-Нет, сколько ни старайся, он не может понять этой музыки – думал Прохор Осмолов, с завистью посматривая на Аню Фастовец, студентку из его группы. – Вот для кого вечер не прошёл впустую, Неподдельное блаженство было разлито на её лице. Томно прикрытые глаза, играющая на губах улыбка, покачивающаяся в такт музыке голова. Их собралось несколько человек, студентов-филологов, прослушать пластинку с записью модного западного ансамбля. Её достал где-то Кошкин Сергей. Прохор попал сюда случайно и чувствовал себя не в своей тарелке. Музыку вообще он любил, особенно народные песни. Грустные и весёлые, искромётные и протяжные – в каждой песне открывалась ему какая-то частица народной души. Слово было неотъемлемым элементом этих песен. А сейчас ему ничего не открывалось, душа молчала. Прохор отнёс это на счёт своей эстетической неразвитости. Хотя в глубине недоумевал, как можно всецело отдаваться песне не зная её слов? Чудилось ему здесь что-то неестественное, какое-то притворство. Прохор тихонько встал и, стараясь никому не помешать, вышел из комнаты.
Не всё нравилось Осмолову в последнее время в группе. После первого курса коллектив распался на компании. У каждой были свои пристрастия, увлечения. Случалось, что с лекции сбегала то одна, то другая компания. Вместе с тем, в группе выработалось негласное правило, не вмешиваться в дела других. Осмолов, его на первом курсе избрали комсоргом группы, не воспринимал это правило по своей сути. Но, поддаваясь общему настроению, тоже сохранял нейтралитет. Особенно часто с лекций исчезал Кошкин и его ближайшее окружение. Однажды Прохор не выдержал, спросил:
-Ты это куда, парень?
- Дело у меня неотложное, - подмигнул ему Сергей и доверительно продолжил, - час времени и сто рублей в кармане. Осмолов тогда отнёсся недоверчиво к этим словам, - где это видано, чтобы за час зарабатывать по сотке? Как-то Прохор и ещё двое студентов подрядились разгружать вагон, заполненный чугунными плитами. Работали без отдыха 18 часов, выпили ведро воды и заработали по 25 рублей. Впрочем, Осмолов понимал, что есть сферы деятельности, значительно более доходные, хоть и не такие чистоплотные в моральном смысле. Спекуляция, например. Не хотелось думать, что Кошкин, будущий педагог, пробует свои способности именно в этой сфере. Со временем, однако, выяснилось, что это так и есть. Сергей спекулировал модными пластинками, джинсами, очками. Всё, что сулило ему какую-то материальную выгоду.попадало в поле его зрения. В группе стал известен такой случай: Кошкин купил в киоске музыкальный журнал «Кругозор» и продал его по двойной цене Омару; из демократического Йемена (в нашей группе обучались 10 иностранных студентов) как дефицитную вещь. Осмолов написал по этому поводу памфлет, где называл Кошкина новым Остапом Бендером и зачитал его на одном из собраний. Студенты слегка пожурили "бизнесмена", тем дело и кончилось. Прохор же считал, что за такое надо спрашивать строго. Впрочем, он, подчиняясь общему миротворческому отношению к Кошкину и К*, не очень настаивал на своём мнении. Теперь Осмолов стал понимать, почему он часто видел Кошкина в общежитии среди иностранных студентов, хотя Сергей жил на частной квартире. Благодаря какому-то особому чутью, Кошкин раньше всех узнавал, что кто-то из иностранцев собирается съездить на родину во время каникул и не отставал от него до тех пор, пока тот ни соглашался привезти оттуда что-нибудь из дефицита.
Прохор вспомнил, как он в начале первого курса познакомился с Сергеем: "Кошкин из Севастополя", - представился тот. "Не родственник матроса Кошки?" - в шутку спросил Осмолов. "А как же, мой прадед" - в тон ему ответил Сергей. Прохор грустно улыбнулся при этом воспоминании: "Нет, ты не из породы матроса Кошки, - подумал он. - Для того преданность воинскому товариществу ценилась превыше всего. Ты же ищешь во всём материальную выгоду, деньги твой идол. К тому же Кошка защищал севастопольскую землю от вторжения иностранцев. ты же в севастопольском порту готов лизать им задницы, ради пачки жвачки и заморских шмоток".
В перерыве между парами Осмолов забежал в столовую перекусить. Там уже стояли в очереди Канашкин и Хрусталёв, однокашники Прохора.
- Ты что сонный такой? -спросил Осмолов у зевавшего Хрусталёва.
- Ночь не спал, в покер играли, - вяло ответил тот.
- В 201 комнате, у Хуана, оказывается ночной клуб работает, - шутя проронил Канашкин. Хуан - парень из Боливии. Ходили слухи, что он на родине воевал в партизанском отряде, попадал в руки спецслужб. Че Гевара был для него непререкаемым авторитетом.
Часов в 10 вечера Осмолов постучал в дверь 201 комнаты. Ответили. Он отворил. За столом сидели четыре человека. все из группы Осмолова. Двое иностранных студентов: хозяин комнаты Хуан и Омар из Йемена, а также Кошкин и Толя Хрусталёв. В руках все держали карты. На середине стола лежало несколько бумажек с какими то пометками. Тускло светила настольная лампа, в комнате тихо плыла незнакомая мелодия. Вся обстановка, выражение обернувшихся к Прохору лиц говорило о том, что здесь происходит что-то таинственное, необыкновенное.
- Разрешите присоединиться? - дружелюбно улыбнулся Осмолов.
- Да,да пожалуйста проходи, - широким жестом пригласил Хуан. Играли на сигареты. Возле каждого игрока лежали чистые листки бумаги и ручка. Тот кто хотел повысить ставку, писал число на листке и бросал в банк. Омар и Хрусталёв были в проигрыше, хоть и в небольшом, пачки 3-4 сигарет по 60 копеек. Осмолову никогда не приходилось играть в покер, но после недолгих разъяснений он уловил суть. Всё зависело от комбинации карт. Чем больше карт одной масти у игрока и чем выше они по рангу, тем лучше. Семёрка пик считается "покером".Она, семёрка, может превращаться в любую карту по желанию её владельца, для усиления комбинации. Усвоив этот необходимый минимум, Прохор тоже сел играть. Ему долго не везло, шёл разнобой. Он прикупал, но приходили карты не лучше. После часа игры ему в руки вдруг пришли три туза и семёрка пик. Лучшей комбинации у партнёров просто не могло быть. Прохор сдержал радостный возглас, готовый сорваться с его губ и начал повышать ставки. Омар и Хрусталёв сразу спасовали, Кошкин с Хуаном приняли игру. Осмолов, насколько позволяли его артистические возможности, изображал на своём лице неуверенность, мучительные колебания, но в конце концов, всё же делал ход. Ставки стали быстро расти. Скоро Прохору надоело играть в прятки и, чтобы побыстрее закончить игру, он чётко вывел на бумажке "1000", т.е. около 30 рублей, для студентов большая сумма, почти стипендия, и бросил бумажку в банк. К своему удивлению он увидел, что и Сергей, и Хуан Снова повысили эту его ставку и вовсе не думают открывать карты. "Странно,- подумал Осмолов, - на что они надеются. Может я чего-то не понял в этой игре и напрасно повышаю ставки?" Тут в его сознании зародилась подленькая мыслищка: "А что, если, скажем из трёх играющих в покер двое договорились постоянно повышать ставки? Тогда третьему надо либо выходить из игры с проигрышем,либо игра будет тянуться до бесконечности". Ему захотелось тотчас проверить эту мысль.Он взял ручку, написал на листке "1", а за ней столько нулей, сколько поместилось на бумаге и бросил "чек" в банк. Осмолов внимательно следил за Кошкиным. Сергей почувствовал, что за столом творится что-то неладное. Тем не менее. он подсчитал число нулей на чеке Осмолова, их оказалось девять и повторил такое же количество на своём, прибавив ещё один ноль. Хуан заёрзал на стуле, ход был за ним. Он избегал встречаться взглядом с Прохором. Сверкнув глазами в сторону Кошкина,он, как бы нехотя, вывел на чеке "1" с одиннадцатью нулями. Игра потеряла всякий смысл. Осмолову стала предельно ясна цель сегодняшнего сборища - выкачать побольше денег у наивных простачков Хрусталёва и Омара, заранее договорившись играть на один карман. Конечно, инициатором тут был Кошкин. Хуану такое и в голову не могло прийти. В он, Прохор Осмолов, спутал им все карты в буквальном и переносном смысле.
"Но как они могли пойти на это? - возмущался про себя Прохор, - это же подло, за это морду надо бить!" Ему стало до невозможности противно сидеть с ними за одним столом. Хотелось поскорее вырваться из этой затхлой атмосферы на свежий воздух. Тем не менее, надо было как-то выпутываться из сложившейся в игре ситуации. Вопреки правилам игры (у троих были сделаны разные ставки) Хуан предложил открыть карты. Разумеется, банк взял Осмолов. Прохор хотел тотчас встать и уйти. Но как-то неудобно было это сделать сразу после выигрыша. Да и что делать с выигранным банком? Чтобы оплатить чеки надо быть миллиардером. А сказать вслух, что вся эта игра сущая бессмыслица, вздор - на это не хватало духа. Прохору казалось, что это тот рубикон, который переходить ни в коем случае нельзя. Он решил тихонько проиграть выигранную сумму, дабы ликвидировать возникшую двусмысленность и удалиться. На ровном месте, т.е. при плохих картах, он вдруг начал повышать ставки. Напряжение за столом стало быстро нарастать. Снова в игре остались они втроём: Хуан, Кошкин и Прохор. Омар с Хрусталёвым, сбросив карты, неотрывно следили за игрой. Шёл второй час ночи. Общежитие давно угомонилось. Прохор зевнул и обвёл взглядом комнату, надеясь наткнуться на часы. Его взгляд задержался на портрете Че Гевары, висевшем над кроватью Хуана. Осмолов знал, что этот герой кубинской революции является кумиром для многих иностранных и советских студентов. А Хуан даже носил такой же берет, как у Че Гевары. Краем глаза Прохор вдруг уловил движение, которое сделал Кошкин. Он явно пытался под столом что-то передать Хуану. "Карту передаёт, - пронеслось в сознании Прохора, - Компонуют из двух комбинаций одну. Значит они действительно заодно".
- Ну это уже переходит все границы! - с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить Кошкина, произнёс Осмолов.
- А что такое? - заявил Сергей. - Мне и руки нельзя опустить под стол?
- Хватит, ты сам знаешь, о чём я говорю. - Прохор сгрёб со стола бумажки-чеки, скомкал их и бросил в пепельницу. Затем он подошёл вплотную к Сергею и не скрывая презрения. сказал:
- Я тебя предупреждаю в последний раз, оставь в покое этих ребят. Сам хочешь в грязи барахтаться - дело твоё, но других не марай.
После того, как все разошлись по своим комнатам, Осмолов ещё долго стоял на крыльце общежития и с наслаждением вдыхал прохладный ночной воздух.
1975