Я не умру вчера Ч. 2, гл. II

Вадим Викторович Владимиров
ЧЕРНЫШ.
    Кирилл вновь очутился в незнакомой обстановке, хотя сама атмосфера вокруг была знакома до боли. Здесь не было открытых источников света, но, несмотря на это, пространство было светлым и комфортным для глаз. Иногда, делая в квартире ремонт, мастера встраивают в стеновые панели или ниши ионокристальную подсветку, которая пришла на смену светодиодной, что дает необычайно комфортный, рассеянный свет. В этом же помещении не было ни одной ниши и ни одного закутка, куда можно было бы спрятать такую подсветку. Кирилл, пропустив эту атмосферу сквозь свою память, узнал ее, и она его не обрадовала. Не обрадовала она его, потому что очень уж напоминала события семилетней давности.
    Он начал потихоньку вспоминать подробности последних событий и анализировать их.
    Итак, к ним с Таей в дом пришел Костя и, попросив налить ему чего-нибудь покрепче, стал рассказывать, что удалось накопать по расследованию сложившейся ситуации вокруг их Лизы. После первых же минут рассказа Кости Кирилл понял, что в дом пришла беда, и с какой стороны было к ней подступиться, он не знал. Это было настолько неожиданно и даже шокирующе, что трудно было поверить, если бы источником откровений не был бы сам Костя. Кирилл вспомнил, как налил себе почти полный стакан виски и, даже не поморщившись, осушил его залпом. Следом налил второй, но Тая, не говоря ни слова, остановила его. Потом он попросил у Кости сигарету и, сев на диван, закурил ее, хотя не курил уже более двадцати лет. Он помнил свое тогдашнее состояние. Как было невыносимо стыдно и гадко не только перед Костей, но даже перед Таей, потому что виновным в этой беде он считал только себя. Это он баловал Лизу все эти годы, это он позволял ей любые выходки и ворчал на Таю, когда та делала ему замечания. Это он и только он один виновен во всем происходящем. Он не заметил того момента, когда упустил дочь из поля своего зрения. И это омерзительное чувство стыда, которое он тогда испытывал, нельзя было сравнить ни с каким другим.
    Позже, когда Тая на минуту вышла на кухню, он все же осушил второй бокал виски и пересел на кресло у журнального столика. Видимо, это не прошло мимо зорких глаз жены, потому что она, снова не проронив ни одного слова, подошла к нему сзади и положила свои ладони на его плечи. Он чувствовал, что она понимала его состояние и не хотела, чтобы он пил еще, так как для принятия правильных решений по возникшей проблеме нужна была трезвая голова. Затем успокаивать его принялся Костя, говоря, что, дескать, все образуется и тому подобное. Но, учитывая то, какой информацией владел Кирилл на эту минуту, что и как говорил тогда Костя, для него уже не имело никакого значения. Это были лишь слова, которые Кирилл уже не слушал. Внезапно он почувствовал, как его голова начала словно закипать. Следом начал нарастать гул в ушах, с каждой секундой становясь похожим на шум водопада, и, наконец, раздался резкий звук в голове, который напоминал звон лопнувшей струны, как будто кто-то выстрелил ему в голову. Больше Кирилл не помнил ничего.
    «Что же это все-таки было?» — думал он, стоя посреди незнакомой комнаты, в которой очутился. Его нутро сопротивлялось, как могло, тому пониманию, которое росло с каждой минутой, и чему Кирилл отчаянно сопротивлялся. «Неужели опять?» — думал он. Неужели опять смерть преследует его по пятам, неужели опять он умер? А может, был убит? Этот звук лопнувшей струны, он был похож на выстрел. Но кому понадобилось его убивать? Нет, этого не может быть, потому что у него не было таких врагов, которым бы он настолько мешал, чтобы те лишили его жизни. Тогда получается, что это тупая банальная смерть? Тогда отчего он мог умереть, ведь вчера еще был абсолютно здоров? В общем, вопросов было больше, чем ответов.
Постояв еще мгновение в некоем оцепенении, он начал осматриваться. Сомнений оставалось все меньше, он опять оказался тут. Помещение было совсем иным, чем то, в котором Кирилл просыпался уже дважды. Оно было намного просторнее и светлее горницы Луки. В отличие от нее, здесь не было кровати и стояли лишь массивные дубовые стулья, на которых сидели пять — шесть человек разного возраста. Еще столько же стояли в проходах.
     Комната была огромная, прямоугольной формы, имела четыре двери, каждая из которых располагалась на одной из стен. Сами стены были одинаково серо-белого цвета, и лишь одна была выкрашена в черный цвет, и она сразу же по понятной причине насторожила Кирилла. Стульев было невероятное количество. Большинство из них стояло по периметру стен, а остальные — их было штук пятнадцать или двадцать — выстроились в строгую линию спинками к спинкам посередине комнаты. На некоторых из них сидели люди.
     Внезапно одна из дверей отворилась, и оттуда бодрой походкой вышел человек. Каково же было удивление Кирилла, когда он, повернув свою голову в его сторону, еле слышно произнес:
    — Лука?
    Это и вправду был Лука, который прямиком направился к Кириллу.
    — Кирилл! — подойдя ближе, ответил ему старец.
    — Ущипни меня, отец! Это не может быть правдой! — улыбаясь, продолжил Кирилл.
    — А зачем? Тебе все равно не будет больно!
    Услышав эти слова, Кирилл понял, что это все ему не снится.
    — А где же твоя горница, Лука?
    — За той дверью, — указывая на дверь, откуда он вышел, ответил Лука.
    — Как бы странно это ни звучало, но я рад видеть тебя снова, отец! — улыбаясь, сказал Кирилл.
    — А я не очень.
    — Может, пойдем к тебе, и ты мне поведаешь, чего я опять натворил?
    — Тебе туда нельзя! — грустно ответил Лука.
    Кирилл почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он осознал, что произошли изменения не только и не столько в окружающей обстановке, в которой не было уже той привычной камерности и приватности, как в горнице, но в самом поведении Луки, в его интонации.
    — Ну ладно, тогда руби прямо здесь, старик!
    — Присядь! — указав на один из стульев, сказал Лука.
    Кирилл сел на стул и, не отрывая от старца покорного взгляда, невольно напрягся. Старец, стоя напротив Кирилла, начал так:
    — Честно говоря, я не ожидал тебя так скоро увидеть здесь, хотя догадываюсь, по какой причине тебя возвратили. Могу с уверенностью сказать лишь одно. Ты не сводил счеты с жизнью. Смерть биологическая нашла тебя сама, поэтому ты не у меня в горнице. А тут я не хозяин, здесь другие порядки и другие законы. Правда, остается надежда на кому. В этом случае еще есть шанс на возвращение. Вопрос только, в каком качестве, и будешь ли ты этому рад.
    Кирилл почувствовал, что едва мелькнувшая надежда на расположение Луки растаяла у него на глазах с последними его словами.
    — Ты не оговорился, Лука, когда сказал слово «возвратили»? Кто возвратил и зачем?
    — Я здесь, чтобы извиниться перед тобой, Кирилл. В том, что ты опять попал сюда, есть и моя вина. Дело в том, что тогда, после всего, что произошло с твоими девочками, а позже и с тобой: ты не должен был возвращаться домой. И я, не имел тогда права, отправлять тебя в прошлое. Те, кто сводит счеты со своей жизнью на земле, не могут претендовать ни на какие преференции здесь. Такие, как ты, здесь — изгои. И теперь, кто узнал о наших художествах, требуют пересмотра того решения. Они тебя и возвратили сюда.
    — «Они» — это кто? Кому я здесь так понадобился?
    — По большому счету, ты тут вообще ни при чем. Видишь ли, Кирилл, то, что тогда произошло, не должно было случиться в принципе! Я не имел права даже видеться с тобой. Вот за это я и прошу у тебя прощения. Здесь вина полностью на мне. Я нарушил Свод.
    — Что это?
    — Закон, Правило, Конституция — трактуй как хочешь. Помнишь те письма, которые я писал для десятилетнего Кирюши? Так вот, эти письма писал тебе на самом деле не я, их писал твой дед.
    — Дед?
    — Да. Не удивляйся. Это он упросил меня вернуть тебя. Твой дед был твоим хранителем на земле после своей смерти. А еще он был моим другом. Мы с ним были однополчанами.
    — Так, так, так. Стоп! То есть ты сейчас хочешь мне сказать, что здесь, на небесах, встретились два старых кореша, выпили, закусили, спели, поговорили за жизнь, а потом один другому говорит: «Ты меня уважаешь? Тогда отмажь от смерти моего внучка!» — Так, что ли?
    — Смешно! Хотя так примерно и было, только без выпивки и закусок. И песен не было, Кирилл. Помимо того, что мы дружили, я еще был перед ним в неоплатном долгу. Он спас меня от смерти в сорок четвертом. Тащил меня раненного на себе четыре километра, хотя сам был с пробитыми плечом и кистью. Понимаешь, не бросил, не предал, а дотащил до наших. Потом я долго валялся в госпиталях, а потом был комиссован. И после этого двадцать лет жил, уйдя в монастырь. А вот деда твоего я не искал, хотя был обязан найти и поклониться ему в ноги за то, что живу.
    — Хорошенькие дела! То есть я тогда был «отмазан» по блату? Прямо как на землице грешной?
    — Нет, здесь взяток не берут, Кирилл. Это другое. Мы просто хотели тебя уберечь от страшных последствий твоего поступка, раз уж не смогли уберечь твоих девочек.
    — И что из этого вышло? Я опять здесь, и меня, как и тогда, ждет Тьма. Отсрочка приговора, да и только?
    — Да, все так, но есть один нюанс: Тая и Лиза живы. Их спас ты.
    — Одна ушла в секту, наплевав на родителей, а другая будет несчастной до конца своих дней.
    — Но они будут жить, Кирилл.
    — Я готов на все, Лука! Только помоги мне. Сделай так, чтобы я вернулся туда, а то я не выдержу второй раз своей смерти и расставания с Таей. Сколько же можно мучить и наказывать нас?
    — Кто тебе сказал, что это наказание, — может, это твое избавление?
    — Что ты такое говоришь, отец? Избавление от чего? От жизни или от своих близких? Мне грозит «сковородка», старик, а ты мне рассказываешь про избавление?!
    — Кто его знает, за что и от чего, Кирилл? Мне не докладывают.
    — Ну, сделай хоть что-нибудь, я тебя умоляю, Лука!
    — Прости, Кирилл, это не в моих силах. Поверь, мне искренне жаль, и я прошу у тебя прощения за все.
    — И что мне теперь делать?
    — Жди здесь, за тобой придут, — сказал Лука и, быстро развернувшись, вышел в ту же дверь, откуда вошел.
    В это время в помещение зашел странно одетый мужчина. Он был смуглым, если не сказать темнокожим, в черных очках и малиновой шляпе с короткими полями, из-под которой виднелись белые как снег, короткие волосы. Кирилл почему-то сразу окрестил его Чернышом. Мужчина, поглядев на всех присутствующих в комнате, остановил свой взгляд на Кирилле и, подойдя к нему, задал вопрос:
    — Поговорим? — и, приглашая его жестом, указал куда-то в сторону.
    Ничему уже не удивляясь, Кирилл молча поднялся со стула и последовал за незнакомцем. Они отошли в противоположный угол комнаты, и незнакомец первым начал разговор.
    — Я тут совершенно случайно услышал вашу беседу с Лукой, —показательно учтиво сказал незнакомец. — Наверное, я смогу вам помочь в ваших, Кирилл Андреевич, желаниях. Вы говорили, что готовы на все, чтобы вернуться назад, к своим родным?
    — Да, говорил! И очень хочу, — сказал Кирилл, делая ударение на слове «очень».
    — Я могу вас отправить туда безотлагательно, только есть одно небольшое условие.
    — Какое условие?
    — Сейчас сказать не могу. Узнаете его на Земле.
    — Ха-ха! Так не пойдет, вдруг это будет условие, которое я выполнить не смогу, даже если захочу.
    — А у тебя что, есть выбор? — внезапно переходя на «ты», ответил Черныш. —
    Ты что думаешь, ты случайно оказался здесь или тебя случайно инсульт разбил? В жизни не бывает ничего случайного. Ты никогда не верил ни в свет, ни во тьму, пока впервые не попал сюда и не увидел все своими глазами. А что произошло потом, когда ты вернулся на Землю? Ты что, обрел веру, стал религиозным или соблюдал все их заповеди? Что изменилось в твоем мировоззрении после того, как ты вернулся обратно? Может быть, ты раскаялся в содеянном? Или исповедовался хоть раз в жизни? Может, причастие принимал и выдерживал пост? Так нет же, всего этого ты и не думал делать! Так что, если ты думаешь, что тебя поведут в ту дверь, — указывая на дверь Луки, сказал незнакомец, — Я думаю, ты обманываешься, потому что никаких уроков из прошлого ты так и не извлек. А там, — он опять указал на эту же дверь, — Не любят неблагодарных фарисеев, лжецов и лицемеров — короче, не любят таких, как ты. Так что думай, Кирилл, думай! Времени у тебя — совсем край! Смотри, и народу здесь сегодня мало, так что скоро наступит твоя очередь. Еще пара человек, следующий — ты. Правда, потом уже сделать будет ничего нельзя.
    Кирилл стоял в замешательстве: он не мог мгновенно принять какое-то решение, мысли путались в его голове, цепляясь одна за другую. Он отчетливо понимал, кто стоит перед ним. Если и были какие-то сомнения в начале разговора, то после слов «Все их заповеди» все встало на свои места. «Этот не из стана Луки. Это с этажа ниже», — сделал вывод Кирилл.
    — Вы меня сейчас искушаете? — спросил он.
    — Это моя работа, дружище, — ответил Черныш.
    «Скорее всего, это провокация, — подумал про себя Кирилл, — И если я сейчас поддамся на это искушение, то меня ждет «сковородка», никак не иначе. А что, если это не проверка, а альтернативное предложение? С другой стороны, как ни крути, без Таи и Лизы мне везде «сковородка», а если соглашусь, возможно, спасу дочь.
    Черныш стоял рядом и никуда не отходил. Кирилл продолжил размышлять про себя: он теперь понимал, почему они так вцепились, и чего от него потребуют взамен, он тоже догадывался. Им нужна сатисфакция. Они борются за мою душу, которую увели у них из-под носа много лет назад. Докопались же! А может, никогда и не забывали?
    В этот момент в противоположном конце комнаты открылась небольшая, узенькая дверь, оттуда выглянул маленький человечек, который, посмотрев по очереди на всех сидящих и стоящих в комнате, подозвал к себе пожилую седую женщину лет восьмидесяти. Та безропотно подошла к нему, и они через мгновение скрылись за этой же дверью.
    — Ну вот и все! Следующий — ты, — сказал Черныш. — Прощай, я пошел, — и театрально направился к двери.
    — Погодите! Что я должен буду делать?
    — Ты? Ничего! За тебя все сделают другие. Хорошо, я скажу тебе по секрету.
    Тебе надо только отречься от тех, кто тебе тогда помогал нарушать «Небесный Свод». Причем сделать это надо не здесь, а на Земле. Хочу подчеркнуть, что это дело добровольное. Хочешь — соглашайся, хочешь — нет. Хотя ты же слышал: от тебя здесь уже отреклись, — хихикнул Черныш, указывая на дверь Луки.
Понимая, что происходит, особенно после того, как изменился тон Черныша с подчеркнуто учтивого на крайне пренебрежительный, и полностью отдавая себе отчет, Кирилл сейчас должен был сделать судьбоносный, а потому мучительный выбор, после которого вся его дальнейшая судьба была в руках уже сил потусторонних. Осознавая это и полностью покоряясь воле судьбы, он склонил голову и, намекая на предательство Луки, безразличным тоном произнес:
    — Видимо, и у Света есть темные стороны. Я готов.
    — Отлично! Значит, сразу и начнем решать твою проблему. И запомни, Кирилл: враг, вскрывающий твои ошибки, гораздо полезнее, чем друг, который их от тебя утаил. Присядь пока, — указав на стул, сказал Черныш и скрылся за черной дверью.
    «С этим не поспоришь!» — подумал про себя Кирилл, и в тот момент, когда он садился на стул, одна из дверей отворилась, и в комнату, щурясь и озираясь по сторонам, зашел молодой человек. Кирилл, наблюдая за ним, отметил нестандартную внешность вошедшего. Это был высокий, статный молодой человек с правильными чертами лица и волевым подбородком. Каштановые волосы были аккуратно зачесаны назад и зафиксированы на голове черным ободком. Одет он был также безупречно. Строгий темно-серый костюм, который оттеняла белоснежная приталенная сорочка, придавали ему респектабельный вид. Единственное, чего ему не хватало для полноты картины, была обувь, которая, по правде говоря, отсутствовала у всех присутствующих, включая Кирилла. Он вдруг вспомнил, что тогда, в горнице у Луки, у него, у самого не было на ногах ничего.
    С недавних пор он уже чувствовал себя здесь завсегдатаем. Видимо, почувствовав это и еще то, с каким спокойствием держался Кирилл, парень, немного помявшись, все же подошел поближе и обратился к нему.
    — Добрый день!
    — Здорово, парень, — сказал Кирилл.
    — Простите, как вас зовут?
    — Меня зовут Кирилл Андреевич, а тебя?
    — Антон, — ответил парнишка — А вы меня не узнали? Вы у меня «умную» люстру покупали. Огромную такую. Помните?
    — А я смотрю, лицо мне твое знакомо. Теперь вспомнил! Ты как здесь?
    — Я не знаю куда я вообще, попал?
    — А что было до этого, помнишь? Что предшествовало твоему попаданию сюда?
    — Помню только, как какие-то парни пристали ко мне возле дома. Слово за слово, начали задирать меня, потом набросились, начали избивать. Их было четверо. Помню только, что в конце били ногами. Я даже боли не успел почувствовать, а потом, видимо, потерял сознание. Теперь вот эта комната. Как сюда попал, тоже не помню. Это что, больница? Или…
    — Или! — ответил утвердительно Кирилл. — Я уже бывал в твоей шкуре, Антон.
    Это не больница. Это даже не санаторий. Я так думаю, это Чистилище. Слышал о таком понятии? — удивительно, в первую очередь для себя самого, громко и весело спросил его Кирилл.
    — Нет! Что это?
    — Узнаю современную молодежь! Ну тогда скоро сам всё поймешь. Короче говоря, или ты умер в больнице от побоев этих негодяев, или тебя убили. Так или иначе, в больнице, скорее всего, ты все-таки побывал. Весь вопрос — в реанимации или в морге?
    — Как вы сказали?
    — Шучу! А здесь сейчас решается твоя дальнейшая участь. То есть куда тебе дальше. Ну, врубился? — со знанием дела спросил Антона Кирилл.
    — Вы шутите? Как это — я умер? И мы вот так вот с вами сейчас разговариваем?
    Я продолжаю мыслить и чувствовать свое тело! — и, схватив своей рукой руку Кирилла, Антон крепко сжал ее.
    — Это все иллюзия, Антон! — вырывая свою руку, ответил Кирилл, — Сколько человек тебя избивали, говоришь?
    — Трое или четверо, а что?
    — А ты сейчас стоишь тут, в свеженьком костюмчике, не мятой и не окровавленной рубахе, без единой царапины. Тебе это не кажется странным?
Антон судорожно начал вытягивать руки и осматривать свой пиджак. То же самое он проделал с брюками и рубашкой, и только потом округлившимися глазами вопросительно взглянул на Кирилла. Заметив, что парнишка впал в ступор, Кирилл продолжил:
    — Это долгая история, парень, и я бы мог с тобой поговорить на эту тему, но ты скоро до всего дойдешь сам. А не дойдешь — тоже не беда. Когда увидишь все своими глазами, то тебе ничего уже объяснять будет не нужно.
    — А вы что, здесь не первый раз?
    — Напротив, именно здесь я никогда не был. Я был вон за той дверью, — указав на дверь, из которой выходил Лука, ответил Кирилл.
    — А что там?
    — Там есть надежда, — с тоской в голосе произнес Кирилл.
    — А тут?
    — Тут пятьдесят на пятьдесят.
    — А что за другими дверями, вы знаете?
    — Вот эта, в которую ты вошел сюда, наверное, вход. Видел дверь, куда сейчас вошла бабушка? Будет неплохо, если ты войдешь в нее. В противном случае за тобой придут из-за той, — сказал Кирилл, указав на черную дверь.
Антона начало заметно трясти, и он спросил у Кирилла:
    — И там совсем плохо, да?
    — Там — цугцванг. Это когда каждый следующий шаг ведет только к ухудшению ситуации.
    — Если вы здесь не в первый раз, значит, уже возвращались назад, на Землю, значит, и у меня есть такой шанс? У меня регистрация брака завтра. Может, и мне удастся вернуться? — спросил парень с надеждой в голосе, и у него потекли слезы.
    — Не мучай меня, Антоша. Я не Господь Бог.
    — Да, но вы так много знаете обо всем этом.
    — Это меня совсем не радует! Хотя чего это я такое говорю? Как ни бегай, как ни старайся, выскользнуть из тисков судьбы, ничего не выйдет. Тебя все равно она настигнет. Так что плыви, куда вынесет течение.
    В этот момент из черной двери вышел Черныш, и, обращаясь к Кириллу, произнес:
    — Я за тобой. Ты готов?
    — Всегда готов! — бодро ответил Кирилл и, махнув Антону на прощание рукой, обратился к Чернышу:
    — Жалко! Пацан еще совсем. Ему бы жить да жить.
    — Кто — вот тот, с ножевым?
    — Его все же убили?
    — Ага, ножом прямо в сердце.
    — Негодяи!
    — А он, по-твоему, праведник? Ну-ну.
    — На вид приличный.
    — Не все то золото, что блестит. И не один он такой.
    — Верю, что не один! Вы же стараетесь! Свой хлеб недаром едите, ловите таких, как этот, — сказал Кирилл и пошел за Чернышом. Они подошли к двери, и Черныш, взявшись за ее ручку, обратился к Кириллу:
    — Ловим, ловим. Мы — его. Он — твою дочь.
    — Вы хотите сказать, что это тот подонок, который увел у меня мою дочь?
    — Что, хочешь убить его? Не переживай, его уже убили. Ты же хотел вернуть дочь? Без него она быстренько прибежит домой. Это я тебе, Кирилл Андреевич, обещаю.
    — Так это вы его из-за меня... — Кирилл осекся.
    — Ты лучше о себе думай. Закрой глаза, когда входить будем, мало ли что, — ответил Черныш.
    Кирилл закрыл глаза и Черныш повел его за собой, взяв за руку.