Лёшке исполнилось семь лет, в следующем году он пойдёт в школу, а жил в сибирском посёлке. В сентябре родители отправили его погостить к бабушке. Жила она в районном центре, расположенном в семидесяти километрах от посёлка. Районный центр не особо большой по численности, но называется городом.
Афанасия Исаевна всю жизнь ранее работала в деревне где-то затерявшаяся в Смоленской области, а после с детьми уехала в Сибирь. Вырастила три дочери и сына. Они стали взрослыми и разъехались кто куда.
Пенсия маленькая, помогали дети, поддерживали, она же проявляла во всём рачительность, средства тратила с умом.
Лёшка удивлялся, когда бабушка угощала его карамельными конфетами, похожими на спальные подушки, только крохотные по размерам. В народе их называют «подушечки». Необыкновенностью было то, что у бабушки они слипшиеся, а не такие как в магазине обваленные в сахаре и каждая в отдельности. Когда продавцы высыпают их на весы, они шуршат, словно мелкая речная галька. А эти вот такие — слипшиеся.
«Подушечки» потерявшие при хранении на складах свой товарный вид, бабушка и покупала. Они были гораздо дешевле (уценённые), почему бы не брать, экономия и сладость та же.
Глядел Лёшка, как бабушка отламывала кусочек от слипшегося куска и клала в стакан с чаем. «Подушечки» растворялись, и напиток делался сладким и ароматным.
Так поступал с карамелью и Лёшка, и ему даже нравилось этакое чаепитие.
В один из дней середины сентября бабушка предложила:
— А пойдём-ка, внучек, с тобой за свежей картошкой.
— На рынок? — спросил Лёшка.
— На совхозные поля сходим.
— А разве на поле продают картошку? — удивился Лёшка, на что Афанасия Исаевна ответила, улыбнувшись:
— Нет, там можно взять даром.
«Надо же на поле картошку дают людям бесплатно», — подумал Лёшка.
Он не знал, бабушка имела в виду совхозные поля, расположенные на окраине города. Совхоз выращивал на них капусту и картофель. Капусту убирали с полей в первых числах октября, а картофель выкапывали в сентябре. Не механизированным способом, а вручную — с использованием самодельных деревянных лопаток.
Работники совхоза в спешке и невнимательности при копке зачастую пропускали там-сям кусты с клубнями, они оставались в земле нетронутые, где затопчут, где проглядят. А там поле под плуг и уходит оно под снежный покров на всю зиму, а весной снова вспашут и новые посадки.
Шагали бодро, вели беседу. На поле оказались минут через тридцать. Афанасия Исаевна предусмотрительно прихватила с собой холщёвый куль.
Картофельное поле выглядело, словно по нему гоняли табун лошадей — взрыхлённая и утоптанная почва, местами примятые остатки увядшей картофельной ботвы.
Афанасия Исаевна приглядывалась к ботве, руками вытягивала одну, вторую, третью, порой натыкалась на те, что были с картофелем. Тут же разгребала лунку и извлекала клубни, складывала в мешок.
Лёшка принялся со сноровкой искать такие же стебли. Находил, тянул, но всё неудачно, просто присыпанная ботва, но азарт нарастал. Подошёл к еле приметной борозде и к великой радости обнаружил целёхонький рядок.
— Баба! — воскликнул Лёшка. — Я нашёл много кустов!
Афанасия Исаевна подошла к внуку, взглядом оценила рядок и принялась разгребать борозду, а убедившись она нетронутая, воскликнула:
— И впрямь, ух сколь проглядели работнички! За что ж им деньги платят?
Вдвоём: бабушка и внук не жалея рук разгребали куст за кустом в полутвёрдой почве, сожалея об отсутствии лопаты. Картошка была крупная без единой мелочи. Закончив копку борозды, в куле набралось около двух вёдер.
— Ну, довольно, это бы нам унести, — разогнувшись и тяжело вздохнув, Афанасия Исаевна вытерла пот со лба и произнесла: — Передохнём, а потом домой отправимся не спеша, да с передыхами. Жалко тележки нет, а то б не на себе, а укатили бы.
Неожиданно на краю поля показался мужик. Он шагал быстро в направлении Афанасии Исаевны и Лёшки. На подходе возмущённо бросал:
— Эй, чего тут хозяйничаете?! А ну с поля! Видал чего, картошку вздумали копать не вами саженную!
Подошёл вплотную, глянул на мешок с картошкой и продолжал:
— Ого! Да гляжу, ужо немало накопали! А ну давай отсюда! — с этими словами мужик ухватился рукой за куль и упрекнул: — Добрались до чужого!
— А вы кто будете? — спросила Афанасия Исаевна.
— Я-то? — приосанился незнакомец. — Сторож совхозный. Вона, видите, теплицы стоят, так от всякого кто до чужого охочий охрану несу.
Поодаль за плотным дощатым забором стояло ряд остеклённых теплиц, при въезде на территорию видна сторожка. Поле же было открытое. Его пересекала дорога, она вела в пригородный лес, а далее шла до пионерского лагеря, вторая дорога проходила по краю поля.
— Так поле-то не частное, совхозное, а кусты попадают некопаные, пропадёт же овощ, а нам в достаток… — поясняла Афанасия Исаевна.
— Вот именно, совхозное, а вы растаскиваете народное добро! — возмущённо оборвал сторож.
— Так брошено же. Всё одно под снег ляжет, сгниёт. Отдай нам, мил человек, что накопано, пожалей меня с мальцом, — просила Афанасия Исаевна.
— Всё одно не положено и не перечь мне, бабка! — наступал сторож. — А не то милицию вызову!
— Не стращай милицией, мы не пакостим и не хулиганим.
— Сказал не положено и всё тут! — сторож, взвалил на плечо мешок с картошкой и подался прочь. Оглянулся и крикнул:
— Шагайте с поля и не вздумайте копать! А не то!..
«Видал каков, сами добро губят, а нас милицией стращает. Дали человеку малую должность, так готов норов показать. Да на чём показать-то вздумал! Постыдился бы!» — в сердцах сокрушалась Афанасия Исаевна, отошла на край поля, присела на сухую пожухлую траву, уставшая и обиженная.
— Вот ведь окаянный, вряд ли в совхозное хранилище сдаст, к своему столу утащит. Сколь трудов положили… — промолвила Афанасия Исаевна в расстроенных чувствах.
Лёшка опешил от произошедшего несчастья, широко открытыми глазами смотрел вслед удалявшемуся грозному сторожу. Раскрыл пред собою ладони, посмотрел на замаранные грунтом пальцы, на ногти под которые забилась земля. Глянул на бабушкины руки, сухонькие и морщинистые, а земля, попавшая в морщины, ещё более подчеркнула их глубину и рисунок. В груди неприятно заныло, ему стало жалко и себя и бабушку и народное добро, которое пропадёт и никому не достанется.
Лёшка подошёл к бабушке, присел, приклонился к ней, и тоже хотелось поплакать. Афанасия Исаевна одной рукой обняла Лёшку, другой смахнула выступившие слёзы, с грустью окинула взглядом поле и произнесла:
— Вот так, внучек, бывает в жизни — ни себе, ни людям, и человеки разные встречаются, одни с добром, с пониманием, другие со злом, — чуть призадумалась и добавила: — Пошли, Алёша, домой, коли так случилось.
По дороге с совхозного поля неспешно шли пожилая женщина и паренёк, шли оба с грустными на душе думами…