Пока Елена думала о своем, Яковлев успел разораться во всю мощь своих легких...
И снова девушке очень захотелось не просто ответить наглецу, но, набив ему морду до кровавых соплей, выставить из дома...
Елене Гурамовне, не понаслышке знающей, какими неприятностями, с огромным удовольствием организованными Яковлевым, могут обернуться ее мечты выдворить наглеца из квартиры, если она позволит себе издать хотя бы один неосторожный звук, оставалось только молча сидеть и, собрав в кулак свою волю, терпеть гнусные вопли старого наглеца...
Для темпераментной и очень эмоциональной Елены Гурамовны, в жилах которой, как оказалось, было немало горячей и гордой грузинской крови, вытерпеть эти оскорбления и унижения было очень трудно, почти невозможно...
И, тем не менее, она запредельным усилием воли каждый раз заставляла себя молча терпеть эту страшную пытку незаслуженными оскорблениями...
Иногда девушке казалось, что еще немного, и инсульт с инфарктом от перенапряжения сил случатся не с Яковлевым, а с ней самой...
Временами во время скандалов, устраиваемых соседом, у нее начинала сильно кружиться голова, к горлу подкатывала противная тошнота, а недавно к головокружению и тошноте прибавились неприятные светящиеся мушки, похожие на светлячков, летающие в таких случаях перед глазами Елены...
Она поинтересовалась у врача в здравпункте НИИ о происхождении этих светлячков и услышала, что это симптом повышения артериального давления...
Конечно, врач выписала девушке таблетки, снижающие артериальное давление, но сама Ляля очень хорошо понимала, что никакие таблетки ей не помогут до тех пор, пока не прекратится это ежедневное издевательство родительницы и ее друзей над нервной системой и человеческим достоинством дочери...
Зинаида Васильевна, любившая копаться в сумочке дочери, довольно скоро нашла эти таблетки, но, вместо того, чтобы по-матерински забеспокоиться, поговорить с Лялей и помочь ей, не придумала ничего лучшего, чем показать их Яковлевым и посоветоваться с ними, после чего вполне предсказуемо устроить дочери безобразный скандал, обвиняя ни в чем не повинную девушку в симуляции несуществующей болезни и стремлении под предлогом этой самой болезни заставить мать плясать под свою дудку...
О том, что дочь ей ни разу ничего не сказала о своем недомогании, Зинаида Васильевна даже не задумалась...
Зато она тут же решила, что необходимо рассказать о реакции дочери на ее претензии Яковлевым и посоветоваться с ними о том, как правильно приструнить упрямую симулянтку...
Разумеется, "друзья", услышав о том, что девушка не призналась ни в симуляции, ни в попытке манипулирования матерью, не посоветовали Зинаиде Васильевне ничего такого, что действительно могло бы помочь Елене...
Наоборот, они посоветовали Савельевой-старшей выбросить лекарства и, незамедлительно явившись в квартиру Савельевых, обрушили на голову Ляли лавину упреков в том, что здоровая, как лось, девка самым наглым образом изображает из себя больную...
Елена понимала, что постоянные яковлевские вопли и ежедневные скандалы, вкупе с ее молчаливым терпением и безобразными выходками матери, до добра ее не доведут...
Девушка хорошо понимала, что ей, во избежание настоящего инсульта, было необходимо срочно навсегда уходить из материнского дома и жить круглый год в одиночку, в оставленной ей бабушкой Ирой зимней даче с хорошей печкой и практически городскими удобствами, в спокойном подмосковном Поселке, на свежем воздухе, среди хотя бы внешне благожелательно относящихся к ней людей...
Она очень хотела уехать из города, но из-за недостатка дров должна была подождать...
Даже роскошь посоветоваться в данном случае с отцом она позволить себе не могла, поскольку боялась, что он, узнав о том, что именно приходится терпеть его дочери, ненароком убьет и свою бывшую любовницу, и ее друзей, после чего его надолго посадят в тюрьму, и тогда она действительно останется совсем одна в этом большом и жестоком мире...
Разумеется, уехать от матери Елена хотела давно, но оставить Зинаиду Васильевну, даже такую ужасную, какой она была по отношению к дочери, на растерзание хищным соседям она очень долго не могла... Очень долго...
Еще год назад Елена Гурамовна сказала бы, что она еще не дошла до нужной кондиции, чтобы предоставить мать ее судьбе...
А сегодня она почувствовала, что до нужной кондиции она уже точно дошла, что пора ей уезжать...
Но достаточного количества дров у нее не было, а без них благополучно прожить целую долгую зиму в доме с печным отоплением было практически невозможно...
И наличие этой, пока непреодолимой, помехи вызывало у Ляли ощущение досады и горечи...
Все эти мысли пронеслись в голове Елены Гурамовны очень быстро, всего за несколько секунд, но, тем не менее, отвлечься от присутствия Яковлева и начать успокаиваться она смогла...
Во всяком случае, светлячки исчезли, а тошнота почти прошла...
И вот она снова обратила внимание на вопли соседа...
- Тебе мать что сказала? - продолжал вопить Яковлев. - Дверь в квартиру всегда должна быть открыта!!! Всегда!!!!!!
Елена, почувствовав, что сдерживаться ей и трудно, и совсем не хочется, на секунду прикрыла глаза...
Это не ускользнуло от глаз соседа...
- Ты мне глазки не строй!!! Ослушалась мать - получи и не вякай, мерзавка!...
Девушке ничего не оставалось, как открыть глаза и молча уставиться на старого хулигана, думая о том, что, если бы она сейчас наваляла соседу самых охренительных люлей, на которые была вообще способна, то была бы абсолютно права, поскольку дебош он устраивает на ее территории...
Во всяком случае, так ей когда-то в похожей ситуации объяснила бабушка Ира, которую Ляля очень любила, уважала, которой доверяла, с которой делилась своими обидами на мать и на соседей, и на которую была очень похожа и характером, и внешне...
А еще она вспомнила, как бабушка Ира попросила ее ничего не рассказывать Гураму, а в ответ на удивление внучки объяснила ей, что Гурам не должен знать о том, как плохо относится к девушке мать...
И причина была та же... Чтобы Гурамчик не убил свою бывшую любовницу вместе с ее друзьями и не оказался надолго в местах лишения свободы, невольно оставив Лялю круглой сиротой при живом отце...
Но тут же Елена вспомнила, что эту квартиру мать считает только своей территорией, поскольку Ляля прописана в другом месте, в квартире бабушки Иры...
- А почему она считает эту квартиру только своей? - подумала Ляля. - Приватизирована квартира нами в равных долях... При этом, когда у моей мамаши, разумеется, с подачи Яковлевых, возникла идея приватизации жилья, я, будучи давно, с самого своего совершеннолетия, прописанной у бабушки, участвовать в приватизации не хотела и ни на что не претендовала... Более того, я настоятельно предлагала матери приватизировать эту площадь только на нее одну... Она ведь сама тогда отказалась... Наотрез... Даже упрашивала меня войти в долю... Уговаривала... Даже плакала...
Девушка прислушалась к соседским воплям и продолжила думать о своем...
- Значит, не совсем она непроходимая дура... - подумала Ляля. - Значит, боится чего-то или кого-то... Точно... Боится... Яковлевых... Поскольку много лет упорно скрывает от них тот факт, что я здесь давно не прописана... Тогда почему она позволяет им и себе так безобразно обращаться со мной? Непонятно... Странная она какая-то... Психиатру бы ее показать не мешало... Да не согласится она...
Продолжение следует...