Танец с дверью

               
                ТАНЕЦ С ДВЕРЬЮ


Дело с поисками работы было, как говорят, «швах». Марк носился этаким жалким, суетливым  муравьём среди гигантских зданий Нью Йорка, похожих на комоды для гигантопитеков, живших когда-то на земле.  Трудно было себе представить, что в одном из этих высоченных каменных гигантов его ждёт работа... Но он, помня упрёк его Линды «Ты же не хочешь быть вечным жигало при мне?» -  с несвойственным для него упорством продолжал искать эту чёртову работу. 
    - Пойдёшь по этому адресу, им нужен швейцар в элитный дом. Правда, смена не из лучших, с 5 до часу ночи , - сказал ему Джонни, отхлёбывая кофе из бумажного стаканчика, когда Марк подошёл к его столу. «Что ж, швейцаром, так швейцаром, выбирать пока не приходится» - подумал Марк. Джонни был тот, которому  не надо было рассказывать, что ты в очередной раз не нашёл работу. В отделе по трудоустройству он числился «скорой помощью», созданной специально для таких  невезучих эмигрантов, как Марк. Джонни бросил на Марка быстрый взгляд, словно пытаясь на глазок определить, насколько тот успешный кандидат на новую работу, и тут же отвернулся, подавая ему направление. Процедил сквозь зубы: «Постарайся понравиться управляющему домом, он там – Бог». 
   
«Бог» взял Марка на работу. Велел выходить через неделю.
За окном сейчас утро последнего нерабочего дня. Вставать Марку не хочется. Решительно не хочется. Но Линда давно встала, ей-то утром на работу, и её голос не предвещает ничего хорошего в плане намеченного Марком утреннего сибаритства.
"Эта яичница будет у тебя на голове, если ты сейчас же не встанешь!» - грозится она. Видимо, она уже не первый раз предлагает ему встать, но только сейчас сумела наконец пробиться к его сознанию. «Если я не встану, - зазвенели тревожные колокольчики в мозгу у Марка, - то яичница точно окажется у меня на голове". Шутки у Линды неожиданные, а иной раз и парадоксальные.   Однажды из-за того, что Марк нырнул под душ раньше её, она разрезала его подушку, и когда он завалился с ещё влажной головой на подушку в предкушении блаженного отдыха, его мокрая голова тут же погрузилась в перья и Линда ещё долго хохотала по этому поводу. Очень долго. Феноменально, но, кажется, почти до оргазма. Смех её плавно перешёл в стоны. Марк даже пошутил громко по этому поводу: «Дедушка Фрейд, ау, где ты?...

Первый день работы Марка. С сегодняшнего дня он -  швейцар в элитном доме. Думал ездить на работу на машине, но отказался от этой идеи. Город в центре чуть ли ни весь перерыт. Как пить дать, торчать ему в бесконечных пробках. «Мэр перекопал весь город, сволочь - сказал Марк за пивом приятелю. - Ищет, наверно, золото, которое закопал где-то в городе прежний мэр».   
На работе Марку выдали форму швейцара - синий пиджак, синие брюки и белые перчатки. Велели стоять у двери, быть вежливым со всеми входящими и уходящими. Намекнули, что от этого будут зависеть его чаевые. Так начался его «танец с дверью», как он сам позже называл свою работу. Что ж, это и впрямь напоминало танец. С вышколенной улыбкой открыть дверь и  закрыть её. Открыть и опять закрыть. Два шага вперёд, два шага назад. Чем не аргентинское танго? Только вместо партнёрши - дверь. Правда, в паузах, как только появляется возможность, он читает. Планшет с электронными книгами рядом с ним на стойке. А иначе можно умереть от скуки. Жильцы давно заметили, что он читает. Удивлялись, не было у них швейцара – любителя книг.
Уже кое  с кем из жильцов Марк познакомился. Уже получил первые чаевые.   Особенно щедрым  оказался мафиози, или, как называли таких на родине - «криминальный авторитет». Он жил на пятом этаже. Утром к нему поднимались на лифте его подельники, три мордоворота с переломанными носами, а затем через час вся эта компания куда-то исчезала. По праздником мафиози был особенно щедр. Засовывал в верхний кармашек пиджака Марка тонкую пачку крупных купюр и обязательно при этом похлопывал его по щеке, добавляя: «Это тебе на мороженое, профессор ты наш». Один из его подельников, проходя однажды со всеми остальными  мимо Марка, похвастался пистолетом, вытащив его мельком из кармана и бросив весело на ходу: «Вот, идём убивать» и, захохотав во всё горло, исчез за дверью. Вечером вся эта банда вернулась, похоже, очень довольная проведенным днём.

Холопская всё же работа у швейцара. Ублажай тех, ублажай этих.  Стелись перед жильцами и, что самое главное, перед управляющим домом.  Он нервный, сорваться может по поводу и без повода. Его жена, как Марку уже насплетничали, крутит любовь с сантехником. Управляющий подозревает их в этом, но ему ни разу не удавалось накрыть этих двух голубков в момент «преступления». Однажды  он почти целый день отсутствовал и, когда вернулся домой (он жил в положенной ему по рангу бесплатной квартире на первом этаже), то не застал свою «драгоценнейшую» и стал очень беспокоиться по этому поводу. Вдруг ему пришло в голову, что сантехник попытался изнасиловать его жену, но она сопротивлялась и тогда он её убил.  А затем, чтобы избавиться от трупа, сжёг его в кочегарке дома.  Дико взволнованный этой версией, он помчался в кочегарку, долго всматривался в огонь, затем отключил устройство, дал пеплу в нём остыть и тщательно перебрал его в поисках улик. Тем временем, жена вернулась от подруги и преспокойно уснула на тахте, не подозревая о переполохе и ужасных предположениях супруга. 

Марк снова у двери. Дверь из пуленепробиваемого стекла, мало ли что может случиться в этом безумном и прекрасном городе. По ту сторону двери на улице один паноптикум, а по эту - другой. На улице постоянный парад лиц, фигур, характеров, бесконечных жанровых сцен.  Вот прошла стайка одетых в оранжевые хламиды кришнаитов, усиленно стуча в барабан и раздавая направо и налево листовки. Зазывают в свою индуистскую секту. Вот девушка в джинсовой безрукавке. На спине у неё надпись -  «Не пытайся пристроиться ко мне сзади, я в отпуске». Парень в кожаной куртке, ужасно напоминающий молодых героев фильмов с Марлоном Брандо, остановил мотоцикл, скорчил, глядя на Марка, отвратительную рожу и умчался страшно довольный собой. Вчера здесь проходил хэлллоувинский парад. И кого только не было в этом шествии.  Настоящий венецианский маскарад на нью йоркских подмостках. Те, что сейчас шли мимо, казались такими же хэллоувинскими персонажами, которые никак не могут смириться с тем, что шутовской праздник уже  закончился. 

Между тем, на работе становится всё труднее. «Танец с дверью» стал серьёзно изматывать Марка. 
Дело шло к ночи. Открывать дверь жильцам приходилось всё реже, через громадные промежутки. К 12 часам всё, что хотелось ему, это лечь на мраморный пол вестибюля и уснуть глубоким, пусть даже и мёртвым сном. Марк вскарабкался на высокий, как у циркового льва, табурет у двери (единственное место, которое полагалось ему для того, чтобы отдохнули ноги от долгого стояния), но через пять минут  почувствовал, что он в полусне сползает вниз на пол со своей «цирковой» тумбы.  Он приказывал себе стоять, но тогда он засыпал стоя. Эта чаплинская трагикомедия борьбы со сном продолжалась до часу ночи.
В час ночи, когда заканчивалась его смена, он выходил на улицу, «пьяным в доску» от усталости и ему надо было хорошо одёрнуть себя крепким матом, чтобы продолжить свой долгий путь домой.  По дороге к метро его неизменно пытались перехватить проститутки, которые появлялись как ниоткуда, из тёмных переулков и словно зомби из фильма ужасов протягивали к нему свои длинные руки. 
 «Куда спешишь, красавчик?» - обращались они обычно к Марку. «Не торопись так, слышишь, малыш. Почему ты такой грустный? Останься со мной, я утешу тебя, не пожалеешь» - говорила та, что оказалась поближе к нему. Она потянулась рукой к его ширинке, но Марк резко перешёл через дорогу, и она отстала. В сквере, мимо которого он прошёл,  какие-то мрачные типы курили марихуану. У переполненного мусорного ящика спал  бомж.
Марк зашёл в метро, провёл проездной карточкой у турникета. С трудом перебирая ногами, спустился по лестнице на платформу. Платформа была пуста. Ни души. Добраться домой он мог двумя разными поездами. Один приходил на верхнюю платформу, а для другого  нужно было спуститься по лестнице на платформу ниже. Заслышав громыхающий шум поезда на нижней платформе, он нёсся по лестнице вниз, а если поезд оказывался не его, то быстро подымался опять на верхнюю платформу. Вниз, вверх, вниз, вверх. Этот бег туда и обратно должен был бы взбодрить его, выбить из него окончательно сонливость, но только ещё больше изматывал и он нередко обнаруживал, что бегает по крутым лестницам всё в том же полусонном состоянии.
Наконец-то его поезд пришёл. Как чертовски ему повезло, он оказался вовремя на правильной платформе.  Марк плюхнулся на сиденье.  Ему ужасно хотелось спать. Забиться в угол сиденья и тут же сладко заснуть, как это часто делают  люди, возвращающиеся после рабочего дня домой. Но в пустых вагонах ездить было  опасно. В вагон заходили порой подозрительные типы, встреча с которыми ничего хорошего не сулила. В этот раз именно это и произошло.

На остановке вошёл и сел напротив странный тип с безумными глазами. И сколько Марк ни внушал себе не смотреть на него, зная, как такого рода люди агрессивно реагируют, когда их взгляд пересечётся вдруг с чьим-то взглядом, он, словно назло своей испуганной душе,  всё же взглянул на безумца. А тот как будто только ждал этого. Цепким взглядом он сначала опутал Марка, словно пытаясь загипнотизировать его, а затем Марк прочёл в его глазах явную угрозу себе. План спасения сразу же возник в его голове. Он был рискованным, но всё же его единственным шансом спастись. Он пересел на сиденье рядом с дверью. Сумасшедший не спускал с него глаз. Марк напустил на себя совершенно спокойный вид,  но как только открылась дверь вагона, он, улучив момент, когда дверь стала закрываться,  тут же выскочил из вагона на платформу. Он видел, как сумасшедший метнулся со своего сиденья к дверям вагона, но было уже поздно. Двери отъезжающего вагона были плотно закрыты. Марк стоял на перроне, а злобного безумца, явно недовольного тем, что он упустил свою жертву, пронёс мимо уходящий в туннель поезд... 

Эта встреча в метро будет бесконечно долго сидеть в матрице его памяти и тревожить Марка. К тому же, в доме, где он служил, на первом этаже размещался кабинет психиатра. Больные, которых привозили к нему на приём, очень напоминали того безумца в метро. 
Но и сам психиатр казался Марку не менее странным, чем его пациенты. Когда заканчивался приём, он, натянув на голову две шапочки  одну на другую и выйдя на улицу,  бросал за спину взрывающиеся тут же пистоны. Таким образом он, наверно, разряжался после долгого общения с сумасшедшими. А ещё, боясь, что кто-то из хулиганствующих подростков ударит его по голове палкой, он под свои шапочки водружал и  небольшую кастрюльку.  Раз в год, как выяснил позже Марк, он ходил к одному из своих коллег, чтобы очистить психику от собственных демонов, которые терзали его в течение года.   

- Позвоните, пожалуйста, в квартиру номер 8 и сообщите миссис Вильсон, что к ней пришёл мистер Кэп. - Назвав себя, визитёр щёлкнул при этом пальцем по своей шляпе, как если бы Марк был олухом царя небесного и, не дай Бог, не знал, что кэп по-английски - это шапка. С тех пор этот жест стал его фирменным знаком. Теперь всякий раз, являясь в гости к своей подруге, мистер Кэп неизменно называл свою фамилию и при этом указывал пальцем на шляпу. Миссис Вильсон открывала ему дверь, он заходил в квартиру и оттуда они уже выходили вместе. Они садились в его «кабриолет» и исчезали надолго в суете улиц. Миссис Вильсон была бывшей актрисой. Её ухажёр ездил с ней на одно из бродвейских шоу, а потом они долго сидели в ресторане и приходили поздно вечером, оба хорошо навеселе. Оставив её в вестибюле, он, с виноватой улыбкой, уходил, а она прилагала значительные усилия, чтобы дойти до своей квартиры, хотя квартира была на первом этаже. Однажды, по дороге к себе, она остановилась и стала что-то пьяно и путано говорить Марку о своей родне, о том, что она, якобы, аристократического происхождения и что все в её роду всегда  очень крепко стояли на своих ногах. При этом она покачнулась и определённо рухнула бы на мраморный пол вестибюля, если бы Марк не успел подхватить её. Он захлопнул дверь в вестибюле и помог ей зайти в квартиру.  Её квартира была одним громадным будуаром, этакий «Малый Треанон» Марии Антуанетты на современный лад. Остро пахло духами, горели в полнакала настольные лампы, нежнейшие, цвета розовой пенки, занавеси надувались парусами у открытых окон. По просьбе миссис Вильсон Марк подвёл её к кровати, куда она немедленно рухнула, увлекая его за собой. Он не успел прийти в себя, как она впилась губами в его губы. С трудом он вырвался из её объятий, к чему она отнеслась с большим неудовольствием. «Хм, - пробормотала она заплетающимся языком  и подбирая с трудом нужные слова, - каждый в этой... жизни... играет свою роль, ... не стоит забывать об этом. Ты... со своей ролью определённо... не справился. А теперь – убирайся отсюда. Кто тебя сюда звал?».   «Да, - пробормотала она ему в спину, -  можешь выпить на кухне... недопитый мной ореховый ликёр.   Он весь твой». И уже тише, (но Марк услышал) бросила ему вдогонку: «мудак».

Его выходной бабочкой-однодневкой промелькнул перед ним и канул навсегда. Но след свой определённо оставил. В тот день Марк ездил со своей Линдой за город. По дороге в любимый парк начался проливной дождь. Он так заливал ветровое стекло, что практически ничего не было видно. Они съехали с дороги. Пристроили машину на обочине. Машина, конечно, не кровать на двоих, но при огромном желании и некоторой ловкости она легко превращается в нечто подобное. К тому времени, когда ливень закончился, всё, что можно было провернуть на этой «кровати», он и Линда провернули.   Тем временем, машин на трассе  скопилось видимо-невидимо.  Марк снова выехал с трассы на обочину, а потом свернул на какую-то боковую дорогу, поехал по ней и заблудился.  Даже джипиэс ничем не смог ему помочь.   Заметив, в конце концов, что-то вроде бензоколонки, он решил ехать на этот ориентир. На заправке никого не было. «Бензоколонка не работает» - гласило объявление. Из пристройки при бензоколонке вышел бородатый с бритой головой хозяин, вытирая на ходу тряпкой грязные руки. На нём была малинового цвета рубашка и куртка, сплошь забитая какими-то медалями и значками. При ближайшем рассмотрении она оказалась усеянной нацистскими регалиями: медалями и значками Третьего рейха. Враждебно, словно они незаконно вторглись на его территорию, хозяин спросил, что они здесь делают. Они объяснили, что потеряли дорогу. Он стал, размахивая рукой в татуировке, объяснять как выехать на шоссе.   При этом время от времени он бросал на них внимательный взгляд, словно что-то усиленно пытаясь выяснить для себя. «Откуда вы? - оборвал он вдруг разговор. - У вас, похоже, славянский акцент». – Из Москвы, – ответил Марк. - Из Москвы? – переспросил он.  Как здорово! Вы знаете, у меня там есть приятели. Такие же фашисты, как и я. Я с ними переписываюсь. Они знают английский, а я нимного руський. Мои моськовськи... друзя – выговорил он не без труда  и снова перешёл на английский - организовали там про-наци движение. Вот накоплю денег и поеду к ним в гости. «Надеюсь, что вы не евреи, – предположил он вдруг. - Иначе я на вас спущу свою овчарку. Терпеть не могу евреев, от них всё зло в этом мире, от них, арабов и негров».
- Go to hell! (дословно «Убирайся в ад!») – бросил ему Марк и, схватив за руку Линду, быстрым шагом направился к машине. Они ещё не успели отъехать, как увидели, что хозяин что-то крикнул в сторону пристройки и оттуда выскочила громадная овчарка. Она долго бежала за их машиной, пока они не оставили её далеко позади.   
- Я должен как-то наказать эту тварь, - сказал после долгого молчания Марк. - Я должен ему что-то сделать.
- Ничего не надо делать, Марк, – ответила ему Линда. - Ты послал его куда надо, пусть там с ним и разбираются. Там, в аду, уже раскалили для него сковороду, – скаламбурила она. - Не стоит тратить свою энергию на каждое барахло, которое ты встретил в своей жизни. Побереги её лучше для меня, - прошептала она ему на ухо.   

В тот вечер, когда Марк заступил на свою смену, к нему пришёл его приятель Вадим.  Они стояли недалеко от двери, беседовали о последней выставке Эль Греко в музее Метрополитен, где были на днях.
- Ну что Линда? – спросил Вадим. - Успокоилась? Ты ведь уже работаешь.
- Презирает меня. Так мне кажется. Я для неё слабак, лишённый амбиций парень, раз я ничего лучшего не нашёл. Несколько раз, когда она уходила утром на работу, специально ждала меня у двери, чтобы я, видите ли, открыл ей дверь. Эта такая у неё шуточка с некоторых пор, чтобы уязвить меня побольнее. Тоже нашла себе домашнего швейцара. Я сказал ей, что за это открывание двери мне платят на работе, да ещё и чаевые дают. Она ехидно бросила, что подумает насчёт последнего.   Но ничего... как всегда, дело кончилось перемирием в постели. Удивительно как нежна бывает женщина, если захочет. Знаешь, в такие минуты ты готов простить ей всё, даже все эти резкие перемены погоды в её голове. Но имея женщину, получаешь  the whole package with everything in it (переводится как «весь пакет, со всем, что в нём имеется).   
- Ха, ты мне будешь рассказывать, - ответил, бросая очередной окурок сигареты за батарею, Вадим.  - Моя такая же – нежна, но кошачьи ноготки наготове, вечно готова запустить их поглубже, даже, когда ты этого совсем не ждёшь.
-Эй, эй, Вадим, - закричал вдруг Марк, - ты бросаешь окурки за батарею всё время. Смотри – уже дым валит оттуда. Ой, ёлки-палки – огонь. Беги отсюда. Я должен срочно вызвать пожарных. Давай, давай, быстрее!   
Марк вызвал пожарную машину. Она примчались через пять минут, оглашая район чудовищной сиреной. Потом примчалась ещё одна, а за ней ещё одна. Первое, что сделали пожарные  – это взломали все двери на первом этаже и залили всё пространство вестибюля пеной.  Начальник Марка, потревоженный шумом, выбежал из своей квартиры тогда, когда весь вестибюль напоминал собой огромное пенное море. Он плыл по этому морю к Марку и его вид не обещал ему ничего хорошего. Марк уже видел себя колесованным, четвертованным и, в конце концов, обезглавленным. Надо было молниеносно придумать версию пожара. Когда начальник, преодолевая пенистое море, приплыл к нему, Марк уже был готов к неминуемой встрече с ним. Он объяснил, что привезли очень важную посылку для одного из жильцов, он принял её под расписку и отнёс  в комнату для посылок, а в это время кто-то, видимо , бросил за решётку батареи непогашенный окурок...   

Огонь был потушен. Вокруг лежали выбитые пожарными двери. Пока они забирали из всех углов вестибюля багры, топоры и прочий  «средневековый» инвентарь, Марк разговорился с водителем пожарной машины. Тот оказался довольно болтливым малым. «Мы здесь недавно пытались помочь одному странному человеку но, к сожалению, не смогли. Понимаешь, его однажды ограбили. С тех пор он поставил у себя решётки на окнах и оббил железом дверь, решив, что это будет неопреодолимой преградой для взломщиков. На дверь при этом он поставил  специальный замок, который был внутри соединён с  железной палкой, поставленной в упор. Ну вот, а тут вдруг возник пожар в его квартире. Дверь его раскалилась добела, выбраться через неё нельзя было, а на окнах были железные решётки -  представляешь.  Возьмёшься за такие и моментально сгорит рука. Он кричал, звал на помощь. Соседка, услышав его крик о пожаре, вместо того, чтобы тут же позвонить нам, схватила свои вещи и убежала на улицу. Лишь спустя какое-то время кто-то удосужился всё же вызвать нас. Но было уже поздно что-то сделать для несчастного. Бедняга сгорел заживо в своей железной ловушке». «Это я вам рассказал так, - закончил он беседу,  - на всякий пожарный случай».   

Профсоюз вдруг объявил забастовку и Марку пришлось к ней присоединиться.  На работу никто больше не ходил. Все должны были собираться то возле одного элитного дома, то возле другого, ходить друг за другом по кругу и скандировать громко одно и то же: «Что  мы хотим?» и тут же хором отвечать сами на этот вопрос: «Лучшей зарплаты и лучшей медицинской страховки». «Когда мы этого хотим? - Сегодня». И так  несколько часов подряд. Потом их сменяли другие забастовщики. Представитель профсоюза ходил тут же, прислушиваясь при этом достаточно ли громко они скандируют и пытался даже дирижировать  ими. Шёл день за днём, администрация домов не сдавалась, а они всё ходили и ходили по дурацкому кругу и, как заведенные, выкрикивали свои лозунги. 
«Чем не гайки великой спайки» - подумал Марк, ненавидевший толпу, демонстрации и всякого рода зомбирующие сознание сборища. Под разными надуманными предлогами он стал всё чаще увиливать от  забастовки. В конечном итоге, жители домов, совершенно измученные отсутствием должных услуг, надавили на администрацию и тем пришлось уступить. Всё возвратилось «на круги своя». В час ночи Марк заканчивал смену и ехал через весь город домой, в свой «человейник», как он называл дом, в котором  жил. В ясную ночную погоду неоновая луна, словно навязчивый приблудный пёс с колючками звёзд на хвосте,  сопровождала его до самых дверей парадного.