Начало здесь http://proza.ru/2024/01/02/557
В эту ночь я плохо спал. Мне снилась погибшая девушка, которая танцевала у края обрыва средневековые испанские танцы. И во сне я танцевал вместе с ней. Все погибшие люди в моих грёзах были живы и продолжали веселиться, аплодируя нам и подключаясь к нашим зажигательным пляскам. Я как будто проживал в мнимом времени всё то, что не мог пережить уже в реальной жизни. Такое случается у хранителей нашего ордена, это одна из наших врождённых способностей – создавать мнимые действительности, чтобы предвидеть будущее или моделировать возможные события прошлого, которые могли бы произойти, если бы цепь случайностей не сложилась бы так, как она уже сложилась.
Обычно это строго управляемый разумом процесс, но на этот раз всё происходило непроизвольно, без всякого смысла, в каком-то бреду, быть может, потому что я ещё не восстановил свои силы после полученных травм, а, возможно, по какой-то особенной, совсем неизвестной мне причине.
Сначала я пытался представить, что бы случилось, если бы я вовремя опомнился в момент происшествия на пригорке и успел подхватить девушку над разверзшейся пропастью, быстро подлетев к ней на воздушной колеснице. Но ни один из возможных вариантов не приводил меня к желанному результату. При любом моём поведении, «испанка» всё равно погибала. Это случалось даже против здравого смысла, а, быть может, по воле невероятного случая. Казалось, грациозная девушка находилась в самом эпицентре какой-то ментальной катастрофы, как будто гибель её предрекли уже какие-то высшие силы. Каждый раз, когда я уже готов был её спасти, мне обязательно мешало что-то непредвиденное. Или это нечто сверхъестественное играло со мной?
Потом и вовсе время перестало повиноваться мне, и я терял память каждый раз, как оказывался в мнимой реальности, не понимая, что и зачем мне делать. Оставалось только чувство тревоги, толкающее меня на желание что-то изменить, но что именно, я не знал. А воспоминанья возвращались ко мне только тогда, когда девушка погибала. Потому я переживал её смерть снова и снова, страшно мучая себя. Я пытался быть поближе к ней, и потому в мнимой реальности присоединился к танцующим. Но ничего другого кроме бешенного веселья, которое при данных обстоятельствах можно назвать чистым сумасшествием, вообще не происходило. И как бы не складывались обстоятельства, танцовщица всё рано погибала. Нет, что-то зловещее действительно играло, даже издевалось надо мной!
В который раз я начал всё опять. Но вместо того, чтобы совершать какие-то важные в критической ситуации действия, я почему-то снова ринулся танцевать. Мы исполняли с моей «испанкой» арагонскую хоту – быстрый парный танец в 3/4 такта, во время своих движений поднимая руки к голове. И тогда в своих мечтах я уносился к небесам, но в глубине души чувствовал какую-то противоестественность всего происходящего. И хотя я находился с девушкой бок о бок, в определённый момент моя танцовщица опять падала в пропасть, сколько я не пытался её удержать, но я почему-то каким-то чудом спасался. Необъяснимо! На уроках по управлению временем, которые проводились у нас в академии, всё было гораздо легче. Это казалось даже проще на моих первых заданиях, но почему-то не сейчас.
Потом, когда всё произошло вновь, последовала сардана в несколько пар в круге. Опять бешенные пляски! Что за сумасшествие! Мы танцевались, взявшись за руки со всеми остальными участниками безумного праздника. Потом мы исполнили так называемый «танец мельника» под звуки волынки, которые больше щемили мне душу, чем весели её, вгоняя меня в смертельную тоску на подсознательном уровне. Но танцы менялись, а девушка всё равно погибала. Далее последовала весёлая и энергичная севильяна, напоминающая фламенко, и арабская замбра. А в промежутке я просыпался в ужасе и холодном поту. Это был настоящий кошмар! Каждый раз в моих снах я пытался спасти танцовщицу, но у меня ничего не получалось. Наверное, все подобные бредни происходили со мной исключительно на нервной почве или по воле судьбы. Но я не мог управлять временем в нужном мне направлении, не способен был ничего изменить.
Зачем же я проделывал всё это, рискуя довести себя до сумасшествия и нервного срыва?
Дело в том, что я действительно имею врождённую способность поворачивать время вспять, только мне не разрешено это делать. Чисто теоретически я мог бы вернуться в не столь пока отдалённое прошлое не в мнимом, а в истинном варианте, предупредить людей об опасности, зная уже о произошедшем, и вовремя убедить их покинуть ужасный пригорок смерти. Но прежде, чем нарушить устав хранителя и строгие запреты своего ордена, я хотя бы должен знать, что всё получится, ведь эксперименты со временем удаются не всегда. Время – сложная ментальность и страшно капризная. Оно может запросто выйти из-под контроля, когда ты управляешь им. И в данном случае, оно совершенно не хотело меня слушаться.
Изрядно помучив себя, я успокоился на какое-то время, поняв, что обстоятельства этой трагедии фатальны и совершенно независимы от меня, что было очевидно. Но через некоторое время все страхи вернулись ко мне с новой силой, и я продолжал винить себя, почему-то, буквально во всём. Я не мог простить себе гибель людей, но более всего я не мог простить себе гибель танцовщицы. Мне всё время казалось, что я обязан был что-то сделать, хотя при чётком анализе становилось понятно, что я не мог сделать ничего.
Я то забывался в кошмарах, а то, время от времени просыпаясь, неустанно рассматривал немного подсохший уже цветок, что моя «испанка» бросила мне во время своего танца, когда ещё была реально жива. Я же подхватил и приколол к одежде этот единственный доступный мне теперь трофей любви. Лучше бы я этого не делал!
По-видимому, я успел влюбиться гораздо сильнее, чем мне это сначала показалось. И как так могло получиться? Я даже не знал ни кто эта девушка, ни как её звали, хотя про себя окрестил её земным именем Анна. Но даже в мнимой реальности она не открыла мне своего настоящего имени. Эх, молодость, молодость! Тогда мне было всего 25. Для хранителя времени, которому суждено по роду своей деятельности иметь много жизней, я был, по здравому разумению, лишь дитя, потому и мысли мои были, по сути, ребячеством.
Все мои предыдущие годы прошли в учёбе и муштре, в изнурительной подготовке к той важной миссии, которую я, как потомственный хранитель времени, должен возложить на свои плечи в будущем. По окончании академии для меня было важно, как можно лучше и успешней выполнить первые мои задания. Теперь же впервые я оказался предоставленный сам себе на живописной планете, имея достаточно свободного времени и ничем фактически не скованный. Всё это и породило всплеск романтических мечтаний, тем более что сама обстановка цветущей планеты Бета и прекрасного города Мильдинполь всему этому способствовала. Я действительно серьёзно воспылал страстью к девушке, причём первый раз в жизни. Но что мне делать, коль она была уже мертва? Чисто теоретически я могу воскресить её, если продолжу попытки, но не имею права, хуже того – не имею возможности. Почему? Кто знает! Время – очень сложная ментальность.
И здесь мой долг впервые за мою короткую жизнь вступил в противоречие с моим сердцем. Что мне делать: продолжать свои попытки или успокоиться? И так, я, оказывается, влюбился в Анну. Но любовь моя была трагичной и невозможной. И даже при всех своих сверхспособностях, как хранителя времени, я ничего не мог поделать. Я являлся ХРАНИТЕЛЕМ времени, я призван был следить за тем, чтобы оно текло своим чередом, а не исправлять его с целью вернуть события, путь даже с самой благородной мечтой изменить обстоятельства к лучшему.
Влиять на течение времени и уже случившиеся события было разрешено уставом хранителя лишь только с точки зрения воссоздания его естественной хронологии, но никак не в личных интересах. Почему? Да потому, что такое уже практиковалось в далёком прошлом на моей планете и не к чему хорошему не привело, но наплодило великое множество временных аномалий. При этом несчастным потомкам пришлось расхлёбывать многочисленные последствия сотворённого по недомыслию предками – любителями путешествий во времени и игр с ним.
Тогда-то и был создан мой орден хранителей времени, чтобы устранять возникшие уродливые отклонения, а не их создавать. А за нарушение правил, которые рано или поздно обязательно откроются, я буду с позором исключён из организации, при всём при этом судим, и судим весьма строго за нарушение устава. Так что сетовать и переживать теперь – дело совершенно напрасное. Что случилось, того было, видимо, не миновать.
В один момент мои представления об идеальности бетанского мирка рухнули, ещё раз подтвердив для меня с детства внушаемую мне истину о том, что во вселенной нигде нет совершенства. И надо научиться принимать этот мир таким, каков он есть. То, что девушка погибала во многих мнимых реальностях, созданных мной – это плохой знак. Подобное говорило о том, что смерть танцовщицы была предрешена, даже если бы я и решился на нарушение устава.
Осознав это, я бросился в другую крайность, вообразив, что коль уж я не могу исправить случившуюся трагедию, я должен выяснить обстоятельства данного преступления, найти убийц и жестоко их покарать. Это тоже было запрещено уставом ордена, возбраняющим вмешательство в жизнь других миров. Но подобные проступки наказывались менее сурово, и это лишь при случае, что об этом вообще кто-то узнает, чего могло и не быть.
На том я и успокоился, немного избавившись от кошмаров, и наконец вроде бы заснул. Но потом опять просыпался, виня себя уже в том, что из-за какой-то девушки, которую видел лишь несколько минут и даже совсем не знал, и которая не знала меня, я почти решился на нарушение правил ордена, в котором родился, вырос и которому многие поколения моих предков служили с полной отдачей. Ну, как такое возможно? Но ничего поделать с собой я не мог. Вот так становятся преступниками. Как только я отговаривал сам себя от задуманного, передо мной проносился образ Анны.
«Отомсти за меня, Александр, отомсти», - говорила она. И я не знал, было ли это видение, сон, бред, жар или мнимая, выстроенная мной самим, реальность.
А когда я говорил сам себе: «Не твоё это дело. Ну, кто тебе эта девушка? Жена? Невеста? Возлюбленная? Ты даже не знаешь, стала ли она ею, если бы не погибла. Да, она оказывала тебе знаки внимания. Но ведь ты даже не понял, насколько это серьёзно. И если серьёзно, то что она знает о тебе? Она видела перед собой лишь то, кем ты не являешься. Приняла ли она бы твою настоящую внешность, происхождение, сущность? Возможно, что и нет. И ты бы, возможно, не принял её, если бы узнал получше. Так что пусть обстоятельствами её смерти занимаются те, кто действительно должен. Хотя бы тот же достопочтенный Му Тиму и его улемы (старейшены). Это их компетенция и их обязанность, раз уж у них нет соответствующих спецслужб, что вообще-то странно.»
Но тогда в моей памяти всплывал произошедший накануне вечером с правителем разговор.
- Ведь вы накажите виновных? – спрашивал я его.
- Но каким образом, Садри? – отвечал он вопросом на вопрос, беспомощно разводя руками, - Как можно покарать кракатуд, если все они заодно и не признают себя виноватыми. А доказать их причастность к ужасающим происшествиям в городе Мильдинполь я не могу, как и все их другие преступления. Эти проклятые люди слишком хорошо умеют заметать следы, действуют неожиданно и на удивление незаметно, и на них невозможно найти совершенно никакой управы.
«Вот этого я никак не могу понять! Меня такой подход просто бесит! Бесит! Выходит, единственное, что он может, так это построить город под носом у врагов, чтобы доказать себе и им, что волен делать всё, что хочет сам. А воевать он с ними и не собирается, поскольку уже возомнил себя проигравшим. У нас на планете такого никогда бы не произошло. Нас, землян, можно обвить в чём угодно, только не в подобной беспомощности! Действие – это наша вторая натура, - думал я, и тут же добавлял сам себе - Хотя, возможно, именно потому мы и натворили столько глупостей, что до сих пор не в состоянии их исправить».
Я так себя измучил в эту ночь, что у меня действительно разыгрался сильный жар, уже по медицинским причинам, а едва зажившие мои раны снова дали о себе знать, видно, на нервной почве. Чтобы справиться с болезнью, я открыл аптечку и сделал сам себе жаропонижающий укол, вколов также изрядную долю снотворного. Это были какие-то бетанские средства, но хорошие. Вскоре температура спала, нервы успокоились, а я заснул спокойным сном, таким образом избавив себя от ночного кошмара.
Продолжение здесь http://proza.ru/2024/01/17/521