Быль №2
Старая добротная лодка, на которой Гарри-Грозный и Зоя-Смиренная выходили в Залив ставить сети, служила им верой и правдой. Если бы не эта лодка, то неизвестно, выжили бы они на этом свете, или нет, поскольку рыба была для них основным источником пропитания. А рыба, особенно свежая, то есть только что выловленная, является чрезвычайно полезным продуктом. И очень даже возможно, что и прожили они такую долгую жизнь, что питались именно свежей рыбой, которая была у них на столе почти каждый день.
Какой только рыбы они не перепробовали за свою жизнь. Попадался им в сети и красавец лосось, и чудо-рыбец, который в здешних местах называли вимбой, и чешуйчатый карась сладкий на вкус, и плоская, как блин, камбала, и мелкая юркая салака, и вездесущий окунь, и корюшка малоротная семейства лососевых, и полнотелая треска, и бычок для ухи, и бельдюга по прозвищу луцис, реже – острорылая песчанка или пресноводный сиг из рода сайровых, а также хищная щука, язь, который не любит грязь, а ещё реже сазан, что к ужину зван, и костистый лещ, а лещ – это вещь. И только угорь попался им всего два раза в жизни, потому что угорь рыба проходная, не любит застаиваться на одном месте.
С каждым годом рыбы в заливе становилось всё меньше и меньше, прибрежные воды мутнели, зарастали тиной и камышом. Большие и малые города, находящиеся на берегу Залива, сбрасывали в него свои ядовитые стоки и постепенно загрязняли некогда чистый, изобилующий рыбой бассейн. А ведь не только язь не любит грязь, но и всякая другая, уважающая себя, рыба. Это только колюшка или, как её ещё называют, казарага может жить и питаться в грязных водах, наполненными промышленными и бытовыми отходами. И когда она заводится, то это первый признак нечистых вод. Но и есть эту колюшку-казарагу никто не станет, разве только в самый лютый голод. Рыбка эта маленькая, колючая, страшненькая и в рот совсем не просится. Однако коты иногда и ей не брезгуют. Но тоже ведь – не всякие коты.
Шторма, приходившие в те места по осени, а иногда и в зимние месяцы, смывали прибрежную грязь и тину, очищали берег от мусора, упавших деревьев и сломанных сучьев. Но они же и подмывали сам берег, съедали часть суши, медленно и планомерно пододвигая береговую черту всё ближе и ближе к дому наших неутомимых рыбаков.
Приближение шторма узнавали из прогнозов погоды, а ещё вернее по внешним признакам и по специальному прибору-барометру. Тогда лодку, которая имела классификацию двухвёсельного яла, приходилось поднимать на высокую часть берега. Это делалось для того, чтобы сильные волны и ветер не сорвали бы её с цепи и не унесли бы в Залив, или не разбили бы о прибрежные камни, которых было много в той части. Для этой цели Гарри-Грозный сделал специальный наклонный помост, который моряки называют слипом. Он состоял из двух толстых, отёсанных брёвен, одним концом положенных на низкую песчаную пляжную часть, а вторым – на возвышенный, поросший травой, кустарником и деревьями, берег. Чтобы лодку было легче вытаскивать, под неё подвозили заранее сделанную для этих целей большую тележку на четырёх колёсах, цепляли на длинный стальной трос и при помощи ручного ворота, а по-морскому – шпиля, медленно втаскивали по слипу на более возвышенную и недоступную для штормовых волн часть суши. Процесс подъёма был настолько продуман, что с ним мог спокойно управляться один человек. И этим человеком, как правило, был сам Гарри-Грозный.
В одну из предштормовых ночей, Зоя-Смиренная плохо спала. Её мучило неясное предчувствие. В тревоге она спустилась на первый этаж, где в большой кают-компании висел старинный барометр-анероид, который в своё время изобрёл итальянский учёный Эванджелиста Торричелли. Стрелка барометра на глазах падала вниз. Это значило, что падало и атмосферное давление – первый признак приближающегося циклона, несущего в себе ветер, дожди и даже бурю. На круглом барометре, похожем на настенные часы, помимо цифровых значений атмосферного давления на шкале, по кругу, так и было написано: «БУРЯ-дождь-ветер-ПЕРЕМЕННО-ясно-хол.погода-СУШЬ».
Стрелка приближалась к БУРЕ.
Зоя-Смиренная быстро разбудила Гарри-Грозного, который спал крепким капитанским сном, и они вместе, надевши на себя непромокаемые зюйдвестки и высокие рыбацкие резиновые сапоги, вышли к Заливу, который словно кипел от набегающих на берег пенных волн. При свете луны картина была и страшная, и завораживающая.
– Винд-гуру – шведский прогнозник, давал всего 3-4 балла и местами дождь, – сообщил в темноту ночи Гарри-Грозный, – а здесь настоящая буря разыгрывается, нужно срочно поднимать лодку.
Как назло, накатила дождевая туча и закрыла луну. Стало темно, как у негра ночью в тропической хижине. Гарри-Грозный приказал жене принести керосиновую лампу, а сам на ощупь нашёл вОрот самодельной лебёдки-шпиля, снял её со стопора, и стал наматывать, привязанный к лодке трос. Лодка медленно поползла по слипу наверх, подальше от набегающих волн. Тут и Зоя-Смиренная подоспела с керосиновым фонарём, стала светить в непроглядную темень, и когда нос лодки показался на срезе высокой части берега, стало ясно, что их усилия не пропали даром. Здесь волна не достанет – решили они. Гари-Грозный закрепил трос на турачке своей лебёдки, и они с чувством исполненного долга пошли в дом пережидать штормовую ночь. Лодка прочно стояла на своей тележке в некотором отдалении от разбушевавшейся водной стихии.
Ночь тянулась долго. Порывы ветра были так сильны, что их, казалось бы, надёжный дом ходил ходуном, железная крыша вибрировала, и шторм врывался во все щели и поры строения и пел свою жуткую штормовую песню. Песня шла с дикими завываниями и посвистами, а удары волн о берег, содрогали землю, и напоминали бой большого полкового барабана.
Гарри-Грозный и Зоя-Смиренная, когда удары стихии казались особенно угрожающими и сильными, вскакивали со своей кровати, подбегали к окну и тревожно всматривались в сторону Залива. Но там носились только неистовые дождевые заряды, взбитая ветром морская пена и какие-то неясные тревожные звуки, в которых угадывался скрип деревьев, звон якорной цепи и скрежет лодочного стального троса. И всё это сдабривалось постоянным гулом нарастающего ночного шторма.
– Боюсь я, – тревожным голосом произнёс Гарри-Грозный, – что сорвёт нашу лодку. Нужно было оттащить её ещё дальше от берега, ближе к дому. Такого шторма ещё не было на нашем веку. Но сейчас выходить из дому самоубийственно, самих смоет за милую душу. Теперь уже – как Бог даст. Мы ничего сделать не можем.
К утру порывы ветра стали ослабевать. И когда обстановка позволила выйти из дома и они приблизились к высокому береговому барьеру, где должна стоять их лодка, то к удивлению своему обнаружили, что берег пуст.
– Моё предчувствие оправдалось, – произнёс капитан Гарри, – ветер и волны были настолько сильны и свирепы, что лодку наверняка смыло в Залив. Если мы её не найдём, то останемся без рыбы. А без рыбы нам здесь не выжить.
Взявшись за руки, они пошли вдоль прибрежной полосы в надежде увидеть саму лодку или хотя бы её остатки. Примерно через две мили их вояжа по песчаному берегу, омываемому кипящими пенными волнами, они увидели силуэт, напоминающий их единственный и незаменимый корабль (Гарри-Грозный свою лодку иногда называл кораблём). Корабль застрял в торчащих из воды камнях, и его било о них и терзало набегающей из Залива волной.
– Плохи наши дела, – сообщил Гарри-Грозный, – этому кораблю теперь предстоит большой ремонт: борта побиты, в днище пробоина, носовой рым вместе с куском форштевня вырван с корнем… У нас и денег-то таких нет, чтобы всё это залатать и привести в прежний вид.
С большим трудом они подтащили разбитую лодку к берегу и волоком сумели переместить её в безопасное место.
Слава Богу, что у наших двух героев было много друзей и особенно среди старых моряков, с которыми Гарри-Грозный в своё время бороздил водяные хляби различных морей и океанов. Узнав о постигшей их беде, друзья стали собирать деньги на починку их разбитой посудины, и каждый внёс свою посильную лепту в это благородное дело. Все понимали, если оставить наших рыбаков без лодки, они стали бы жить голодной беспросветной жизнью.
И вот, благодаря щедрости их друзей, собралась такая сумма, что на неё можно было не только починить старую измочаленную штормом лодку, но и приобрести новую. Об этом они даже и мечтать не могли.
Новую лодку им доставили на трейлере. И Гарри-Грозный и Зоя-Смиренная закатили по этому случаю большой пир, созвали всех своих друзей, которые помогли им выбраться из создавшейся ситуации, и ближайших сочувствующих им соседей. И гуляли они три дня и три ночи, жгли костры, ели рыбные деликатесы из камбалы, вимбы и сига, которые обильно попались им в сети в первый же улов на новой лодке, пили нектары и разбавленные дрожжами мёды и квасы, танцевали старинные бальные танцы, пели народные песни, слушали былины, которые рассказывал неутомимый и весёлый сказитель Гарри-Грозный.
А под конец пира, один из друзей, который внёс самую большую сумму на покупку лодки, предложил под общее одобрение назвать новый корабль «Дружба!» Да-да, именно дружба с восклицательным знаком.
И теперь «Дружба!» исправно служит Гарри-Грозному и Зое-Смиренной свою незаменимую службу – доставляет их к заветным местам рыбной ловли в ближайшие акватории Рижского залива, облюбованные ими ещё в давние-давние времена. И на столе у них почти никогда не переводится свежая рыба. А значит – жизнь продолжается.
Продолжение следует: http://proza.ru/2024/01/14/1501