«Вспомнил я старую сказку…»
Вспомнил я старую сказку,
Слушай, подруга, меня.
Сказочник добрый и старый
Тихо сидел у огня.
Дождик стучался в окошко,
Ветер в трубе завывал.
«Плохо теперь бесприютным!» —
Сказочник добрый сказал.
В дверь постучались легонько,
Сказочник дверь отворил,
Ветер ворвался холодный,
Дождик порог окатил…
Мальчик стоит на пороге
Жалкий, озябший, нагой,
Мокрый колчан за плечами,
Лук с тетивою тугой.
И, усадив на колени,
Греет бедняжку старик.
Тихо доверчивый мальчик
К старому сердцу приник.
«Что у тебя за игрушки?» —
«Их подарила мне мать». —
«Верно, ты стрелы из лука
Славно умеешь пускать?»
Звонко в ответ засмеялся
Мальчик и на; пол спрыгну;л.
«Вот как умею!» — сказал он
И тетиву натянул…
В самое сердце попал он,
Старое сердце в крови…
Как неожиданно ранят
Острые стрелы любви!
Старик, терпи
Тяжкий недуг,
И ты, мой друг,
; Терпи и спи,
Спи, спи,
Не забудешь никогда
Старика,
Провспоминаешь ты года,
Провспоминаешь ты века,
И средь растущей темноты
Припомнишь ты
И то и се,
Всё, что было,
Что манило,
Что цвело,
Что прошло, –
Всё, всё.
Октябрь 1913
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
Сюжетная основа стихотворения - переложение сказки Х.-К. Андерсена "Нехороший мальчик" (1835). См.: Андерсен. Собр. соч.: В 4 т. 1 Пер. с датского подлинника А. и П. Ганзен. СПб., 1894. Т. 1. С. 37-39. Тома 2-4 этого издания сохранились в библиотеке Блока. Сказка Андерсена написана на сюжет одного из стихотворений древнегреческого поэта Анакреона (ок. 570-478 до н.э.), известного в русском переводе Л.А. Мея ("Песня III. Эрот" ("Средь полуночного часа ... "), 1858). См.: Мей Л.А. Избранные произведения. ("Библиотека поэта". Большая серия). Л., 1972. С. 265-266.
Образ Амура у Блока, возможно, имел также бытовой, "домашний" подтекст: в кабинете поэта стоял старинный книжный шкаф с резным изображением амура на латунной накладке замка; см. стих. "Бледные сказанья" и примечания к нему (т. 2 наст. изд.).
[
– «Вспомнил я старую сказку, // Слушай, подруга, меня…» – герой обращается к старой подруге.
]
– «Сказочник добрый и старый // Тихо сидел у огня». – У Андерсена: "Жил-был старик –поэт, такой славный старик, настоящий поэт. Раз, вечером, он сидел себе дома, а на дворе разыгралась непогода".
– «Дождик стучался в окошко ~ Сказочник добрый сказал.» – У Андерсена:
"Дождь лил, как из ведра, но старику-поэту было так уютно и тепло возле печки, где ярко горел огонек и, весело шипя, пеклись яблоки.
– Плохо беднякам в такую погоду; нитки сухой на теле не останется! - сказал он.
Он был очень добрый".
Образ завывающего ветра введен Блоком, у Андерсена он отсутствует.
– «В дверь постучались легонько ~ Дождик пopoг окатил ...» – У Андерсена:
" – Впустите, впустите меня! Я озяб и весь промок! – закричал за дверями ребенок.
Он плакал и стучал в дверь, а дождь так и лил, ветер так и бился в окошки.
– Бедняжка! – сказал старик-поэт и пошел отворять двери".
– «Мальчик стоит на nopoгe ~ Лук с тетивою тугой.» – У Андерсена:
"За дверями стоял маленький мальчик, совсем голенький. С его длинных золотистых волос бежала вода( ... ) он весь посинел от холода и дрожал, как осиновый лист. В руках у него был чудесный лук; беда только, он весь испортился от дождя; краски на стрелах совсем полиняли".
Строки включают также вероятную реминисценцию из стих. М.А. Кузмина "Опять затопил я печи ... " (1911), входящего в цикл "Зимнее солнце":
И ходит за мною следом
Бесшумно отрок нагой.
Кому этот гость неведом?
В руке самострел тугой.
(Кузмин М. Осенние озера. Вторая книга стихов. М., 1912. с.8)
– «И, усадив на колени ~ К старому сердцу приник.» – У Андерсена:
"Старик-поэт уселся к печке, взял малютку на колени, выжал его мокрые волосы, согрел, ручонки в своих руках и вскипятил ему сладкого вина".
– «– Что у тебя за игрушки? ~ И тетиву натянул ...» – Здесь Блок не столь точно и последовательно воспроизводит ход изложения у Андерсена, как в предыдущих четверостишиях. Ср.:
"Мальчик оправился, щечки у него зарумянились, он спрыгнул на пол и стал плясать вокруг старика-поэта.
– Ишь, ты, какой веселый мальчуган! – сказал старик-поэт. – А как тебя зовут?
– Амур! – отвечал мальчик. – Ты разве не знаешь меня? Вот и лук мой! Я умею стрелять! (... )
– А лук-то твой испортился! – сказал старик-поэт.
– Вот было бы горе! – сказал мальчуган, взял лук и стал его осматривать. – Он совсем высох, и ему ничего не сделалось! Тетива натянута, как следует! Сейчас попробую".
– «В самое сердце попал он, // Старое сердце в крови ...» – У Андерсена:
"И он натянул лук, положил стрелу, прицелился и выстрелил старику-поэту прямо в сердце!
– Вот, видишь, мой лук совсем не испорчен! – закричал он, громко засмеялся и убежал.( ... )
Добрый старик лежал на полу и плакал: он был ранен в самое сердце".
Последующие иронические наставления, которые в заключение делает Андерсен, предостерегая от "злого Амура", Блок опускает.
[
– «Старик, терпи ~ И ты, мой друг» – “Старик, терпи” – на этом рассказ про старика заканчивается и дальше идет обращение к “подруге”.
]
– «Всё, что было ~ Что прошло, – Всё, всё.» – Ср. заключительные строки стих. "В темном парке под ольхой ... " (1909) из цикла "Через двенадцать лет": "Всё, что было, всё прошло, // В прудовой туман ушло".
»
И ты, мой друг,
Терпи и спи…
…Провспоминаешь ты года,
Провспоминаешь ты века,
И средь растущей темноты
Припомнишь ты
И то и се,
Всё, что было,
Что манило,
Что цвело,
Что прошло, —
Всё, всё.
Эти строки можно было бы прочитать, как обращение к хозяйке тихого дома – декорации всего этого цикла, если бы не «…Провспоминаешь ты года, // Провспоминаешь ты века».
Сравните с заключительной сценой из «Ночной фиалки»:
«…В длинной, низкой избе по стенам
Неуклюжие лавки стояли.
На одной – перед длинным столом –
Молчаливо сидела за пряжей,
Опустив над работой пробор,
Некрасивая девушка
С неприметным лицом.
Я не знаю, была ли она
Молода иль стара,
И какого цвета волосы были,
И какие черты и глаза.
Знаю только, что тихую пряжу пряла,
И потом, отрываясь от пряжи,
Долго, долго сидела, не глядя,
Без забот и без дум.
…Цепенею, и сплю, и грущу,
И таю мою долгую думу,
И смотрю на полоску зари.
И проходят, быть может, мгновенья,
А быть может, – столетья.
Слышу, слышу сквозь сон
За стенами раскаты,
Отдаленные всплески,
Будто дальний прибой,
Будто голос из родины новой,
Будто чайки кричат,
Или стонут глухие сирены,
Или гонит играющий ветер…
18 ноября 1905 – 6 мая 1906
»
Тихий дом обернулся прибежищем той, которая:
«…Королевна забытой страны,
Что зовется Ночною Фиалкой.»
А он… Хоть именно он рассказывает ей сказку, но он лишь один из околдованных ею –
«…в старину
Был… благородного рода,
Стройным юношей, храбрым героем,
Обольстителем северных дев
И певцом скандинавских сказаний...»
А теперь:
«…рядом – кружка пивная
И печальный владелец ее.
Понемногу лицо его никнет,
Скоро тихо коснется колен,
Да и руки, не в силах согнуться,
Только брякнут костями,
Упадут и повиснут.»
О чём только не навоет ветер!
– «И ты, мой друг, // Терпи и спи, // Спи, спи…» – напомню окончание «тома I», его последнее стихотворение, в котором он, признавая крах своей миссии пробудить Лучезарную, прощается с нею:
«Вот он – ряд гробовых ступеней.
И меж нас – никого. Мы вдвоем.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом.
…
Спи – твой отдых никто не прервет.
Мы – окрай неизвестных дорог.
Всю ненастную ночь напролет
Здесь горит осиянный чертог.
18 июня 1904. С. Шахматово»
Блок. Из опубликованного стихотворения: «Всё в облике одном предчувствую Тебя.»
Блок. Из неотправленного письма:
«...меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)...»
Вот пришла очередь и “земному воплощению”,земной женщине, услышать от него: «Спи…»