седьмой эпизод в сборник рассказов на Литресе: «Привет, Питония»
…В конце ноября 1984 года, спустя всего-то неделю после начала нашего необычного для этого времени года дальнего похода от берегов славного города Кронштадта, наш учебный корабль «Перекоп» успешно преодолел пролив Па-де-Кале, выйдя навстречу неутомимому течению Гольфстриму и… попутному ему, быстро крепчающему, океанскому шквалу.
В два ночи – обычное время для смены ночных вахт на корабле – при входе в Бискайский залив ветер достиг отметки тридцати метров в секунду. Стопудовый его порыв без усилий оторвал мои – курсанта второго курса – ноги от трапа на входе Астрономической палубы. И вот теперь на высоте 20-ти метров от ватерлинии, уцепившись за его поручень, я, как бесхребетный морской вымпел на флагштоке корабля, трепыхаюсь преимущественно параллельно с горизонтом. Лишь спустя минуту, исхитрившись, чудом сползаю вниз на шершавую деревянную палубу и по-пластунски, цепляясь на всякий случай за выступы на её стыках, будто по отвесной стене, добираюсь до поста матроса-сигнальщика за глухими леерами самой верхней палубы корабля.
— Плащ в рундуке, — заметив моё появление, кричит мне в самое ухо он, мой наставник на эту первую мою курсантскую четырёхчасовую вахту в качестве вперёдсмотрящего с самого топа – верха – корабля.
Укутавшись, встаю рядом с ним и «бараном пялюсь» в непроницаемое черное нечто… неизвестности. Рыдающий, свистящий ураган там, за стеной, кажется, поглощает всё бездонное, но невидимое мной, пространство. Нет ничего – ни света, ни цвета, ни запаха и ни даже… звуков! – лишь густая пугающая темнота и давящий сатанический фальцет океана. Огромный, с футбольное поле, корабль первого ранга, как щепка в бурном весеннем ручье, крутит безмерные восьмерки в трех, а может – кто знает? – даже и четырёх координатных плоскостях одновременно. Как бы то ни было, но амплитуда свободного падения только по высоте превышает полкабельтова. Перегрузки в подошве волны превышают космические.
Глаза со временем, привыкнув, начинают различать густо покрытые эпилептической пеной контуры пятиэтажных великанов, надвигающих на нос нашей небольшой в сравнении с ними бедолаги-коробки, и тысячи звезд, с расстояния вытянутой руки обрушивающих свой свирепый сиреневый свет на нас… и океан. В какой-то момент черно-зеленая в проблесках носового фонаря океанская бездна пятикилометровой толщи воды проглатывает целиком вплоть до ходовой рубки весь бак и даже полубак «Перекопа», одаривая нас вместе с верхней астрономической палубой тоннами разрубленной носом воды, брызг и пены.
Мыслей – нет!
Сознание куда-то проваливается, исчезает в пугающей пустоте беснующегося пространства, улетая, кажется, навстречу с… Самим Всевышним. Тело с частотой полуминутного дыхания бездны переходит то в состояние полного апатично-безмятежного отсутствия, то в нестерпимо-жгучее буйство вывернутой наизнанку наволочки.
В груди нарастает неведомое чувство раболепного трепета, страха, ужаса осознания своего полного ничтожества перед ним… Ним, океаном.
Оно растёт… обволакивает… поглощает!
Жуть!
— Фал вымпела сорвало, — возвращает меня на корабль матрос, показывая пальцем куда-то вверх, в непроглядное свечение свирепо-сиреневых звёзд.
В такт круто валящейся вправо и вниз палубы, он внезапно исчезает в черной мгле, обогнав очередной накат пятиэтажного циклопа.
Прижавшись спиной к переборке леера, я с ужасом нахожу болезненно бьющийся морской ходовой вымпел на оборванном фале топа огромной, как Александрийский столп, главной мачты «Перекопа». Бесформенные серые тени, шибко скользящие по яростно горящим звездам, то и дело проглатывают его сиротливое подергивание.
Всё вокруг, даже океанские гиганты, перестают существовать.
«Александрийский монстр» полностью завладевает мной, парализует. Тонны воды, прокатывающиеся по, казалось бы, недосягаемо высокой палубе рядом со мной, становятся ничтожны. Глаза в каком-то невозможном инфракрасном излучении ощущают его движение. При каждом провале корабля под волну он взлетает на пару метров по реально отвесным ступеням мачты. Затем, крепко прижавшись к ней во время очередного удара океанского вала о бак корабля, крепко сливается с мачтой воедино.
Время останавливает.
Этой муке, похоже, не будет конца, предела!
— Мостик, ГКП, — вдруг хрипит «Каштан» у самого моего уха.
— Есть, мостик, — без запинки, не раздумывая, кричу в «банан».
— Доложите о помехе справа.
— Судно, справа, сорок, — не обращая внимания на рвущий на мне плащ ветер, вскакиваю во весь рост и, отыскав незамеченные мной прежде чьи-то огни, докладываю, — идет… параллельным курсом.
— Понял, мостик, — весело отзывается нутро живого «Перекопа», видимо, получив подтверждение своим наблюдениям по радиолокации.
Матрос возвращается.
Обветренное красное лицо его спокойно. Белые скрученные пальцы не разгибаются. Разорванная ветром роба болтается, как туника на ковбоях. На шее и плечах видны кровавые полосы от ударов ослабших фалов.
Оглядев горизонт, матрос забирает у меня трубку с микрофоном двухсторонней связи «Каштана», именуемый за внешнее сходство на флоте «бананом», и одобрительно кивает. Похоже, слышал доклад.
Вымпел весело хлопает на ветру параллельно горизонту.
Страх исчез.
Океан перестал быть жутким. Он прекрасен в своем естественно-неторопливом дыхании и музицировании.
Стихия поёт, танцует, зовёт и… манит.
Внутри растет новое незнакомое чувство.
Чувство уважения, возможно, даже поклонения… к моему новому товарищу, к этому кораблю, океану, ко всему военно-морскому флоту и, наконец, к самому себе.
Я радуюсь сопричастностью с бушующим, нет – дышащим живым – океаном, пространство вокруг меня неожиданно открывается во всю свою бесконечную широту, высоту, глубину и… безвременность.
Восторг!
Нескончаемый восторг овладевает мной вдруг.
Боже мой! Я люблю тебя, океан!!! Я люблю, как ничто и никогда прежде!
Я люблю тебя флот и… кричу тебе сквозь время и пространство, как когда-то кричали восторженные курсанты восьмидесятых: «Военно-морскому флоту России, да что там… и, конечно же, Советского Союза, Виват!..».
И, как прежде, слышу твой троекратный ответ… призыв.
И пусть так будет всегда…
Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские корабельные события. Всё, описанное здесь, безусловно, является вымышленным, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний друзей и товарищей периода 1980-1987гг.
Автор, благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто двадцать первый раз, а также напоминает, что эта миниатюра-черновик всего лишь рукопись, набросок. Здесь, вероятно, масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ТМ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.
2014-19.09.2023г.