Кот

Владимир Константинович Сизов
В поселках и городах, по которым прошла СВО, осталось удивительно много кошек. Зачастую военные — единственный источник выживания для них. Допустим, еды хватает, мышей расплодилось уймища, но домашние животные привыкли существовать в тепле, а потому разошедшийся по миру образ российского бойца с котом на руках — не преувеличение. Было бы даже точнее изображать, что хвостатых любимцев целая куча. Однако в полевых условиях ситуация другая, грызуны чувствуют себя хозяевами, портят технику, снаряжение и предусмотрительные солдаты сами приваживают пушистых истребителей сельхозвредителей.

Два симпатяги Барсик и Мурзик давно жили с н-ским взводом, переезжая с места на место. Утром регулярно обнаруживались задушенные ими тушки мышей, аккуратно разложенных на чьих-нибудь вещах в качестве отчёта о проделанной работе, дескать недаром тушёнку трескают. Это считалось хорошей приметой, мол собственнику имущества сегодня стопроцентно повезёт. Также они безошибочно находили больные участки тел новых хозяев, массажировали когтями, лечили своим теплом и мурчанием.

Недавно к подразделению прибился их третий рыже-серый собрат, откуда выполз — вообще непонятно, вроде и домов поблизости нет, только у укропов несколько развалин. Кличку ему не придумывали, называли просто: "Кот" или "Паршивый". Он видимо страдал каким-то кошачьим недугом: шерсть облезлая, клочками, грязная неухоженная, воспаленные глаза слезились. Всем измученным видом несчастный словно напоминал, что обстановка здесь на линии «стабильно напряженная».

Сначала окружающие думали — сдохнет найдёныш со дня на день, так ужасно выглядел, но постепенно усатый-хвостатый откормился, отогрелся, набрался сил, наверно не все ещё девять жизней израсходовал. Тем не менее из-за внешности солдаты его не жаловали вниманием, гоняли, даже пытались несколько раз избавиться, унести подальше и выбросить, очень уж страшный. Упрямец же постоянно возвращался, пробирался ночью тайком, забивался в закутки между обувью поближе к печке или затаивался на перекладинах под потолком.

Гладить беднягу отваживался лишь боец с позывным Тайга, приговаривая:
— Глупо бояться лишая, если не знаешь, дотянешь ли до завтра.
И у облезлого подопечного в те минуты чудилось начинали обильнее течь слёзы, мол хоть одна живая душа его любит.

Как-то Тайга получил тяжёлое ранение. Соратники оттащили его в блиндаж дожидаться эвакуации и поспешили по местам отражать очередной мясной штурм вражеской пехоты. Самый же шустрый из нацистов в это время ухитрился незаметно проникнуть во фланг позиций. Вероятно, нашим пришлось бы туго при неожиданном нападении откуда не ждали, но неприятель попутно заглянул в землянку, справедливо опасаясь оставить у себя в тылу смертельную опасность.

Обнаружив лишь солдата в бессознательном состоянии, он собирался его пристрелить и развернуться на выход, но в этот миг ему на голову свалилось нечто ужасное, завывающее, вцепившееся когтями в глаза. Пытаясь отбиться, сбросить чудовище, бандеровец закружился, перепутал направление и попятился вглубь. Тотчас видимо от шума падающей посуды Тайга очнулся, взял супостата на мушку и приказал бросить автомат.

Когда после окончания боя товарищи вернулись, то увидели забившегося в дальний угол дрожащего ВСУшника, закрывающего ладонями окровавленное лицо. Перед ним расхаживал рычащий вздыбленный кот и временами пугал, делал вид, что опять готов прыгнуть. Фактически именно он не позволял пленнику ни продолжить диверсию, ни удрать, поскольку тяжелораненый друг периодически впадал в забытьё, правда не выпуская из рук оружия.

Выздоровев, Тайга возвратился в родное подразделение и каково же было его удивление встретить своего Рыжика да непросто живым и здоровым, а идеально чистым с лоснящейся пушистой шерстью и сияющими янтарными глазками. Оказалось, в благодарность приятели свозили бедолагу к ветеринару и вылечили. Теперь он стал главным любимцем взвода.