С тех пор, как Сенька был укушен Северным микробом во время службы на советско-финской границе, каждую весну его душа не находила себе места, будто слышала зов Севера, зов полюбившейся Карелии…
Перед майскими праздниками далёкого 1993 года приходит ему от армейского друга из Рязани телеграмма:
«Иду пру присоединяйся»
Сенька почесал затылок: «куда идёт, чего прёт?»
В то время и в помине не было ни мобильной связи, ни интернета, ни смартфонов и всяких там вацапов. Поэтому вопрос «Куда идём, чего прём?» подвис в воздухе, пока через месяц не пришло письмо с кратким рассказом о водном походе по мещёрской реке Пре. Ёлы-палы! – так вот в чём дело! Ведь в телеграммах того времени не было ни заглавных букв, ни знаков препинания!
Но и в письме таилось множество загадок – Сенька не был водником и по сему обстоятельству кое-что из туристического лексикона ему было невдомёк.
«Подрали все шкуры о коряги…»
«У самого берега Анька взяла и кильнулась на ровном месте»
«Когда Лиля распотрошила машку, то из её нутра посыпались рыбные консервы. Твою дивизию! Тут я понял, что рыбалки у нас не будет. Примета такая… Так хотелось в этот момент завхоза лопатой огреть!»
Фильм ужасов, а не поход!
В том же письме друг Славка предложил Сеньке пойти вместе в водный поход по карельской реке Воньге.
«Наши ребята из турклуба машек шьют. У тебя есть машка? А то закажем»
… «Куда меня подписывают? – чуть не в холодном поту подумал Сеня, - шкуры обдирают, машек шьют да потрошат, что из их нутра кильки в томатном соусе выскакивают, лопатами бьют, киляются на ровном месте…»
Письмо заканчивалось словами: «Если ты «за» - приезжай, всё обсудим»
И тут в Сенькиной душе вновь вострубил зов Севера и он махнул рукой – была, не была! Поеду!
Тогда, в 93-м году прошлого столетия, «обсудить» вопросы можно было, повторюсь, только в почтовой переписке, по междугороднему телефону в отделении связи, или приездом в гости. Что такое в те годы междугородний телефон лучше всего расскажет эпизод из фильма «Мимино»:
«Ларису Ивановну хочу! Аллё! Это Телави? Тель-Авив? Нет, мне надо Телави… Гомарджоба генацвали! Ларису Ивановну хочу!»
Поездка в Рязань и встреча «за рюмочкой чая» всё разъяснила: машка – это рюкзак, лопата – весло, ну а шкуры – они и на чукотке шкуры. Не человечьи – байдарочные.
«А вот что такое «кильнуться» ты, как новичок, узнаешь в первый же день нашего похода».
И вот настал счастливый день, счастливый час!
«Поезд «Москва-Мурманск» отправляется через пять минут. Товарищи провожающие! – просьба покинуть вагоны»
Пять-минут, пять минут…
Как только в вагоне остались лишь «товарищи пассажиры», то тут же с каждой плацкарты, повеяли запахи варёных яиц, жареной курицы, краковской колбасы, свежих огурцов и помидоров.
- Ну, за отправление! – прозвучало из соседней плацкарты.
Дзинь-дзинь-дзинь!
- Ванька! Живо по второй! Ага, под первый стук колёс. Приготовились!
Бум! Стук! Дзинь-дзинь! – и поезд, слегка качнувшись, «поплыл» на малом ходу в сторону Мурманска.
Сенька попробовал открыть окно. Куда-там! Не поддавалось.
- Ну, по третьей! – раздался голос за стенкой.
- Погоди! Стрелки пройдём и тяпнем, - прозвучал ответ, - иначе или мимо рта пронесёшь или зубы вышибешь.
Сенька продолжал мучиться с окном, но от толчка на первой стрелке плюхнулся на сиденье.
- Ребят! На секундочку, попки поднимите!
Сенька открыл рундук и вытащил пристёгнутый к боку «машки» небольшой походный топорик.
- Иначе задохнёмся… И куда меня подписали!
В этот момент вагон вздрогнул на очередной стрелке.
- Ну вот, а теперь и по третьей! – вновь раздалось у соседей через стенку, - давайте хлопцы, ялтинские камушки!
«Это как?» - Сенька с любопытством заглянул за перегородку.
Мужики чокались донышками лафитников.
Предводитель выпивающих взял помидор, ткнул его в соль, рассыпанную на клочке газетки, и так крепко надкусил его, что из него вырвалась струя томатного сока и угодила, аккурат в глаз сидящему напротив товарищу. Тот, не успев закусить кусманом краковской колбасы, обронил его на пол.
Завидев Сеньку с топором в руках, «стрелок» потерял на лице румянец удовольствия от выпивки, и, подняв руки, промолвил:
- Всё, всё, командир… мы уже закончили…
Сенька вернулся к своему «безнадёжному делу» и ловким движением с помощью топорика смог-таки «сковырнуть» окошко.
- Верный способ! - сказал он своим друзьям, поглаживая топорик, - этот трюк мы применили два года назад, по дороге в Пояконду. Только вагон был купейный, а проблема та же. Мы тогда обратились к проводнику, но тот отказал нам в помощи и чуть ли не срывался на крик: «Какие окна! В Мурманске снег идёт!»
Налупившись, как и все обитатели вагона, варёных яиц, огурцов, жареной курицы, да чаю с печеньками, Сенька и его друзья расползлись по своим полкам.
В 23-00 свет в вагоне погас, умолкло железнодорожное радио и вскоре вагон угомонился… Десять минут тишины и из каждой плацкарты понеслись звуки сопелок, храпелок, тарахтелок и сонных причмокиваний и вздохов.
Около шести утра по звонку гидробудильника Сенька соскочил с верхней полки и направился в нужном направлении.
В момент прохода мимо очередной плацкартной перегородки вагон качнуло и, будто хуком слева, чья-то пятка влетела Сеньке в челюсть.
Он потерял равновесие и завалился на боковую полку. Да носом на грудь сладко сопящей полнотелой дамы. Не просыпаясь, она врезала Сеньке подзатыльник, и улыбаясь закрытыми глазами прошептала: «Колька! Отстань, бесёнок!»
Поднявшись, нет, отпрыгнув от полнотелой дамы как от батута, Сенька почти бегом заторопился к туалету. Открыв дверь «дабл-ю-си» и завидев лужу на полу, он, вздохнув, вновь процедил: «Куда меня подписали?»
… Проснулись ребята всей компанией при подъезде к Петрозаводску. По обыкновению в столице Карелии выходит добрая половина пассажиров «весёлого поезда».
Через несколько минут стоянки диспетчер объявила об отправлении поезда и «говорящая тарелка» запела с крыши вокзала голосом Марии Пахоменко:
«Долго будет Карелия снится…»
- Красивая песня… - сказал своим товарищам Сеня, - но пять лет назад я её чуть возненавидел.
- Отчего так? – поинтересовалась Лиля.
- Пять лет тому назад призвали меня служить в погранвойска. Чтобы добраться до пункта назначения, до Муезерки, надо здесь, в Петрозаводске сделать пересадку на костомукшский поезд. Утром мы приехали в Петрозаводск, а вечером – отправленье в сторону Косты. Весь день мы парились-жарились в зале ожидания. Весь день, чуть ли не через каждые полчаса, с каждым поездом что на Мурманск, что на Москву иль иные города, звучала эта песня. Мы её не только на всю жизнь наизусть выучили… К вечеру уже хотелось выйти из вокзала, выдрать бульник с мостовой и запустить им в эту тарелку на крыше!
… Поезд начал набирать ход, голос Пахоменко уже не был слышен и Сенька в задумчивости в воспоминаниях о том времени подхватил:
Белая ночь опустилась безмолвно на скалы,
Светится белая, белая, белая ночь напpолет.
И не понять, то ли небо в озера упало,
И не понять, то ли озеpо в небе плывет.
… Белая ночь прогоняет дрёму прочь. Сенька и Славка служили вместе на одной заставе на севере Карелии и к явленью белых ночей были готовы. Мало того соскучились по белоношью. А вот девчата из их команды только в «Весёлом поезде» впервые испытали что такое настоящая белая ночь. Она, настоящая белая ночь никак несравнима с питерскими сумерками.
Итак, вторая ночь железнодорожного путешествия была ночью несомкнувшихся глаз. Да и как тут сомкнуть глаза, когда от самого Петрозаводска и до финишной точки им открывается многоликая живопись карельской природы, карельских ландшафтов. И это не открыточные визитки страны озёр, лесов, болот и рек. Это живое созерцанье!
Вот Медвежья гора. Или, как зовёт её народ сокращённо – Медгора. В круг неё железная дорога делает длинный и крутой поворот. Такой, что с середины состава, высунувшись со второй полки в окошко, можно видеть и хвост и голову поезда.
… Перед глазами мелькают серебряные нити сверкающих на солнце ручьёв. Разноцветные – то голубые, то зелёные, бирюзовые, то оранжевые, ржавые или чёрные блюдца ламбушек. Рыжие, седые, малахитовые верховые болота, с кочек которых нет-нет, да поднимутся к небу журавки, тетерева и кулики разных мастей. Поезд пробегает малые и большие озёра и вглядываясь вдаль водной глади пытливому и зоркому глазу завидится в далёком небесном далеке парящая в рыбной охоте скопа. То и дело поезд проскакивает под лентами больших и малых, спокойных иль порожистых рек. По берегам которых стоят величественные крепостные стены еловых иль сосновых северотаёжных лесов…
- Речка, речка! Мам, пап! Смотрите какая речка! – закричали конопатые детки-двойняшки в соседней плацкарте и начали радостно прыгать перед окошком.
Время на часах неумолимо подходило к вечеру, но карельское солнце и не собиралось готовиться к закату.
- Может по чайку? – вопросил Сеня своих друзей.
- Ага! – дружно ответили ребята, не отрывая глаз от окон.
… - Вода ещё не вскипела! – процедила, выглядывая из своего купе, проводница, - с самого с ранья ходят, ходят… И все только за кипятком. Уж два титана выдули. И никто ни печенек, ни сушечек к чаю не купит. Все со своим добром едут. Продаж никаких. А как иху мать, план выполнять! Только и успевай уголёк подкидывать…
О, это чудо! – титан. Почти во всех поездах они стали электрическими, но в «Весёлом поезде» они ещё топились древесным углём.
Запах тлеющих углей титана… Запах романтики дальних дорог.
В детстве, когда Сенька ждал на платформе электричку, чтоб доехать на ней в гости к бабке с дедкой, он любил вдыхать этот запах дымка, что стелился над крышами пассажирских вагонов пробегающих мимо поездов дальнего следования. Любил считать вагоны и пытался уловить названья городов назначенья на табличках. Запоминал эти города, а вернувшись из деревни домой, спешил открыть атлас Советского Союза и искать Караганду, Ташкент, Сочи, Орджоникидзе, Ашхабад, Фрунзе, Иркутск.
Жил Сенька недалече от Казанской железной дороги и потому поезда были только южного и восточного направлений. Но интересовали его не только местонахождения городов. Сенька, проводя пальцем по Атласу, мысленно прокладывал маршруты движенья поездов и открывал для себя множество географических объектов. Река Кубань, Азовское, Каспийское, Аральское моря, горы Урала, Байкал, Иссык-Куль и т.п.
Сколько географических открытий сделал для себя малой Сенька ещё до того, как взял в школе первый учебник географии! И как ему любилось и нравилось работать с контурными картами.
Ох этот запах тлеющих угольков титана… Первый запах романтики дальних дорог, дальних путешествий. Вот так рождаются мечты…
И тут следует отметить, что через несколько месяцев после похода по Воньге, после этой поездки на «Весёлом», Сенька бросит работу в лесном хозяйстве, попрощается, чмоком в морду с любимой служебной лошадью Ромашкой, бросит заочное обученье в Московском лесотехническом институте и поступит учиться на рабфак Географического факультета МГУ. Через полгода успешно сдаст экзамены и в 25 (!) лет станет студентом Московского Универа. Из-за возрастной разницы сокурсники тут же прозовут его папой курса, папой Сеней иль просто папой.
А пока – пока его, сидящего в раздумьях у окна «боковушки» покачивают колёса «Весёлого поезда».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.