(выдержки из книги «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов»: (ж-л «Новый мир», 1998. №11; 1999. №2; 2000. № 9; 2001.№ 4; 2003. № 11: https://magazines.gorky.media/novyi_mi) и из др. источников)
Миф 6. Лгун, извративший историю советского общества и государства
Этот миф, в свою очередь, можно разделить на несколько взаимосвязанных мифов.
Рассмотрим из них два основных:
1. «АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ» – СБОРНИК ЛАГЕРНОГО ФОЛЬКЛОРА, ИСКАЖАЕТ ПРАВДУ О ЛАГЕРЯХ СССР
Этот миф был запущен бывшей женой А.И.Солженицына Натальей Решетовской 30 января 1974 года в интервью французской газете «Фигаро». Причиной его появления стало наивное стремление Решетовской помирить Солженицына с государством, чтобы предотвратить жёсткие репрессии против него за издание за рубежом в декабре предыдущего года «Архипелага ГУЛаг». Это её благое намерение было ловко использовано АПН в целях дискредитации книги Солженицына. Именно приставленный к Решетовской для редактирования её собственной книги сотрудник АПН К.И.Смирнов подсказал ей термин «лагерный фольклор» применительно к «Архипелагу ГУЛаг». Вот как описала это сама Решетовская в своей посмертной книге «АПН – я – Солженицын»:
«Как-то я привела Константину Игоревичу (Смирнову - Ю.Т.) тот аргумент, который приводила в свое время московскому представителю Госбезопасности, а именно: что Александр Исаевич считает свой «Архипелаг…» лишь «опытом художественного исследования» и вовсе не претендует на то, что написанное им является истиной в последней инстанции.
— Почему же Вы отказываетесь дать интервью? Это очень интересная и свежая мысль.
— Об этом я сказать могу, — согласилась я.
Мне казалось, что так я смогу защитить Александра Исаевича — защитить от государства, от ГБ, даже от него самого. Что в подобного рода защите он вряд ли нуждается — мне тогда и в голову не приходило. Страх за него, за его жизнь, страх, что нас ожидает вечная разлука, заслонял все прочие соображения». …
С Ляконтром (корреспондентом газеты «Фигаро» - Ю.Т.) мы разговаривали при двух магнитофонах. … Эта лента у меня сохранилась, и мне не было бы стыдно дать ее послушать кому угодно, если бы… если бы не один очень серьезный просчет.
Говоря о том, что «Архипелаг» писался на основе того, что рассказывали Александру Исаевичу однолагерники, а потом еще и бывшие зеки, я неосторожно подхватила подсказанный мне моим редактором термин: «лагерный фольклор». Термин этот, конечно, ошибочен. Но я поняла это много позже. Я употребила его, разумея под «фольклором» рассказанное Александру Исаевичу, но ни в коем случае не выдуманное.
Очень сожалею об этой своей ошибке, которую Александр Исаевич мне не простил…»
Впрочем, это высказанное ею в конце своей жизни понимание термина «лагерный фольклор» плохо согласуется с тем, что написано в её первой книге «В споре со временем», вышедшей (на итальянском языке в Италии) осенью 1974 г., а в исправленном и дополненном (на английском и русском языках) – год спустя.
Вот как это изложено там (в русской версии книги):
«Материал для "Архипелага" во многом дали Александру Исаевичу те разговоры, которые он вёл в "шарашке", в пересыльных тюрьмах и лагерях. Эта информация, которую он получал, носила фольклорный, а подчас и мифический характер. Цель "Архипелага", как я представляла её в процессе создания, - это, по существу, не показ жизни страны и даже не показ быта лагерей, а сбор лагерного фольклора».
Правда, возможно, что вставка «мифический характер», и другие, того же рода, попали в книгу при её дополнительном предпечатном редактировании в АПН, а в следующих выпусках были Решетовской, по каким-то причинам, не исправлены. О том, что текст книги в первом издании (а отчасти, и в последующих) оказался существенно искажён, позже признавалась сама Решетовская.
Вот что она об этом писала.
ИЗ КНИГИ «АПН – Я – СОЛЖЕНИЦЫН»:
«В 11 часов вечера я получила рукопись. …
Все было в пределах допустимого. Но вот я начала читать последнюю главу «Перекрестки», которую сам Жуков смонтировал из трех моих глав: «Иван Денисович на воле», «Тема или талант» и «Перекрестки» и почему-то из моего интервью Ляконтру, что, на мой взгляд, было здесь совершенно не к месту. …
— Константин Игоревич, последнюю главу я не подпишу! — решительно сказала я. …
Что ему отвечал заместитель директора — не знаю. Возможно, и сам звонок, и ответ были частью игры, в которую был вовлечен Константин Игоревич.
Поразмыслив, мой редактор проникновенно говорит мне:
— Я понимаю, что если я предам Вас, то Вам остается только Москва-река. Напишите сверху на этой главе: «Под ответственность К. И. Семенова». У меня будет время: поезд и полдня в Москве. Я сделаю все, что только смогу.
Я не могла не растрогаться, не могла не поверить ему и сделала так, как он сказал. …
Я рассказала Виткевичу обо всех своих недовольствах АПН. Пожаловалась на ту небрежность, с которой готовили к печати мою книгу, на сокрытие от меня текста последней главы итальянского издания книги.
— Ты изливаешь душу, — сказал мне Николай, — а люди работают.
Я не унималась: «Своими дурацкими вставками и изменениями АПН только все испортило. Если раньше можно было опираться на Решетовскую для выяснения того, где написана о Солженицыне правда, а где ложь, то теперь никто уже этого делать не будет. Никто мне верить не будет! К чему нужна эта прошлогодняя комедия с серьезным редактированием, с убеждением меня, с обещанием учета моего мнения? Все это полетело к черту! …
И вот 22 октября в торжественной обстановке в ресторане „Пекин“ мне был вручен экземпляр итальянского издания моей книги „Мой муж Солженицын“ (в русском издании – «В споре со временем» - Ю.Т.). …
Уже 3-го ноября я села за письмо к Николаю Тети о замеченных мною неточностях, сокращениях, изменениях названий».
Более жёсткую формулировку данного мифа – что, будто бы, «Архипелаг ГУЛаг» искажает историческую правду - запустил бывший друг Солженицына Николай Виткевич.
Вот что писала об этом Н.Решетовская:
«Сотрудники АПН, имевшие отношение к моей книге, немедленно прореагировали на произошедшее (высылку А.Солженицына из СССР – Ю.Т.): как можно шире рекламировать мою книгу! Как можно скорее ее издавать! Сейчас интерес мировой общественности прикован к личности Солженицына. Скорее всего, он будет постепенно затухать. Так не надо же терять времени! И меня склоняют к тому, чтобы я дала интервью телевидению АПН. …
В интервью (оно состоялось в марте 1974 г. – Ю.Т.) вдруг — непредусмотренный вопрос: «Наталья Алексеевна, Вы видели телеинтервью с Виткевичем? Вы верите ему?»
— Я не могу не верить Виткевичу! — немедленно отвечаю я.
В голове у меня рассказ Виткевича о следствии 1945-го года. И я тут же произношу целый монолог о честности, прямоте Николая Дмитриевича, в которой я не раз убеждалась на всем протяжении нашей с ним дружбы.
И вот в телеинтервью вместо этого монолога сразу вслед за моим «Не могу не верить Виткевичу!» на экране вдруг оказывается сам Виткевич с «Архипелагом…» в руках, произносящий: «В этой книге на каждой странице можно найти противоречие с истиной». Даже просмотрев все это, я ничего сразу не поняла.
Только позже до меня дошло, зачем был задан мне непредусмотренный вопрос, как пригодилась режиссерам моя «расторможенность» и мое наивное к ним доверие».
В 1977 году эту версию расширил в своей книге «Спираль измены Солженицына» Т.Ржезач, дополнив её, в частности, вставками про, якобы, ложь Солженицына о роли штрафных батальонов в победе под Сталинградом и существовании в 1918 году НКВД.
Вот как ответил на эти выпады (не зная об искажениях книги Н.Решетовской) А.И.Солженицын:
«Никак не предполагал я отзываться на книгу женщины, перед которою виноват. Но сейчас, когда она органически вплелась в слишком серьёзный ряд, приходится нечто и сказать. … Даже трудно поверить, что писал человек, бывший мне близким. … Никогда не заметила никакой внутренней линии моей жизни, ни страсти к поиску исторической правды, ни любви к России, всё это заменено единственным движущим мотивом — “быть наверху!”. (А легче всего мне было, после хрущёвской ласки, остаться “наверху” и помогать казённым перьям.) Книги мои цитирует недобросовестно, с натяжкой обращая цитаты против меня.
Но обо мне — пусть и всё это, и хуже. Однако в какой чёрный момент не остановилась она перед нашим братским могильником, откуда уже никто не простонет, — и публично назвала “Архипелаг” сборником лагерного фольклора, разукрашенных рассказов неизвестных людей, произвольно нанизанных мною. (Именно в те годы, когда я собирал показания, она отвращена была от моей работы, отталкивалась от неё, не знала тех расспрошенных зэков и ни при одном рассказе не присутствовала.)
С тем большей лёгкостью рисует она трогательную заботу КГБ, защищающую честь невинных.
… До сих пор продавали советские агентства по всему миру и на многих языках (но не в СССР) книгу моей первой жены. Грубовато она была сляпана, вряд ли они меня много ею опорочили. И это сообразив, вот скропали ещё одну книгу… её номинальный автор Ржезач…
И на 215-страничном просторе мы узнаём, что Лубянка справедлива, добра, даже чутка, её следователи — “почтенные люди, интеллигентные манеры”. “Разве можно утаить пытку целых тысяч или полное исчезновение десятков тысяч людей? Нет, это невозможно. Нет и никогда не будет такой службы госбезопасности, которая сумела бы заткнуть рот всем”.
Увы, большевики всегда справедливо заявляли, что для них нет невозможного.
О рядовом лагерьке узнаём от Ржезача: “охраны почти никакой. Режим очень мягкий, никто никому ничего не указывает”, и даже: “заключённые испытывают здесь самое большое блаженство”. “В этапах и пересыльных тюрьмах довольно прилично кормят”. “Советские лагеря ни в каком смысле не были лагерями смерти”, а случалось — производственные бригады кормили даже… бутербродами с чёрной икрой! (стр. 125).
Я пишу: “Штрафные роты стали цементом фундамента сталинградской победы”. — Так “может быть, капитан Красной армии Солженицын не знает, что штрафные роты были вооружены лёгким оружием, а отнюдь не автоматами?” (Вот и проговорка: посылались на безответный убой?) Может быть, он не знает, что под Сталинградом действовали мощные бронетанковые силы и армия Чуйкова?
А всего–то надо уметь читать. Июнь и июль 1942, южная часть нашего фронта откатывалась опять безоглядно, как в 1941. И после сдачи Ростова сталинским приказом № 227 (27 июля) созданы были и стали быстро набираться из бегущих — штрафные роты. И безвыходный страх попасть в эти роты пересилил фронтовую панику. Так штрафные роты стали цементом фундамента победы».
«В 1918 году вообще не было НКВД (как Солженицын называет), НКВД был создан только 10 июля 1934 года, и никакой «Вестник НКВД» в 1918 году выходить не мог, и в этом весь Солженицын, он занимается выдумыванием» (С. 173).
И в этом – весь гебистский коллектив. Ай-ай-ай, какой позор, не знать истории собственных родных Органов, сосцов, которыми питаешься. НКВД преотлично существовал с ноября 1918 года, и наркомом его был Григорий Иванович Петровский. (Поищите в своих библиотеках лучше – и Вестник найдёте.) Но Феликсу Эдмундовичу такое раздвоение действительно не нравилось, и он подмял НКВД под ЧК: с 16 марта 1919 стал по совместительству также и наркомом внутренних дел. А позже и вовсе этот наркомат проглотил. Да впрочем, это в «Архипелаге» и написано (Ч. III, гл. 1), читать надо.
Или ещё напирают: что это за пересказы о пытках с чужих слов? То есть почему воспоминания пишут не те самые, кого запытали насмерть? – Так Александр Долган и сам, едва не с того света, напечатал в Америке. И другие книги недоморенных тоже появляются.
И вот всё, что за 5 лет наскребла Советская Власть в опровержение «Архипелага».
(Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Ч.1. Глава 5 ж-л «Новый мир», 1999. № 2. С. 107, 108, 116, 117)
2. СОЛЖЕНИЦЫН ВО МНОГО РАЗ ПРЕУВЕЛИЧИЛ ЧИСЛО ЖЕРТВ ГУЛАГА
В современных вариантах этого мифа Солженицыну приписывают утверждения, что в ГУЛаге погибло и 66, и 100, и 106 миллионов человек. Все эти мифические числа берут начало с намеренного искажения интервью А.И.Солженицына испанскому телевидению, данного в 1976 году. Что же в действительности он тогда говорил? Вот выдержка из того текста:
«От конца гражданской войны, собственно, и началась война режима против своего народа. На Западе двенадцать лет тому назад опубликовано статистическое исследование русского профессора Курганова. Конечно, никто никогда не опубликует официальной статистики, сколько погибло у нас в стране от внутренней войны режима против народа. Но профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959-й только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, - только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек. Этой цифры почти невозможно себе представить. В неё нельзя поверить.
Профессор Курганов приводит другую цифру: сколько мы потеряли во Второй мировой войне. Этой цифры тоже нельзя представить. Эта война велась, не считаясь с дивизиями, с корпусами, с миллионами людей. По его подсчётам, мы потеряли во Второй мировой войне от пренебрежительного, от неряшливого её ведения 44 миллиона человек! Итак, всего мы потеряли от социалистического строя - 110 миллионов человек! Поразительно, что Достоевский в конце прошлого века предсказал, что социализм обойдётся России в сто миллионов человек».
В «Архипелаге ГУЛаг» Солженицын выразился точнее: «По подсчетам эмигрировавшего профессора статистики И.А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, - [внутреннее подавление] обошлось нам в... 66,7 миллиона человек" (без этого дефицита - 55 миллионов)».
«Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова - пишет далее Солженицын, - но не имеем официальных. Как только напечатаются официальные, так специалисты смогут их критически сопоставить. (Уже сейчас появилось несколько исследований с использованием утаённой и раздёрганной советской статистики, — но страшные тьмы погубленных наплывают те же)». (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. т.2; ч.3; гл.1) (см.: )
Таким образом, приведённые Солженицыным цифры – это не жертвы одного только ГУЛага, а все потери страны в людях, не относящиеся к естественным, за более чем четыре первые десятилетия советской власти. При этом, Солженицын приводит эти цифры не от себя, а от их автора – профессора Курганова, из его статьи «Три цифры», опубликованной в газете «Новое русское слово» в Нью-Йорке ещё в 1964 году. О точном числе погибших непосредственно в ГУЛаге Солженицын ничего не писал и не говорил.
Упоминание о 100 миллионах человек в интервью Солженицына - это предвидение Ф.М.Достоевского: «...как мiр ни лечи, все равно не вылечишь, а срезав радикально сто миллионов голов и тем облегчив себя, можно вернее перескочить через канавку...» (Ф. М. Достоевский. Собр. соч., ГИХЛ, Москва, 1957. Том 7. Роман "Бесы", стр. 421-424). Эти слова Фёдор Михайлович вложил в уста персонажа своего романа - одного из предшественников большевиков, - строящего планы социалистического переустройства России путём уничтожения непригодной к этому части её населения. У Курганова же говорится о 110 миллионах человек, которых действительно не досчитался СССР за период с 1917 по 1959 гг.
(В более полном виде (со всеми иллюстрациями) эту мою статью можно прочитать на дзен.ру в канале: Ю.Тарасов. История от историка)