Он брёл по сумрачному Петербургу. Промозглый ветер, дувший с Невы, бил в лицо то ли дождём, то ли снегом, забирался под поднятый воротник, раздувал полы тёмно-серого длинного пальто, отчего он ёжился и поминутно вздрагивал. Тёмные вьющиеся волосы, едва тронутые серебром, выбивались из-под шляпы и развевались на ветру.
Казалось, что он, погружённый в свои такие же, как этот день, сумрачные мысли, идёт, не разбирая пути. Он шёл, как чёрная тень, скользившая по мокрым серым камням Петербурга. Улицы были пусты, и только стук шагов, шелест ледяных капель и зловещий вой ветра…
* * *
В полдень, когда выстрелила пушка на стене Петропавловки, ему принесли маленькую записку от той, чей образ питал его воображение последние годы. Она второпях чиркнула ему пару строк, что больше не может видеться с ним, так как выходит замуж за молодого дворянина. Да-да, за того самого, что в последнее время частенько появлялся у них в доме.
Всё его существо обожгло, как огнём. Кто? Этот долговязый щёголь со слащавой улыбочкой? Косноязычный, не способный связать и двух слов? Что может быть у него с ней общего? О чём он вообще с ней будет говорить? А она?.. Зачем она дала согласие на этот глупый брак? Непостижимо! С живым умом, отменным вкусом, тонко чувствующая поэзию, живопись и музыку… И это в свои-то семнадцать лет?!
Он в отчаянии застонал и резко закрыл лицо руками…
* * *
Тогда, в полдень, он сел за стол, схватил перо и бумагу и принялся судорожно складывать слова в предложения, но чувства, переполнявшие его, мешали сосредоточиться, сознание плыло, и ничего путного написать не получалось. Тогда он рвал листок за листком и швырял их с досадой в корзину. И после нескольких таких попыток он упал на руки и зарыдал.
- Вон! Вон от этих мыслей! Бежать!.. Туда…в никуда…
* * *
Несколько лет назад, чтобы хоть как-то поправить своё финансовое положение, по рекомендации друга покойного отца он устроился учителем в семью очень богатого промышленника, точнее к его дочери. Это было прелестное существо, тринадцатилетний подросток с золотисто-русыми кудрями, белоснежными тонкими руками и длинной, как у балерины, шеей. В этом «гадком утёнке» уже угадывалась очаровательная особа.
Живые, с озорной искоркой, серо-голубые глаза, едва заметный румянец и лёгкая улыбка на устах. «Егоза!» - подумал он. И, действительно, она умела внезапно появляться и так же внезапно исчезать, когда дело касалось взрослых серьёзных разговоров. Вот так, подхватит ветерок золотистый листок, и нет его. Только вздёрнутый носик да со смешинкой глаз мелькнёт в щёлке двери.
Зато на уроках она буквально впитывала всё, о чём он ей рассказывал. Они занимались языками, бродили по саду, разглядывая и изучая растения и его обитателей, делали зарисовки людей и цветов, беседовали на различные темы, которые волновали её, читали стихи известных поэтов.
Прогуливаясь по саду, они затевали игру: беседовали на французском языке. А когда она ошибалась, он шутливо делал ей замечания на немецком, ещё больше запутывая девушку. Частенько такие игры заканчивались неудержимым хохотом. Иногда, в порыве эмоций, он читал ей свои стихи. Да, он писал дивные стихи, что сразу же захватили девичье воображение.
Со временем они настолько сблизились, что уроки перетекали в доверительные беседы, где делились самым сокровенным. Отец девушки был рад этой искренней дружбе и полезным занятиям. Дочь постепенно осваивала речь и манеры поведения в высшем обществе, могла непринуждённо поддержать беседу на разные темы.
За это время она освоила и игру на рояле, неплохо пела. Хоть и голос был не сильным, но имел приятный бархатный альтовый тембр. А он с удовольствием аккомпанировал ей, когда та хотела выучить какой-нибудь романс или песенку, играл с ней вместе в четыре руки несложные пьесы.
Вот так, год от года, молодой учитель мог наблюдать, как постепенно раскрывается бутон, превращаясь в прекрасную розу, очаровательное существо, где гармонично сочетаются красота и ум, трепетная душа и искрящийся юмор.
Ежедневно, возвращаясь домой, он делал записи в дневник, предполагая, что записи в дальнейшем могут помочь в домашнем преподавании. Впоследствии этот дневник превратился в тайную книгу зарождения нежных чувств. Всё больше и больше стихов он посвящал своей юной музе. Стихи он переписывал начисто и стопкой складывал листы в потайной ящик секретера. Потом, когда-нибудь он подарит ей это сокровище! Но это потом… потом…
* * *
Вот и наступило это…ПОТОМ… Она выходит замуж… Серый, злой Петербург как будто смеялся, издевался над ним, хлестал его по лицу колючими льдинками.
Он совсем озяб. Пальто стало не гнущимся, заледеневшим. Ноги, промёрзшие насквозь, почти не слушались его. Как же устал он и от этого холода, и от чувств, терзавших его душу! Тут он остановился, будто очнулся. Резко развернулся и быстро пошёл, почти побежал обратно, домой, одержимый какой-то безумной идеей…
Ворвавшись в квартиру, он с отчаянием сорвал с головы мокрую шляпу и швырнул её в угол, кинулся в кабинет, с грохотом распахнув двери, и начал лихорадочно искать ключ от секретера. Нашёл, трясущимися руками вставил ключ в замок, открыл ящик, где лежала стопка бумаг со стихами, вытащил их и на секунду замер. Бешеный взгляд его судорожно пробежался по комнате и остановился на окне. В одно мгновение он распахнул его. Ворвавшийся в комнату порыв ледяного ветра смахнул листки бумаги со стола. Он бросился их ловить и подбирать…
- Не смейте! – раздался в темноте комнаты знакомый и такой властный голос.
Она стояла совсем рядом. Её стройный силуэт отчётливо вырисовывался в дверном проёме.
- Не смейте! – уже мягче произнесла она, подошла, присела возле него над разбросанными листами бумаги. – Не надо. – И погладила его рукой по мокрым волосам.
Он поднял голову и посмотрел в её глаза. Они были полны слёз.
***
Потом они долго сидели в гостиной. Он держал её ладони в своих руках, покрывая их поцелуями. А она всё говорила… и говорила…
- Батюшка всегда был одержим идеей выдать меня замуж за родовитого дворянина. Вот тут и подвернулся ему знакомый, служивший в каком-то министерстве, дворянин. Батюшка сразу засуетился и пригласил его с сыном в гости. «Очень хорошая партия для тебя» - убеждал он. Чтобы я стала вхожей в императорский дом – была его давняя мечта. Мне даже очень забавным показалось сперва его предложение, но он был настойчив и абсолютно серьёзен. Грозился даже запереть меня в комнатах! Я просила его, плакала, но он был неумолим. Тогда я сказала ему, что подумаю. Что мне было делать?! И вдруг вспомнила, что Вы как-то обмолвились, что и сами принадлежите к знатному роду, но смутились, сказав об этом. Ведь так?
- Когда я об этом говорил? Не припомню… - удивился он, - Но моя семья принадлежит к обедневшей ветви рода.
- Какая разница! Батюшке не важно состояние, мы и так не нуждаемся в деньгах! Вот об этом я сегодня с ним и говорила! Я не хочу связывать свою судьбу с нелюбимым человеком. Мне дороги Вы! – и она снова заглянула в его глаза. Теперь они светились нежностью и надеждой.