Жил-был жадный до нельзя поп, и звали его Акакий. Все ему было жалко: каждую копеечку считал, из коробки с милостынькой денюшки вытрясает, а в рукав рясы копеечку, да закатит.
Проспал как-то утреню отец Акакий, сидит дома, чай из самоварчика попивает, да мятным пряничком прикусывает. “А что, день не воскресный,” - рассуждает он сам с собою, “Бог и не такое прощал.” Слышит барбоски его залаяли, высунул бородищу в окошко - видит паломнички, только что не в мешковину одеты, подаяния просят.
— Кто такие? Чего вдоль моей изгороди шаркаетесь?
— Старцы мы смиренные… Ходим по селениям, штукатурочку на стены Христовы собираем… Пожертвуй копеечку, батюшка… Воздастся тебе сторицей.
— Ха, придумали. Откудова у меня…? У меня нет… Нашли у кого просить… Давайте...проходи мимо..., а то спущу на вас барбосок…
Прогнал старцев Акакий и опять сел чаёк допивать, а пряничек плавает у него в чашечке - круги разводит, попа на думу наводит, а он его серебрянной ложечкой поддевает, да рассуждает: “Есть денюшка-то у меня- есть, да не про вашу честь. У самого вон баня третий год как от лампадки сгорела. Надо нову строить… А что может все же решиться? Да, и бревнышка три еще погорелых у меня на двору припасено. На низ-то самое то., не заново же рубить... Все дешевше…”
Так и надумал наш поп новую баньку рубить. Нанял работников. Пришли плотнички, поклонились в ножки, а он им и говорит:
— Смотрите, чтобы за день по четыре венца! Знаю вас пусторубов! Зазеваетесь, так и крест украдете…
— Больно уж ты скор… Отец Акакий… - отвечают ему плотники
— Я-то не скор, вам меня попрекать в укор…
Начали они сруб для бани рубить, день проходит-другой, а Отец Акакий с денюшкой баловать не спешит…
— Что же ты батюшка, Акакий, ни денег не даешь, ни обедом не кормишь, сил уж нет бревнышки-то катать, так исхудали, что портки на твоей загороде вскоре оставим, а ты все за ради Христа потчуешь.
— Ничего-ничего, поститься для души полезно. А ты языком-то поменьше маши, а топором побольше, вот пятак в твой карман и закатится, -отвечает служитель Бога служителям топора.
Как поповских щей хлебали, так и баню рубали: в одном месте меж бревнышек сучок, в другом продух, в третьем и совсем щепок, за место мха покладут.
Спрашивают деньгу работнички, а поп только “уплачу” потчует… Ходит вокруг баньки, круги нарезывает, аж тропку натоптал. Трет в пухлом кулачке пятак, греет жадность поповскую деньгу.
Сруб срубили, стропила сладили, а крыть не кроют, “Плати” - говорят, дальше без денег работать не будем. Поповский кулачок трясется, открываться не хочет.
— Давай батюшка, благословите пятачком, - говорит ему мужичок-плотничок и руку протягивает. Зажмурился отец Акакий, протянул руку с деньгой, будто сердце из груди вырывает. Заскрипела ряса, открылся кулачок, выронил батюшка денюшку аккурат в крестьянскую ладошку. Закрутился, запрыгал мужичок-плотничок, на ладошку задул, заругался: “Вот лешая борода, еще бы трошки и руку мне прожег!” Набрали в ковш воды мужики из кадушки, плеснули на пятак, а тот аж зашипел, на белый свет - вот как его поповская жадность раскалила.
Прогнал отец Акакий работничков. Стены есть, а крыши нет, что делать думает. Нашептала-насоветовала ему попадья - приходских робятишек на крышу загнать: “Пусть соломою закроют.. Чем не крыша? Да, и дранки немного еще с сарайчика осталось…” “Ай да, баба, ай да, молодец! Тебе, матушка, мою бы бороду, так давно бы благочинным была…”
Загнал поп с приходской школы робятишек на баню, а те балуются - дранкой друг в дружку кидаются из соломы чучела вяжут. Топчет отец Акакий тропку вокрг бани, круги нарезывает, да браниться на босоногих. Как они солому с дранкой уложили, о том одну Богу ведомо, а что ласточки в баню через крышу пить летали, это уж все видели. Платить ребятам - не платит отец Акакаий, а два яблока на шестерых из рясы выудил.
— Стены есть, крыша есть, печь надо строить, в холодной воде портки не застираешь - надоумляла его попадья.
— Верно шелудишь, - говорит отец Акакий, отирая жирные губы бородой, - деньги у нас водятся. Найму работничков!
Нанял он печников, те пришли полдня поработали, рукавами пот отирают, есть просят, а поп им и отвечает: “Пятница - не скоромный день, а вы ись просите. Не дам! Христа распяли, а они в горшок заглядывают. Ууу, Иуды!”
На голодный желудок, у печников работа не спорилась: тут кирпич не положат, а там глиной дыру за спасибо замажут. Кое-как к вечеру попову печь и сляпали…
— Что ж ты батюшка нам платить-то думаешь? - спрашивают они его.
— Сказано заплачу, так заплачу. Еще камней накидайте. Чтобы косточки парить можно....
— Сейчас батюшка сполним… - посмеивались печники. Съездили на реку, привезли на лошадке камешков,да ракушек, поклали в трубу,и говорят: “Ох, и пар у тебя, батюшка знатный будет, по всей Руси Акакиеву баню помнить будут…”.
Руки печники тянут, а на руках - рукавицы, прослышали уж о поповской жадности-приготовились. Кинул отец Акакий пятак в рукавицу, а та ворс попалила, а не прожглась, тут же мужички на нее поплевали, остудили, да в карман положили.
Натопил Отец Акакий баньку, уж не березовыми дровишками, а так всякой стружкой, щепкой, да луковой щелухою. Два веника в бане запарил. “Дал бы Бог мне три руки, я бы и тремя вениками парился!” - приговаривал он доставая из комода затхлое полотенишко. Пошел он в баню, плеснул из ковшичка на камни, а они только разок пшикнули, да и остыли. Хлещется батюшка веничками, что есть силы, подбавляет, то одним веничком, то другим: “Не переводить же добро. Не за так ведь веники вязали, за все плачено!”, а ветер из пазов в его волосатую спину плюется. Гуляет по бане ветерок - хозяйничает.
Нахлестался отец Акакий в холодной бане, пришлепал домой недовольный, чаю из самовара попивает, да все приговаривает: “Эх, оманули меня… оманули… за такую баню втридорога уплатил…”. Попричитал -попричитал, да и спать закатился.
Просыпается на утро, а с постели подняться не может- все тело ломит… Сколько ни ворочался - больше намучался, тут кольнет, да там стрельнет.
— Ой, матушка, ни ляжку в сапог не сунуть, ни бородищу в рясу… Что и сделалось?
— Ох, уж и не продуло ли тебя где, батюшка?- разводит рукавами попадья подтыкивая ему под обрюзгшие бока подушки…
А Акакий наш, батюшка, поминает новую баньку, где его вчера холодный ветерок парил, да в спину щепками кидал. Так уж защемило у отца Акакия на душе, что даже глазками задергал, да и заплакал. Вспомнилось ему в скорби своей мудрое словцо из святых книг, ой как давно читанных: “Заплатишь побольше- поплачешь поменьше!”