Глава почти последняя
— Дитя моё, — сказала герцогиня. — За свою жизнь я наблюдала столько счастливых и несчастных любовных пар, со мной делились самым сокровенным столько девиц и матрон, что я уже стала некоторым образом экспертом в делах любви. Меня и саму жизнь многому научила на собственном опыте. А сколько я страдала от неразделённой любви! И от необоснованных подозрений! Я могла бы врачевать души, раненные любовью, если при дворе была такая должность.
— В таком случае вы поймёте меня, Ваше Светлость! — воскликнула Луиза с облегчением. — Вы сказали, что замените мне мать здесь, в Париже, при дворе Короля. Могу ли я довериться вам так, как не доверилась бы и самой матушке?
— Разумеется, дитя моё! — ответила герцогиня, вложив в свой ответ как можно больше мягкости и любви.
«Отлично, сейчас я узнаю ещё одну тайну, — подумала она. — Совершенно не лишне знать как можно больше чужих тайн. Каждая тайна чего-то стоит, с помощью некоторых из них можно порой составить состояние или защитить себя от бед».
— Я признаюсь вам, что полюбила его с первого взгляда, как только увидела его! — воскликнула Луиза. — Едва лишь я взглянула на него, сердце моё забилось так, что мне казалось, будто оно выпрыгнет из груди. Я опасалась, что стук моего сердца услышат те, кто стоят рядом со мной! От избытка эмоций я чуть было не лишилась чувств, и только страх упасть прямо перед ним удерживал меня в сознании, хотя я не слышала ничего, кроме его голоса, и не видела никого, кроме него.
— Как же на это отреагировал он? — спросила герцогиня.
— Он стоит так высоко, что, мне кажется, он даже не заметил меня, — в отчаянии сказала Луиза. — И не удивительно, ведь все вокруг смотрели только на него, а он, кажется, смотрел лишь на Принцессу.
«Она влюбилась в Короля! — догадалась герцогиня. — Безумная! Разве можно влюбляться в Короля! Это неразумно. Каждая женщина при дворе хотела бы влюбить в себя Короля, но ни одной из них не следует самой влюбляться в него, ведь такое чувство не может принести ничего хорошего, кроме несчастья».
— Я понимаю вас, милое дитя, — сказала Шевретта в надежде выпытать побольше сведений из Луизы, воспользовавшись её порывом откровенности. — Расскажите же мне всё о своём чувстве.
— Несмотря на то, что я прочитала много книг, я не умею выражать свои чувства словами, — ответила Луиза. — Могу лишь сказать, что после той встречи, когда он даже не посмотрел на меня, я живу лишь мыслью о нём.
— И вы, конечно же, надеетесь на взаимность? — спросила герцогиня.
— Ничуть! — воскликнула Луиза. — Разве может Король заинтересоваться какой-то бедной бесприданницей, хромоножкой и худышкой. Не спорьте, Ваше Светлость, я сама знаю, что все обо мне так говорят, и это справедливо.
— Во-первых, это не справедливо, — солгала герцогиня. — Во-вторых, ваше приданое не имеет никакого значения, поскольку во Франции всё вокруг принадлежит Королю, и ему нет нужды думать о том, какая доля богатств его королевства принадлежит той, которая ему понравится. Если он захочет, он сделает из вас герцогиню, и даст вам такие богатства, о которых ваша добрая матушка и не мечтала.
— Мне совершенно не нужно положение герцогини и какие-то богатства! — воскликнула Луиза. — Если бы он лишь позволил просто изредка смотреть на него и жить мечтой о том, чтобы он был счастлив, и чтобы просто знал о том, что есть на свете девичье сердце, которое бьётся ради него, это было бы для меня счастьем, и на большее я совершенно не претендую. Хотя и то немногое, о чём я сказала, кажется мне невозможным.
«Она совершенно бескорыстна, или очень ловко притворяется таковой, — подумала герцогиня. — В обоих случаях это может сработать! Людовик такой романтичный и сентиментальный! И он ещё не встречал подобных девиц, способных на простое, искреннее и непритязательное чувство без малейшей корысти. Если это сработает, а эта малышка по-прежнему будет относиться ко мне с тем благоговением, которое я внушаю ей своим высоким положением в Туре, на её родине, это может оказаться полезным! А Раулю мы найдём кого-нибудь получше этой худышки-хромоножки!»
— Дитя моё, ты напрасно принижаешь свои достоинства, — сказала герцогиня ласково. — Среди чванливых дам и перезрелых девиц при дворе ты как невинный цветок лилии выделяешься чистотой, невинностью и грациозностью. У тебя такое милое личико, гибкий и стройный стан, очаровательные голубые глаза и роскошные белокурые волосы, что ты можешь разбить не одно сердце мужчины! И я не могу поручиться, что Король не влюбится в тебя! Будь самой собой и не бойся привлечь внимание Его Величества, и пусть свершится то, что свершится. Твои высокие достоинства не могут остаться незамеченными, уверяю тебя. К тому же, полагаю, что ты весьма ловко умеешь ездить на коне, так что воспользуйся ближайшей возможностью, чтобы продемонстрировать это.
— Фрейлинам не пристало ездить верхом, — робко возразила Луиза.
— Если принцесса решит прокатиться верхом, то она может взять с собой и тех фрейлин, которые владеют искусством верховой езды в достаточной степени, чтобы сопровождать её, — не согласилась герцогиня. — Помнится, Генриетта любила верховую езду, когда жила во Франции. Подумай о том, как обворожительна была Диана де Пуатье верхом на белом коне!
— Скажи мне, милое дитя, — сказала герцогиня. — Если бы Король сказал тебе, что он любит тебя, чтобы ты ответила?
— Я бы сказала, что целиком в Его власти и полностью принадлежу Ему! — в восторге воскликнула Луиза.
— Послушай теперь меня, дорогая моя, — решительно сказала герцогиня. — Если ты скажешь ему так, он с презрением отвергнет тебя, или же воспользуется тобой один или два раза, не больше, а потом забудет, и весь двор будет смеяться над тобой.
— Пусть так, но зато эти два раза я буду счастлива! — воскликнула Луиза. — А потом пусть я погибну, или же я уйду в монастырь, куда и без того меня собиралась заточить моя добрая матушка.
— Ну если ты предпочитаешь такую судьбу, нежели долгую и нежную любовь на многие годы, тогда поступай как знаешь, — с видимым равнодушием ответила герцогиня.
— Но как же я тогда должна вести себя? — спросила Луиза.
— Уступай его настойчивости постепенно, раз за разом сдавая позиции, — ответила герцогиня. — Мужчины самим Господом созданы так, чтобы добиваться от нас, слабых женщин, того, что мы не хотим и не готовы им отдать. Если желанный приз достанется им без малейшего труда, они не будут его ценить. Если же за этот приз пришлось побороться, многим пожертвовать, от многого отказаться, совершить что-то необычное, из ряда вон выходящее, тогда лишь они получат наивысшее удовольствие от обладания этим призом.
— Вы учите меня кокетству, Ваша Светлость? — спросила Луиза.
— Я учу тебя жизни, милое дитя, — ответила герцогиня. — У тебя не буде второго шанса произвести благоприятное первое впечатление. Король – существо почти божественное, и лишь ангел достоин того, чтобы волновать его чувства. Так будь же этим ангелом, и даже если при первой встрече тебе покажется, что он не обратил на тебя никакого внимания, будь спокойна, он не оставит незамеченной твою скромность. Вообрази, какую гордость испытывает охотник, который полдня мчался на коне со сворой собак по следу дикого вепря и свалил его метким выстрелом, или того пуще ударом копья! Это не сравнится с тем, чтобы прикончить домашнюю свинью, которая и не думала удирать. Получить желаемое без борьбы для любого мужчины то же, что охотника получить дичь на блюде, выпотрошенным и пожаренным. Такая дичь для них не имеет вкуса. Таковы же они и в любви. Соблазнить девицу, которая не расположена к этому, а, напротив, намерена блюсти невинность, для них самая желанная награда, тогда как завести интрижку с фрейлиной, готовой по первому зову явить доказательства преданности и послушания, для них дело пустячное, о котором со смехом рассказывают всякому приятелю, после чего об этой связи забывают, будто бы её и не было. Мужчине льстит сознание того, что лишь от большой любви к нему закоренелая девственница нарушила обет целомудрия, ведь это доказывает их исключительность!
— Благодарю за науку, Ваша Светлость, — ответила Луиза. — Я приму к сведению ваши уроки.
— Это ещё не всё, моя дорогая, — продолжала герцогиня. — После того, как Король признается тебе в своей любви, продолжай оставаться ангелом, который как бы лишь случайно позволил себе обронить одно перо из своего ангельского крылышка. Пусть каждый раз всё то, что ты позволишь Королю, будет даваться ему лишь после суровой и длительной осады. Мужчины по природе воины и охотники, они привыкли завоёвывать то, что им нравится. Им необходима борьба за право обладания. Всякий раз. Пусть получить знаки любви во второй раз ему будет сложней, чем в первый, пусть он увидит раскаяние и отчаяние от осознания своей слабости перед силой неодолимой любви к нему! Это поднимет твою цену в его глазах. Пусть думает, что в первый раз ему лишь улыбнулась удача, и за второй раз ему ещё придётся побороться. А чтобы это произошло в третий и в последующие разы, ему придётся изменить себя, чтобы лучше соответствовать твоим высоким идеалам. Тогда, быть может, твоя любовь зародит в нём искреннее ответное чувство, и уж, во всяком случае, он будет ценить и уважать тебя.
— Я запомню это, Ваша Светлость, — тихо сказала Луиза.
— И, наконец, вот ещё что, — сказала Шевретта. — После того, как он будет целиком твой, когда ты почувствуешь свою власть над ним, ничего не проси у него ни для себя, ни для своих родных и близких. Это важно.
— Ах, Ваша Светлость, я и не думала об этом! — сказала Луиза.
— Все не думают об этом, пока такая возможность не представится, — согласилась герцогиня. — Но как только Король спросит тебя: «Любовь моя, что я могу для тебя сделать?», в твоей хорошенькой белокурой головке может родиться какая угодно шальная мысль.
— Мне ничего не нужно, — неуверенно ответила Луиза.
— У тебя есть мать, которая, прознав о твоём счастье, заставит тебя хлопотать о братьях и сёстрах, — не унималась герцогиня. — Неужели ты откажешься выполнить просьбу матери? Неужели ты будешь разъезжать в каретах с бриллиантовыми ожерельями на своей нежной шейке, тогда как твоя добрая матушка будет по крохам собирать приданное твоим сестрицам?
— Вы говорите ужасные вещи, Ваша Светлость! — воскликнула Луиза.
— Я говорю вещи самые обыкновенные, — ответила герцогиня. — Неужели ты думаешь, что Король станет дарить тебе полевые цветы, сорванные под твоими ногами, и не подарит бриллиантовое ожерелье?
— Я была бы рада и цветам, — ответила Луиза, почувствовав, что её слова звучат неубедительно даже для неё самой.
— Так и говори, моё дорогое дитя, — согласилась герцогиня. — Дай понять, что простое внимание тебе дороже любых подарков, и тогда подарки посыплются на тебя, словно из рога изобилия. Ничего не проси. Пусть Король сам предложит тебе то, что ты могла бы у него попросить, но не стала. Что бы тебе ни пришло на ум попросить у него, сам он предложит гораздо большее, и ещё будет уговаривать тебя принять это, и будет благодарен за то, что ты после долгих уговоров уступишь ему и позволишь сделать для тебя то, что ты не просила. Тогда ты будешь герцогиней, твои братья, сёстры, племянники, быть может и Бог весть кто ещё, все они будут обласканы им ради тебя и будут не менее, чем маркизами.
— Всё, о чём вы говорите мне, Ваша Светлость, кажется мне не реальным сказочным, не сбыточным, — сказала Луиза.
— Но скажи мне, разве ты не мечтаешь обо всём том, о чём мы сейчас поговорили? — спросила герцогиня.
— Я даже не думала об этом, — ответила Луиза.
— Если бы ты об этом не думала, ты не приехала бы в Париж и не поступила бы на службу к Её Высочеству Принцессе фрейлиной, — ответила со смехом герцогиня. — Мне-то уж ты можешь сказать правду, моя дорогая. Ведь мы договорились, что я заменю тебе мать, разве не так?
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — неуверенно сказала Луиза.
— Мне кажется, что ошибаешься ты, пытаясь оценить собственные действия и устремления, — возразила герцогиня. — Ты была влюблена в Короля задолго до того, как приехала в Париж. Ты видела его раньше. Я не знаю, где и когда. Быть может, он проезжал когда-то мимо вашего дома. Или, может быть, ты видела только лишь его портрет.
— Почему вы так решили, Ваша Светлость? — спросила Луиза, почувствовав, как холодок пробегает по её спине от осознания того, что герцогиня открыла ей ту сокровенную тайну, в которой она сама боялась признаться себе.
— Потому что если бы это было не так, ты бы не сказала, что не любишь Рауля де Бражелона, — ответила герцогиня. — Лишь тот человек может решительно отказаться называть долгую детскую дружбу любовью, который знает любовь другую – взрослую, истинную. Если бы ты не любила Короля, ты бы искренне верила, что любишь своего Рауля. И ты согласилась бы выйти за него замуж, потому что это всё-таки лучше, чем заживо похоронить себя в монастыре.
Луиза закрыла своё лицо обеими руками и её худые плечи задрожали от всхлипываний.
— Я… — проговорила она, — я так виновата перед бедным Раулем! Но я ничего не могу поделать с собой! Ничего!
— От имени Рауля прощаю тебя и освобождаю от невольной вины за это маленькое недоразумение, — торжественно сказала герцогиня. — Поверь, в этом недоразумении виновата не ты, а граф де Ла Фер, который не научил своего сына прислушиваться к тому, что чувствует женщина, которая ему небезразлична. Это – основное умение, которое необходимо любому мужчине, помимо умения скакать на коне, драться на шпаге, стрелять их мушкета и проливать кровь за своего Короля. Это умение осталось за семью печатями для бедного Рауля. Граф не научил ему своего сына, поскольку он и сам не обладает им в должной мере. Есть и ещё один человек, его мать, которая также несёт ответственность за этот пробел в образовании Рауля, и я надеюсь, что Господь простит этот её грех и не покарает её за него исковерканной жизнью её сына. Да свершится то, что должно, и прием его волю со смирением! Утри слёзы, дитя моё, и иди своей судьбой, не забывая мои уроки.
Луиза поцеловала руки герцогини, сделала книксен и удалилась.
(Эта глава не завершает "Мемуары Арамиса", но находится очень близко к концу, полностью Мемуары Арамиса читайте в соответствующем разделе)