- Идите большими туннелями. Следите за знаками на стенах. Прощайте. Если вернётесь на Землю, расскажите о нас. Быть может, вы на Земле будете счастливы. А нам – ледяные пустыни, смерть, тоска… Ах, мы упустили час… Нужно было свирепо и властно, властно любить жизнь…
А. Толстой «Аэлита»
Захар, превозмогая боль, полз. Он полз уже много километров. Защитный жилет давно стёрся, и местами из дыр в ткани проглядывала изодранная, обожженная плоть. Впрочем, он сам был большим куском плоти: обе ноги и правую руку оторвало взрывом. Левая рука тянула всё тело, уже не чувствуя ни боли, ни усталости.
Ужасно хотелось пить. Но это было неважно. Нужно добраться до маяка, если он ещё стоит, и подать сигнал на Землю, в Главное Командование.
Чуть левее от проложенного им маршрута протекала река. Ужасно грязная, радиоактивная после позавчерашней атаки земного десанта. Но в ней текла вода.
Захар не выдержал. Он хотел пить, и он пополз пить. Это ничего, что на одной руке данный переход займёт несколько часов. Куда торопиться обречённому? На Земле есть лекарства, протезы. Всего этого в избытке. Но кто полетит на далёкую, растерзанную, но всё ещё вооружённую до зубов вражескую планету? Кто совершит всё это ради одного калеки, которому не повезло родиться в этот ужасный, безумный век?
А вот и вода. Песок скребёт глотку и утяжеляет желудок. Влага испаряется, не смачивая даже языка. Наверное, из-за радиации. Но и это ничего. У него ещё много времени. До самой смерти.
Раз уж попил, то почему бы и не вздремнуть? Всё равно этого никто не увидит. А если и увидит, то точно не станет отчитывать. Просто нажмёт на курок, и Захар, извиваясь и вереща от адской боли, провалиться в небытие.
Нет, сна нет ни в одном глазу. В них вообще ничего нет – ядовитые пары почти разъели их, и Захар еле различает свет от тьмы. Только начнёт проваливаться в сон, и сразу же вокруг запах гари. И тела товарищей. И трупы врагов. Поле ровное, как тарелка, и покрыто пеплом. Здорово же работают эти бомбы из антиматерии! Где-то ещё слышны взрывы, но это уже не его бой. Это сражения других, ещё более-менее целых. Живых. Его же бой кончился здесь, на мёртвом поле. А чуть в отдалении стоит древко от флага. Само полотно со старинными и торжественными символами давно сгорело. Кем он был поставлен? Своими? Или врагом? Какая теперь разница. Он просто говорил – поле взято…
Глаза немного прояснились. Теперь можно наклониться над водой и посмотреть на себя. Ну и лицо! Гречневая каша, а не лицо! Видел бы его Иван, совсем бы покраснел со своим шрамиком. Жаль что он погиб. А откуда Захар это знает? А какая разница? Знает, и всё. Точно так же, как знает и о смерти Наташи, Егора и Гриши. Он их не видел уже восемь лет, не получал от них ни одной весточки, но всё знал. Знал, что Егор был первым. На планете Павма он, по чистой случайности, попал под обстрел мелкими ядерными снарядами. Следующей была Наташа. Она была медсестрой, и а планете Пенг оказалась в самом эпицентре атаки новым биологическим оружием. Дольше всех продержался Григорий. Он сильно изменился за последние годы. Его миролюбивая позиция, не найдя никаких откликов в жизни, дошла до безумия. Так он и скончался в психиатрической клинике. Выходит, Захар остался последним…
Захар открыл глаза. Он лежал на вершине большого холма с плоской вершиной, похожем на древние курганы. Он, конечно, знал, что это и был курган. Древний, давно всеми забытый. Внизу покоился вождь воинов. Он был одним из многих, и отличный от всех. Он терпеть не мог бессмысленной жестокости, и смог спасти людей от многих страшных войн. Но ему всё равно было тоскливо. Он не знал другой жизни, и потому жил так. Когда же его убили желающие власти и славы товарищи, то одни смеялись над его слабостью, а другие пытались понять. Поняв же его, менялись. Но насмешников было больше…
Захар видел это, как будто пережил. Нет, правильней сказать – как будто переживал это прямо сейчас.
«Забавное кино». Захар сделал последний рывок и нажал рычаг. По заржавевшим за эти несколько дней проводам пошёл ток. Маяк тяжело вздохнул, что-то проскрипел и ожил. Дело было окончено. Захар перевернулся на спину. С севера к нему летели несколько серебристых шаров – местных беспилотников.
«Кино кончилось». Но кое-что он всё-таки успел придумать. Последний, главный вопрос…
…Он видел миллиарды цивилизаций. Трёхрукие, одноногие, шестиглазые, вообще безглазые: всё смешалось в одной кровавой каше. Взрывались космолёты. Мучились в предсмертных муках космолётчики. Разваливались в куски целые планеты. Гасли звёзды. Но это было уже после. А раньше, до этого…
…Первая цивилизация. Первые города. Кто-то бил. Кого-то били. Когда ненависть переливалась через край, народы шли войной. И был звон мечей. И рёв труб. Предсмертные хрипы и обречённые мольбы. Но и это было после. А ещё раньше, до этого…
…Первая жизнь. Первая живая клетка. Ей было страшно, ужасно страшно. Впервые в мире появилось это чувство – желание жить. Потом появилась и другая клетка. Они бросились и разорвали друг друга. А вслед за ними появились новые. Но даже это уже было потом. А раньше, ещё раньше…
…Потоки материи сворачивались. Энергия молодого мира была бесконечна. Всё рушилось и создавалось вновь. Чем дальше Помнящий Века продвигался в прошлое, тем меньше становился мир. Ещё чуть-чуть, только бы успеть увидеть, только бы успеть понять…
…И вот край времени. Шум. Взрыв…
Шары приближались к нему. Вот уже выдвинулся смертоносный ствол огнемёта. Захар не боялся. Он всегда знал, на что идёт.
Щелчок. Пламя…
«Кто же ты, о сила, погубившая нас? Какого твоё имя? Откуда ты? И как тебя убить?..»