Моё батистово-белое школьное детство. Свердловск

Ирина Пичугина-Дубовик
Всё!
Детство кончилось!
Меня ведут в школу…
Мама с папой накануне устроили военный совет, папа отчего-то сказал – в Филях – а на самом деле – на кухне. Они выбирали, какая из школ Свердловска достойна чести обучать меня. Решили – специальная, с английским уклоном.
Но требуется пройти испытание.
И вот меня ведут под конвоем обоих родителей на это самое испытание. Мне не страшно, только я предвижу массу неприятностей, которые, собственно и воспоследовали. Но это уже потом, а теперь я вхожу в высоченное каменное здание с немыслимо огромным вестибюлем и бесконечными коридорами. Основательностью и стариной веет из каждого уголка школы.
В большой комнате несмотря на окна сумрачно, даже днём включён свет. В желтом его сиянии я вижу массу сдвинутых вместе столов, а за ними спрятались от меня пять или шесть взрослых. Я бодро подхожу к столам. Нервные дяди и тёти кричат:
- Садись, девочка!
И верно, не заметила, с моей стороны баррикады стоит одинокий стул.
Сажусь и выжидающе смотрю на них. Какие-то они испуганные… вспоминаю наставления бабули – к людям надо проявлять радушие. Представим, что это мои гости, тогда я обязана завести приятную для всех беседу.

Накануне папа вдалбливал в мою бедную голову песню «Хотят ли русские войны?» Повторялась старая ирбитская история – слова в меня заскочили с лёта, мелодия же капризничала и не желала.
- Понимаешь, нам сказали, что надо спеть и рассказать стишок. Так что, старайся.
Я постаралась. Только песня у меня и звучит как стишок. Ладно, там разберёмся!

Приглашающе улыбаюсь и начинаю:
- Я песню выучила, хорошую, «Хотят ли русские войны», может мне спеть вам?
- Погоди, девочка, сначала скажи своё имя, где живёшь?
Я просто растекаюсь в желании услужить, но и несколько неуверена: им что, всё-всё перечислять?
- Меня зовут, - я представляюсь, как бабушка учила. Доверительно наклонившись к ближайшей тёте, спрашиваю в пол голоса:
- Мне сказать, где вообще жила, или пока сейчас живу? Понимаете, я всё время в разных городах… Вот только что приехала с Волги, а до того жила во Владивостоке, вам про что?
Взрослые моргают…
- Адрес свой скажи нам, где мама и папа живут.
Вот это уже конкретнее. Отбарабаниваю адрес. Взрослые с облегчением переводят дух. Беседа входит о очерченные рамки.
- А читать ты умеешь?
Ох, зря они спросили, я выкладываю им свой взгляд на причины появления инквизиции в Нидерландах и освободительную борьбу гёзов под руководством Тиля Уленшпигеля.
Не чая, как отделаться от меня, один дядя быстро прерывает меня вопросом:
- А птиц ты знаешь?
Вот уж срезал, так срезал… Птиц на свете много, по названиям я их, конечно, знаю, но в лицо…ммм…в клюв, мухоловку от малиновки не отличу. Пропала моя бедная головушка… Собрав волю в кулак, так и отвечаю, простите, мол, дрозда ещё видела, в Ирбите мне бабушка показывала, но вьюрка, нет уж, увольте.
Но они и слушать не хотят. Несмотря на мои причитания, предъявляют для опознания картинки вороны, сороки, воробья, синицы… Между заверениями, что, поймите, птиц я не знаю, мимоходом называю тех пернатых, изображения которых выкладывают передо мной. Странно, но все довольны.
Взрослые, еле сдерживая смех, перешёптываются и кивают друг другу.
- Хорошо, можешь идти, ты принята в первый класс.
Не могу скрыть разочарования от столь куцей беседы.
- А я песню могу спеть…
- Да иди уж, тараторка…
Понурившись, я выхожу из комнаты и видом своим до смерти пугаю родителей, ожидающих в коридоре.
- Не взяли? Ты на вопросы не смогла ответить?
- Что? А, нет, взяли в первый класс…Но они мне ни спеть, ни стих рассказать не дали… вообще, разговор какой-то короткий, только-только наладилось – всё уже…
Родители облегчённо вздыхают и смеются над моей бедой. А я думаю – эти тёти и дяди не выдержали испытания мной.

Мы идём в большой универмаг, где бесконечные толпы мам и деток, где радостное оживление – там снаряжают детей в школу. Замученная продавщица только рукой махнула, показав нам стояки с платьями моего размера. Мама выбирала придирчиво, чтобы и качество, и фасон, и подшить можно было, чтобы на следующий год пошло. Наконец, платье есть! Я тяну туда, где манят и дразнят пышные белые фартуки, но мама говорит, что фартуки надо пошить у её портнихи. Фартуки должны быть изящными и необычными. Ладно, пусть поиграет мама, я не спорю.
Как хорош был отдел канцтоваров! Можно сто лет ходить там и выбирать… Но у мамы есть список. Выбрав всё нужное, по её мнению, и отбросив всё нужное, по моему мнению, мы пошли домой. А там ждало самое замечательное! Ярко-оранжевый ранец из дивной кожи! Лёгкий и вместительный, купленный мне в подарок бабулей и дедулей во Владивостоке. Немыслимая красота, а как пахнет! Впервые за день мне действительно захотелось в школу, ну, не учиться, а похвастаться…

Ага, похвасталась.
Первое сентября я протемпературила. И ещё другую неделю.

Зато появление моё в классе было триумфальным: я устроила забастовку.
Маргарита Александровна представила меня детям, уже худо-бедно перезнакомившимся, и посадила у окна, прямо под её учительское око. Соседка моя, робкая и прилежная девочка, старательно карябала пёрышком по косым линейкам тетради. Поглядев, чем она занимается, я решила, что это глупо и скучно, да и вряд ли нужно вообще. Я достала «Волшебника Изумрудного города» и углубилась.
Что?
Нет, вовсе не демонстративно. Надо же было чем-то занять время? Не Азбуку же читать, в самом деле!
К чести моей первой учительницы, она не поставила меня столбом перед классом, не отобрала книгу, она вообще моего демарша «не заметила». Только потом дождалась мамы и попросила её проверять мой ранец на наличие «контрабанды».
Волей-неволей пришлось включаться в работу класса.
Но писать я просто наотрез…
Дома мама даже не рисковала учить меня чистописанию – боялась, что лишится своей единственной дочери в порыве «страсти нежной». Только усталый папа, придя вечером с Уралмаша, где он уже руководил огромным цехом, пытался донести до меня премудрости крючкотворства кружочков и чёрточек.
- Крыша, пол крыши и крючочек… Вот, смотри!
Он старательно рисовал вместо меня эту кошмарную букву «ч». А я не хотела! Как отчаянно я не хотела! Наконец папа швырял тетрадь на пол и для успокоения нервов шёл пить чай.
- Слушай, у меня в цехе десять старых мастеров, упрямых как ослы, но они все вместе взятые не сравнятся с ней! И что с ней делать? Что она, в доярки готовится? Коровам хвосты крутить?
А я позорно ревела в кровати, ясно представляя своё безотрадное будущее.
Наконец, Маргарита Александровна сдалась. Она посоветовала моим родителям оставить меня в покое.
- Перерастёт, научится.
И теперь я с её разрешения могла просто сидеть и глядеть, как другие, высунув языки набок, корпят над тетрадками. Но выстраданная победа почему-то радости не принесла – мне вдруг стало скучно и неловко. Я поняла, что значит выбиваться из коллектива… Однажды я сама взяла тетрадь и попыталась изобразить эти проклятущие «крыша, пол крыши и крючочек». Маргарита Александровна и этого «не заметила»…
Ах так, да?
Назло всем я, придя домой исписала страницу! Конечно, это были какие-то древне-китайские иероглифы, но ведь целая страница!
Потихоньку я втягивалась в учёбу.

Наступил большой день. Нас должны были принимать в октябрята. И конечно, наши шефы – пионеры пятого класса. Мне они казались уже взрослыми, совсем большими. А какой они приготовили концерт и праздник!
Как было?
Сначала мы выстроились по звёздочкам, и наши шефы приняли у нас клятву октябрят. А потом мы смотрели импровизированный концерт. Но самое замечательное, поверьте, оказалось оставлено напоследок: аттракционы! И с призами!
На длинной нитке подвешены яблоки – попробуй укуси без помощи рук! Или тебе давали вырезанный из фанеры человеческий профиль, а к его длинному носу приделана верёвочка с большим кольцом – одну руку держи за спиной, а другой так тряси этим носом, чтобы кольцо наделось! Или игры на внимание, но эти-то все знают. В общем, праздник получился запоминающийся. Только я ничего не выиграла… Тогда я просто взяла кольцо и надела его рукой на фанерный нос…просто посмотреть, как это выглядит. Сейчас же большая девочка подбежала ко мне и стала радоваться, какая я ловкая! А я, потупившись, призналась, что не очень-то… Но добрая девочка всё равно принесла мне маленький приз, не пропадать же добру! Так что и я пошла домой счастливая…

Был и другой праздник - перехода на новые учебники!
Роль Родной Речи отдали мне! Как я гордилась…

Мы читать уже умеем -
Книгу новую имеем!

И тут уже родители расстарались и устроили нам настоящий бал!

Почему бал?
Дело в том, что одним из самых любимых нами уроков была ритмика. Тут нас обучали танцам. Всем девочкам в классе пошили беленькие юбочки и кофточки, купили беленькие гольфы и чешки. А мальчики получили чёрные трико и, соответственно, чёрные чешки. Мы старательно выделывали «па» под фортепиано. А иногда, если мы уж очень хорошо старались, нам разрешали станцевать танец «охотника с собакой». Каждый мальчик был охотником, а его беленькая визави – охотничьей собакой. Суть импровизированного танца-пантомимы заключалась в том, что собака выслеживает дичь, делает стойку, охотник стреляет, но попадает в собаку, которая валится на пол, а охотник стоит в полном изумлении. Каждый раз нам казалось это ново и захватывающе интересно, особенно валиться на пол и умирать от смеха, глядя, какие нелепые позы принимает «твой охотник», оглушённый и поражённый исходом своего выстрела. Наш аккомпаниатор превосходила самоё себя, стараясь музыкой выразить всю эту трагикомедию…бах по басам…и завершающий аккорд из «умирающего лебедя»! Красные и хохочущие шли мы в класс, перебирая в сотый раз, кто смешнее всех танцевал.

Итак, в Праздник новых учебников бал нам закатили нешуточный, а за ним следовало царское угощение – каждый класс пировал у себя. Сколько сладостей! Незабываемо!

Мы с папой «гуляем в аптеку» и беседуем обо всём на свете.
- Знаешь, лучше всего помереть когда только подступает старость. А зачем бестолку небо коптить? Вот доживу до сорока пяти – и всё! Шабаш!
(Впоследствии мне пришлось познакомится с творчеством Тэффи, и я с умилением в сердце прочитала в одном из её фельетонов схожую фразу. Самое смешное в обоих случаях было то, что и мой папа, и героиня рассказа Тэффи были абсолютно искренны и серьёзны, по молодости своих лет полагая сорок пять – глубокой старостью.)
Папа вообще любит разбирать со мной вместе разные сложные проблемы. Вот недавно мы вместе смотрели фильм «Гусарская баллада». И бесшабашный гусар партизан Давыдов прочно завладел моим воображением. Теперь мама безуспешно борется со мной, требуя надеть пальто и застегнуться, но я всё равно скачу по гусарски: ментик на одном плече, на голове воображаемый кивер, а под седлом – горячий скакун! Скакуна нет, но вполне можно скакать на ветке, заметая следы её кроной.
- Папа, я сильно люблю Дениса Давыдова, вот навсегда люблю!
- А если бы он был одноглазый и одноногий, ты бы его любила?
Одноглазый, ещё ладно, но одноногий…я крепко задумываюсь…Это как же на коне скакать тогда? Но сгоряча кричу:
- Мне всё равно! Пусть так! Он же герой!
Мы перебрали бы ещё немало животрепещущих тем, но вот уже и подъезд. Конец доверительным речам.
Возвращаемся в реальность.

Однако, дни шли, а проблема оставалась: маме надо работать, а я часто болею.
Ничего не поделать, завтра мама забирает документы из школы, куплены билеты, и я лечу доучиваться во Владивосток! Прощай, Свердловск! До новой осени.