Мои сплавы начались с большой любви.
Я ушла из дома в восемнадцать - и сразу погрузилась во взрослую жизнь. Сначала дети потом учёба и работа - я всё делала в обратном порядке. Но - получалось.
К сорока годам я уже была неплохим керамистом с тремя детьми и внуком. Только вот брак трещал по швам. Кризис среднего возраста настиг меня раньше чем мужа, хотя были мы почти ровесниками. Ему было уютно в бытовом болоте, а я начала задыхаться. Богоискательство, эзотерические практики, натуризм, моржевание - чего я только не перепробовала чтобы всколыхнуть стоячую воду этого болота.
Внутреннего раздрая добавляли взрослые дети - мелкие сын и внук утомляли только физически. А вот с дочками стало сложно.
Моё маленькое королевство, в котором я была и главной хозяйкой и руководителем ставшим уже семейным керамического бизнеса, разваливалось на глазах. А я всё искала - и не могла найти утраченный смысл бытия.
Неожиданным спасением оказалась взявшаяся ниоткуда любовь.
Среди натуристов я пользовалась уважением и почётом, была ( своим парнем в доску), вернее так казалось моим приятелям - соратникам. На самом деле я нигде не чувствую себя ( своей), хотя легко имитирую это состояние.
И наверное, закономерно, что объектом любви был выбран такой же изгой - только не скрытый, а явный.
На натуристский пляж он приходил спрятаться от одиночества. Никто не рвался с ним общаться. Смешной и чуть косолапый дядька моего возраста с женской матерчатой сумкой, не интересовал никого.
Как - то мы возвращались с пляжа вместе, беседуя ни о чём. Но когда на его слова " Спаси Господи" - я ответила словами " Во славу Божью" - он вытаращил на меня глаза и удивлённо промолвил -" Знаешь, как ответить!"
Наверное больше из жалости к его тотальной ненужности, чем из любопытства, я отправилась к нему в гости.
В его доме царило то же пыльное запустение, что и в его душе. На журнальном столе, прикрытом газетами, лежало уставшее, сморщенное яблоко, а в холодильнике стояла бутылка водки. Больше продуктов не было.
Он работал экспедитором в библиотеке монастыря на Сретенке - и с горечью пожаловался, что зарплата смешная, а презенты, связанные с работой, всегда оказываются очередной бутылкой, что для пьющего человека, пытающегося бросить пить - и радость - и казнь египетская одновременно.
Общаться с женщинами он никогда не умел - или давно отвык, и уходя от него без сожаления, я записала его телефон на клочке бумаги, который сунула куда -то, вернувшись домой, и тут же о нём забыла. В смысле - об этом клочке - да и о хозяине номера.
Пробежали лето и осень. Бесконечные скандалы дома и огромное количество обязанностей измучили меня вконец. И как - то, после Нового года, подметая пол, я вымела этот клочок бумаги из под шкафа. Долго вспоминала - что это. А вспомнив, зачем -то набрала.
Пьяноватый голос на том конце спросил - " Вы из армии спасения?"
-" Нет, из общества трезвости" - ехидно ответила я. И на следующий день отправилась в гости, с куском колбасы и бутылкой шампанского.
Мы много говорили. Первый раз в жизни я встретила человека, который читал не меньше, чем я, а знал в разы больше. Правда, надо учесть, что жил он один, работал периодически, и часто чисто символически, так что времени на саморазвитие у него было море, чего нельзя было сказать обо мне.
Я начала прятаться у него от домашних скандалов и разборок с детьми и мужем, от бесконечного няньканья малышей - сына и внука. Мне было у него легко и свободно, и всегда находилась тема для разговора.
Любовь нагрянула внезапно - уж больно беззащитен и неказист на тот момент был её объект.
Весной мы пришли на пляж вместе, чем несказанно удивили местную публику, поскольку за мной прочно укрепилась слава одинокой гордой волчицы. А тут - такое...
А к лету он вдруг позвал меня на сплав, в Карелию.
Я плохо представляла себе, как выберусь из своей керамики - я отвыкла от общества, проработав дома почти двадцать лет. Но решила что надо менять жизнь, тем более что осенью состоялся развод с мужем, давно назревший и безболезненный для меня, но ставший неожиданным ударом длля него.
Договорилась с тёткой, что она возьмёт сына на месяц - и погрузилась в сборы.
Это был двухтысячный год. Год смены эпох. Мой мужчина привёл меня на рынок - и мне были выбраны самые маленькие камуфляжные мужские штаны - женских тогда и в помине не было. Без ремня они с меня падали - поэтому мне был выдан мужской ремень - и штормовка с барского плеча, а так же нож в пластмассовых ножнах, и масса ценных указаний.
Я мечтала о медовом месяце на волшебной реке Суне, но суровая реальность началась на вокзале. Нас было одиннадцать. Родители моего любимого, его сын - подросток от давно распавшегося брака, друзья родителей - муж с женой и пожилой физик с дочкой и двумя внучками.
Уже в поезде я почувствовала свою лишность и ненужность. Эти люди ходили на сплав вместе со студенческих лет, им было что вспомнить, а я совершенно не понимала их шуток и походных разговоров, а безобидное подтрунивание над собой, воспринимала, как издёвку.
Да ещё и жутко волновалась за оставленного с тёткой пятилетнего сына - и поэтому тоскливо глядела в окно, вжавшись в уголок лавки в плацкартном вагоне.
После поезда мы долго тряслись в крошечной газели, вбившись туда со своими рюкзаками и спрессовавшись в единый ком.
По прибытии на берег реки, началась нудная возня с упаковкой вещей в гермомешки и распределением по лодкам.
Наконец погрузка закончилась - и наша байдарка скоро безнадёжно отстала от остальных. Немудрено - я первый раз держала весло в руках - и через полчаса титанических мук на ладонях вспухли кровавые мозоли. Так что спутнику моему пришлось вкалывать за двоих.
А дальше начался ад кромешный. Дождливая карельская погода, пасмурное небо - никакого жилья на горизонте. Спать в палатке мне было жёстко и холодно, да и вдобавок никакого романтического уединения - мы всё время были в толпе народа. Вода в котелках из реки, бесконечная готовка на костре и пилка дров... Спутника моего это совершенно не угнетало - наоборот, он был счастлив и доволен, и просидев со всеми за чаем у костра до глубокой ночи, засыпал моментально, ввалившись в нашу палатку.
Я тихо зверела. По ночам мне снилось, что меня зовёт сын - тянет ко мне ручонки. Утром я вылезала из палатки - и уходила на берег, чтобы поплакать в одиночестве.
Фотографии этого сплава я не люблю - там у меня на лице - сплошная боль.
Единственное фото с улыбкой - это там, где я выудив из реки свою первую в жизни крупную плотвичку, смотрю на неё с восторгом и ужасом - не представляя, как выдрать из глотки живого существа крючок.
Через неделю, не выдержав, я высказала всё это своему возлюбленному, ночью в палатке, шипящим от злости голосом.
Тут он решил меня успокоить, пообещав все прелести плотской любви. И перед этим отправился омыть своё тело в водах холодной реки.
Я ждала, сжав зубы.
Снаружи вдруг раздался грохот, шумный всплеск, потом у костра начался шум, с причитаниями его мамы -" Бедный, больно тебе?"
Палатка стояла на краю обрыва, и пылкий мой друг благополучно сверзился с него в темноте, омыв не только тело - но и одежду, разбив колени и лицо.
Когда через час он, перебинтованный со стонами вполз в палатку, о радостях любви уже речь не шла - а я про себя решила, что с меня хватит.
Мы здорово поругались. Дня через три он решил искупить свою вину - я дала ему последний шанс - и мы отправились вдвоём на дальнее озеро - на рыбалку.
Я мечтала, как красиво всё это будет - купание вдвоём, огромный тихий лес, и т. д.
Но тут на его спиннинг, заброшенный на всякий случай с лодки, клюнуло какое - то чудовище. Оно повозило нас по озеру под его дикие крики - "Греби! Дай сачок!" Поняв, что толку от меня не будет, он без моей помощи вытащил на берег и прибил колотушкой огромную щуку.
Какая к чёрту любовь! Его раздуло от гордости, пока мы плыли обратно. Потом пришло время охов и ахов всей компании, фотографирования щуки, его со щукой, и под конец - его со щукой - и меня. На этих фото я бледная, злая, в сползающих огромных штанах - только оттеняла силу героя.
С меня было довольно. Я потребовала, чтоб меня довезли до ближайшей дороги - а дальше я сама.
До конца похода оставалось ещё две недели.
Моя, как мне тогда казалось, несостоявшаяся любовь погрузила меня в лодку, со всеми монатками - и они с сыном дружно погребли против течения.
Потом мы долго ловили попутку - но на моё счастье пришёл рейсовый автобус - и через пару часов я была на вокзале в Медгоре, грязная, потная, голодная и злая.
Какой - то дядька, соскочивший с мурманского поезда, спросил меня - " Эй тётка, где тут водки купить?
Размазывая по лицу грязь и слёзы, я хмуро ответила -" Я не знаю.Спроси у местных."
Окинув меня взглядом, он пренебрежительно сказал - " А ты что, не местная что ли?"))