Гарри-Грозный нередко выходил на охоту. Вместе с местными охотниками ходили на сохатого, на кабана, на косулю, на волка без особого толка – мясо жёсткое, шкура шёрсткая. Охота же на пернатую дичь всегда азартна и требует выдержки, твёрдой руки и целкости. Подбить на лету дикую утку или гуся – эге-ге – не каждый и сможет. Но Гарри-Охотник, он же Гарри-Грозный, мог.
Однажды выйдя на берег Залива, увидел он на одном из камней, щедро разбросанных по прилегающей к берегу акватории, дикую утку. «Хорошая мишень» – подумал он, и вскинув своё тульскую двухстволку, жахнул по утке мелкой дробью. Утка свалилась за камень, и тут же из-за камня выплыл выводок утят.
«Ах ты, Боже ж мой! – подумалось тогда Гарри-Охотнику, – стал бы я стрелять, зная, что у неё поздний выводок. Обычно, в это время утки уже обучают своих утят становиться на крыло. А здесь – совсем маленькие, необученные. Кто им теперь поможет? Погибнут ведь.
Стайка утят полным ходом направилась к берегу и именно к тому месту, где стоял по колено в воде незадачливый Гарри-Охотник. Подплыв к его прорезиненным ботфортам, стайка стала кружить вокруг Гарри-Недоуменного. Этот хоровод сопровождался частым попискиванием утят, будто они просили вернуть им мамашу.
– Ребята, – обращался он к ошеломлённым и несмышлёным утятам, – виноват, но ничем помочь не могу вам. Хоть самому становись уткой или селезнем.
С грустью побрёл Гарри-Незадачливый к дому. А утята, все как один, устремились за ним. Так, в одной связке, как альпинисты в гору, и дошли они до дому.
Зоя-Благоверная, увидев эту картину, удивилась:
– Никак ты утиным папой стал?
– Да, вот прицепился ко мне целый выводок. Такая вот история с аллегорией приключилась. Без мамаши остались. Видят что-то большое двигается вдоль берега и – пристали. За своего приняли, что ли? Придётся им место в сарае выделить. Самостоятельно они вряд ли и выживут. Оставь их наедине, бакланы в миг их растерзают.
О бакланах надо сказать отдельно. Эти большие чёрные, неприятные с виду птицы появились на берегах Залива недавно. Ещё лет пять-шесть назад их и в помине не было. Никто даже и не знал, что птицы такие существуют. И вдруг – на тебе, здрасте! – Прилетели! В болотах Вьетнама, где они до этого гнездовались, видать, рыбы поубавилось.
– А где её прибавилось? – спрошу я. И себе же отвечу: – нигде!
Вот, пернатые и ищут себе пропитание в разных уголках планеты – кого куда занесёт. Бакланов почему-то занесло именно сюда. Кто подсказал? Всё дело в пропитании. Есть пропитание – есть жизнь, нет его, нет и жизни самой. Залив тоже истощался рыбой. В сети рыба не шла, тем самым поддерживая свою популяцию. Вы же знаете, что такое популяция? Вот! Я об этом и говорю.
Баклан съедает от двух до трёх килограммов рыбы за день. Причём, ему всё равно: килька это или лосось, камбала или луциши, минога или угорь, бельдюга или треска – по жизни сытой тоска. Последнюю рыбу из Залива забирают. А дальше что? – Безрыбье. Чем питаться будем? Хлеб да квас любят нас. А мы их – не очень. Хотя с голодухи и редька покажется бланманже.
Но надо ещё иметь в виду, что не только хлебом да квасом жив человек, а ещё и грибами и кореньями разными, крольчатиной и ягодой лесной, птицей перелётной да брюквой пареной, на огороде у себя взращённой, и ещё многим, что называется кормом подножным. А на хлеб с квасом, слава Богу, пенсии хватало. Но не больше. Остальное брали даром: кабанчика раз в месяц завалишь, рыбацкие сети в заливе поставишь, из лесу грибов-ягод нанесёшь, смотришь – и почти царское пропитание на столе. А иначе – зубы на полку. Баклан же – птица несъедобная. От неё только убытки. Проглот ненасытный. Конкурент всем местным рыбакам, что по берегу Залива проживают и занимаются рыбным промыслом.
По камням, что из воды торчат, рассядутся на отдых, так смотреть на них не хочется – картина дюже неприятная. К зиме, они, конечно, все улетают туда, где потеплее. И кто подсказал прилетать в наши края этой птице африканской – неведомо. Однако прилетают, черти немытые, изводят морскую фауну.
Но вернёмся к утятам. Привязались они к Гарри-Великодушному и не хотят далеко отходить от него. Как выйдет он во двор после завтрака, так сломя голову бегут к нему, обступают, зовут на выгон, погулять, травку пощипать, себя показать. А то и поплавать в водах Залива по береговому мелководью, мальками побаловать себя, лапки размять. По первости подойдут к воде и ждут чего-то, на папу Гарри поглядывают. А он и не понимает – чего ждут. Потом только догадался, что им форвард нужен – за кем плыть. Мамы нет, так пусть папа и будет у них впереди плывущим.
«Вот незадача, – думал Гарри-Водоплавающий, – вода сегодня не того-с, градусов пятнадцать, долго не поплаваешь. Но долг превыше всего».
Надевал он на ноги высокие сапоги-ботфорты, из резины сделанные, и шёл по мелководью до тех пор, пока вода через верхние раструбы не начинала проникать в сапоги. Тогда он поворачивал обратно к песчаному берегу и шёл зигзагами, чтобы растянуть время, и утята могли бы вдоволь наплаваться. С каждым разом они становились крупнее и самостоятельнее. Но всегда не теряли из видимости Гарри-Вожатого – своего Папы-Гарри.
Гарри-Вожатый, он же Гарри-Опекун уделял им немало внимания, подкармливал их щедро листьями салата, пропаренным зерном, тёртой морковью с яблоками, овсянкой. Утята росли не по дням, а по часам. Настало время становиться на крыло. А кто их этому научит? Ни Гарри-Грозный, ни Зоя-Степенная летать не умели. Думали-думали и придумали.
Берег Залива местами был довольно обрывист, а на краю ближайшего обрыва стояли сосны. Гарри-Умелец достал из закромов длинный сизальский конец, а простыми словами – прочную витую верёвку, привязал её к толстой ветке старой сосны, стоящей на краю берега крутого, а другим концом обмотал себя. Зоя-Благодетельная стояла на подстраховке и всё время повторяла:
– Гарик-сан, будь осторожен, сильно не разбегайся, а то, случись что, утяток некому обучать будет. У них вся надежда на тебя.
Гарри-Рационализатор разбегался и летел с обрыва до тех пор, пока не вытравливалась в натяг вся верёвка, не дающая ему разбиться об нижний береговой срез, усеянный камнями. Усвоив и закрепив свою роль, отрепетировав её до совершенства, Гарри-Умелец пошёл за своими утятками, которые к этому времени превратились в молоденьких уточек. Они понимали своего папу с полуслова. И когда он сказал им, что поведёт своих уточек-утят учиться летать, то подопечные Гарри-Попечителя заверещали утиными голосами, загомонили в предчувствии, может быть, главного момента в своей жизни.
Выйдя на высокий берег, Гарри-предводитель построил уточек в цепочку и дал им следующие указания:
– Друзья мои, чтобы вам научиться летать, повторяйте за мной всё, что я буду сейчас делать.
За время общения с Гарри-Попечителем почти весь выводок стал понимать человеческий язык. И когда их наставник, опоясав себя прочным сизальским тросом, разогнался и, как маятник качнулся на взлёт, часто замахав при этом широко расставленными руками, вся утиная стая кинулась за ним, доверяя ему, как отцу родному.
– Полетели, родимые!!! – вслед ставшей на крыло стаи вдогонку кричал Гарри-Выдумщик, он же Гарри-Грозный, – полетели, дай бог им здоровья.
Стая сделала круг над акваторией залива, потом устремилась к мысу Рагациемс, вернулась и приземлилась на месте своего незабываемого старта. Папы Гарри на месте не было. Утки-утята загомонили, закрякали. Подошли ко крутому берегу и увидели такую картину: их наставник и руководитель, папа и мама в одном лице Гарри-Баргайс-Грозный болтался, покачиваясь на верёвке, завязанной на поясе, и пытался кончиком своего сапога достать до земли обетованной.
Вожаку стаи, который вылупился раньше всех, а потому был старшим в утином коллективе, пришло в голову позвать на помощь Зою-Беспрекословную. И они строем пошли в поместье, в котором в своё время нашли себе место и кров. Увидев уточек без папы, Зоя-Беспрекословная, она же Зоя-Смиренная, поняла – что-то случилось. Накинув на голову платок, она пошла вслед за утками, которые привели её как раз к тому месту, где недавно папа Гарри тренировался в прыжке с крутого берега.
– Ну что, допрыгался? – в сердцах проронила Зоя-Спасительница, увидев болтающегося на верёвке мужа.
Она спустилась по крутому склону и помогла Гарри-Бедолаге развязать сизаль и освободить его для дальнейших подвигов.
Поздней осенью утки, выхоженные и вскормленные нашими героями, поднялись всей стаей и подались на юг. На прощанье Гарри-Добросердечный, он же Гарри-Грозный накормил своих подопечных распаренной перловой кашей – любимым их блюдом. На перловой каше можно лететь аж до самой Африки. И они полетели. А к Гарри с Зоей-Смиренной подкралась мерехлюндия. И так они мерехлюндили до весны, оставшись без уточек, к которым успели крепко привязаться.
На следующий год, по весне, стая вернулась в родные пенаты. И от радости встречи долго водила хоровод вокруг Гарри с Зоей. Так прилетали они каждой весной. И каждую осень провожали их в дальний полёт, предварительно накормив распаренной перловой кашей – любимым блюдом крякв и солдат срочной службы.
Продолжение следует: http://proza.ru/2024/01/16/1434