за деньги не убивали друг друга. Помогали друг другу, как могли. А сейчас? За копейку удавить готовы. Вон и сына твоей благодетельницы, кажись, из-за денег убили? Да разве такие деньги людям счастье принесут? Поставь на другой канал, может старый фильм покажут, - говорила бабушка.
Я не знала, как раньше жили люди, разве только по рассказам бабушки. Она рассказывала про войну, как дед воевал под Курском, как вернулся без ноги, прожил после войны недолго и умер в пятьдесят третьем году, пятого марта, прямо в день смерти вождя всех народов, товарища Сталина. Просто остановилось сердце и всё, нет человека. Вся страна рыдала по Сталину, а бабушка по своему мужу. Долго не выходила замуж, жила одна.
Потом встретила мужчину, простого рабочего, который её полюбил. Почти год он ухаживал за бабушкой, потом еле уговорил пойти за него замуж. Бабушка считала, что предаёт память своего мужа, вот такая она у меня совестливая. Со вторым мужем бабушка прожила почти двадцать лет,мама моя у них родилась. Второй муж тоже умер, он был старше бабушки на пятнадцать лет. Бабушка говорит, что по нему она так сильно не горевала, наверное не любила так, как первого мужа, за которого она выходила замуж совсем девчонкой, в шестнадцать лет. Первая любовь не забывается.
А вот я своего отца и не знала, разве что отчество от него осталось, Антоновна. И за это спасибо. Краем глаза я смотрела на бабушку и думала об этом, а она смотрела свой любимый фильм "Кубанские казаки" и даже тихо подпевала, когда там пели песню "Казак лихой".
Наутро, быстро позавтракав, я как и обещала, поехала к Светлане Васильевне. Виктор Сергеевич, увидев меня, удивлённо поднял брови.
- Хм... а ты оказывается красивая, Софья. Небось, Светлана постаралась, а? - улыбнувшись, спросил он, переведя взгляд на жену.
Светлана Васильевна кивнула головой.
- Да, я. Надо же, сразу догадался, - ответила она.
Мне стало неловко.
- Не смущай девочку, иди уже на работу, - сказала Светлана Васильевна.
Виктор Сергеевич поцеловал жену в щёчку и вышел из дома. Вдруг мой взгляд упал на огромный портрет на стене. В красивой раме, нарисованный во весь рост, на нас смотрел Андрей. В красной футболке и джинсах, с густой шевелюрой волнистых волос, он красиво улыбался.
- Нравится? Это Виктор вчера вечером принёс, - заплакав, произнесла Светлана Васильевна.
- Очень. Как живой, - восхищённо ответила я, подойдя ближе к портрету.
- Очень скучаю по своему сыночку. Такая тоска, просто невыносимо. Постоянно задаю себе вопрос...были бы мы не такими богатыми, или жили бы в другом городе, может быть мой мальчик был бы жив? Представляешь? Такие нюансы в жизни и вся жизнь наперекосяк. А теперь что? Его не вернуть, а я покой потеряла. Это ужасно, - проговорила Светлана Васильевна и вдруг разрыдалась.
Я не знала, что ей ответить и молча ей сопереживала. Но почему-то твёрдо знала, что если суждено было человеку умереть именно в шестнадцать лет, он всё равно умрёт. Это судьба. Значит карма у него такая, ни секундой раньше, ни секундой позже. Но говорить об этом Светлане Васильевне, я не стала, чтобы ещё больше её не расстраивать. Просто дала ей от души наплакаться. Вытерев заплаканное лицо полотенцем, она посмотрела на меня.
- Прости не удержалась. Поверишь, каждую ночь плачу. Муж говорит, что надо памятник сыну поставить из чёрного мрамора, вот с таким портретом во весь рост. И ограду из того же мрамора. Но на кладбище сказали, что ещё рано, можно только через полгода поставить, когда земля накрепко уляжется. Как представлю, что Андрюша там...в сырой земле лежит, аж выть хочется. Господи! Да за что же мне такая боль? - опять заплакав, проговорила Светлана Васильевна, с силой прижимая руки к груди и я видела, насколько ей больно там, в груди.
.
- Я от бабушки слышала, что много плакать нельзя. Она говорит, что душа в воде будет мучиться и страдать, - сказала я.
- Может бабушка подскажет мне, как эту боль унять? Сил моих нет. Не могу больше. Умереть хочу! - воскликнула Светлана Васильевна.
- Не говорите так. Это грех большой. Сходите в церковь, поставьте свечку за упокой сына, с батюшкой поговорите, помолитесь, Вам легче станет, поверьте, - сказала я, сама не понимая, как это я говорю такие умные речи.
- Все то ты знаешь, дорогая. Ладно, я тут тебе парфюмерию набрала, пойдём ко мне, посмотришь, - успокаиваясь, сказала Светлана Васильевна.
Мы поднялись в её с Виктором Сергеевичем спальню, на комоде лежал пакет, взяв его, она села на кровать.
- Садись, посмотрим, - сказала Светлана Васильевна, хлопая по кровати ладонью, показывая, куда садиться.
Я села и она высыпала содержимое пакета на кровать. Хорошо, я не открыла рот от восхищения и удивления.
- Как красиво... -лишь вымолвила я, уставившись на тени, пудру, помаду разных цветов, тушь, подводки для глаз и губ и даже духи.
Духами я вообще никогда не пользовалась, тогда как от Светланы Васильевны исходил аромат французских духов, аж за десять метров от неё. Мне она тоже взяла флакон французских духов с красивым названием "Коко Шанель Мадемуазель", сказав, что девушка просто обязана пахнуть французскими духами. Я и названия такого никогда не слышала. Хорошо, если их можно купить, от своих одноклассниц я слышала, что такие духи очень дорого стоят.
- Светлана Васильевна... Я конечно Вам очень благодарна, но я не могу злоупотреблять Вашей добротой. Вы столько для меня делаете. Вот и бабушка ругается, говорит, нельзя так. Я конечно понимаю, сейчас у Вас тяжёлый период в жизни, но всё утрясётся, поверьте. Правда, так нельзя. Я не могу это взять, - сказала я.
И говорила я искренне и на полном серьёзе. Немного помолчав, Светлана Васильевна взяла меня за руку.
- Я ни в коей мере не хотела тебя обидеть, а бабушку твою, тем более. Мне это в радость, понимаешь? Это же мелочи, ничего не стоящие мелочи, Софья. Я ведь могла бы помочь тебе устроиться в жизни, учиться в институте, найти хорошую работу. Да хотя бы на фирме мужа. Знаешь ли ты, как важно устроиться в жизни? Может парня из хорошей семьи встретишь, замуж выйдешь. Я же хочу для тебя как лучше, девочка, - говорила Светлана Васильевна.
- Я знаю, что у Вас самые лучшие побуждения, Светлана Васильевна. Но за всё в этой жизни надо платить. Я не могу так, поймите. И не нужен мне парень из хорошей семьи, у меня запросы гораздо скромнее. Я сама из простой семьи и мне нужно, чтобы он уважал меня и любил. Разве так важно, чтобы муж был из хорошей семьи? Я понимаю, Вы хотите мне помочь... Вы помогли, спасибо. Но мне тяжело всё это переварить. Я за всю свою жизнь не видела столько денег, нарядов, не говоря вот об этом. Могу себе представить, сколько всё это стоит, - сказала я, показывая на лежавший на кровати парфюм.
- Господи. О чём ты говоришь, Софья? Это же такая мелочь, по сравнению с тем, что ты для меня сделала. Это то хоть понимаешь? Я же полюбила тебя, как родную дочь. Не обижай меня, прошу тебя, - вдруг крепко обняв меня, воскликнула Светлана Васильевна.
Мне стало не по себе и так жаль её.
- Я ничего не сделала, Светлана Васильевна. Я понимаю, для Вас это было самым важным в жизни, но мне то это ничего не стоило, понимаете? - сказала я.
- Софьюшка, родная моя. Я не знаю, что тебе это стоило, но ты сделала невозможное чудо. Я видела сына после его смерти. Не это ли чудо? - говорила Светлана Васильевна, убеждая меня.
- Так хотел Бог, а я была лишь проводником. Но спорить с Вами я не буду, я никогда Вас не оставлю, пока Вы сами этого не попросите, обещаю. Давайте сейчас поедем в церковь, Вам легче станет, - сказала я.
- Спасибо. Да, ты права, давай поедем, на обратном пути и к Андрюшеньке зайдём, - ответила Светлана Васильевна, поднимаясь к кровати и открывая маленькую дверцу, за которой оказалась гардеробная.
Она прошла туда и надела костюм строгогопокроя бежевого цвета. Взяла шарф, сумку и мы спустились вниз. Нажав на пульт, она завела свой белый Лексус и сев в него, мы выехали из автоматически открывшихся ворот. Ворота за нами так же и закрылись, хотя проводил нас, Виталий стоял у ворот.
Приехав в церковь, Светлана Васильевна надела на голову шарф, купила свечи и подойдя к лампаде зажгла свечи. Я надвинула на голову капюшон от спортивки, которую надела утром. Взяв свечу,из рук Светланы Васильевны, я тоже зажгла её и поставила на подсвечник. Мы перекрестились, я стояла, взирая на лик Христа, а Светлана Васильевна молилась. Не знаю, что она шептала, со слезами на глазах, одухотворенно глядя на икону в позолоченной раме, но я с восторгом наблюдала за ней. Она была похожа на святую, настолько красивой и умиротворённой она была. Потом мы молча вышли и повернувшись лицом к церкви, опять перекрестились. До кладбища ехали молча, каждый думал о своём. По дороге, Светлана Васильевна купила несколько букетов и положила их на заднее сидение. Оставив машину у ворот и взяв цветы, мы зашли на территорию кладбища и пошли по знакомой уже аллее, потом свернув, мы прошли между могилами и подошли к могиле Андрея. Вдруг Светлана Васильевна упала на могилу сына и зарыдав, запричитала:
- Андрюшенька мой! Сыночек ненаглядный! Да на кого же ты меня покинул? Как же мне жить без тебя, родимый....
Мне стало жутко от её крика. Вдруг подошла какая-то старушка и нагнувшись над ней, погладила по голове.
- Что ж ты так душу себе рвёшь, сердешная? Да разве ж так можно? Поднимайся, дочка, нельзя так плакать, ты же душу его беспокоишь. Он же страдает через тебя. Вытри слёзы и успокойся, - говорила старушка.
Светлана Васильевна поднялась и тут же перестала плакать.
- Садись вот сюда, на эту скамейку, поговори лучше с ним, они ж всё слышат, только ответить не могут. Я тоже похоронила двух сыновей, похоронила мужа, осталась совсем одна. Умереть бы рада, чтобы с ними там быть, но смертушка меня не забирает. Видать, не моё ещё время. А плакать нельзя, - сказала старушка.
Светлана Васильевна вдруг положила голову ей на грудь и совсем успокоилась. Она закрыла глаза и молча слушала. Казалось, женщина уснула под колыбель тихого говора старушки. Я им не мешала, стояла в стороне и смотрела на них. Передо мной появилась Настя и молча встала рядом.