Доверие

               
                Эмилия Пардо Басан — одна из крупнейших испанских писательниц, жившая на границе 19 и 20 веков. Родилась в 1851 году в Ла Корунье, в семье испанских аристократов.
                Благодаря отцу получила хорошее образование. В 17 лет вышла замуж, и вскоре молодая семья переехала жить в Мадрид. В 1875 году Пардо Басан получила литературную премию за критическое эссе на тему творчества монаха бенедиктинца Бенито Херонимо Фейхо. В 1879 году издала свой первый роман «Паскуаль Лопес». В 1916 году первой из женщин получила кафедру в университете Мадрида. Существует не так много переводов Эмилии Басан на русский язык, и большинство из них изданы в дореволюционное время.
                Самый известный роман «Родовая усадьба Ульоа» переведен в 1985 году для издательства «Художественная литература».












                ДОВЕРИЕ



               Безуспешно старался Берандис (хозяин ювелирного салона) добиться от своих служащих не делать никаких исключений из правил для молодых красивых девушек, особенно нарядно одетых. Пуще всего он советовал не доверять приезжавшим в карете и тем, кто с олимпийским хладнокровием говорили о баснословных суммах на ценниках ювелирных изделий. — Тот, кто торгуется, — думает, чем заплатить… будьте осторожны с незнакомыми людьми. Внешность обманчива. Но эти мудрые советы (как и все слова, которые обращены к подчинённым) приносили столько же пользы, сколько ковка холодного железа. Особенно сложно сеньору Берандису (мужчине с большим опытом, и который под маской любезности с клиентами скрывал хитрость человека, считавшего заработок главной целью) приходилось в общении с Авелином Козейкиным, к которому, привлечённые его заискивающей улыбкой, инстинктивно направлялись все дамы. Так-то так, но система Козейкина (Берандис не мог себе в этом не признаться) идеально работала! Услужливое выражение лица юноши, его медоточивые речи, восхищённые взгляды, которые он обращал на всех особ женского пола, переступивших порог ювелирного им всем, безусловно, льстили. Особым успехом Козейкин пользовался у дам невысокого морального уровня и интеллекта. У тех, кто украшает себя бриллиантами и жемчугами куда больше, чем девушки из праведных семей. Авелино умел правильно расставлять приоритеты, демонстрируя своё почтение к дамам; с пожилыми сеньорами он был религиозен; восторжен с девицами полусвета; позволял себе фамильярность и нахальство с теми, кто не скрывал свою принадлежность к известной профессии. При всём этом никто из них не мог добиться у него скидки! У этого вкрадчивого юноши с тонкими чертами лица, такими, как выглядят на гравюрах англичане, белокурые волосы всегда были идеально уложены и напомажены. Элегантный силуэт, всегда гладко отполированные ногти на руках, которыми он с влюблённой деликатностью застегивал браслеты и помогал примерить серьги, словно бабочка крылышком, касаясь пальцами мочки женского ушка, возбуждали желание. Поэтому и только поэтому сохранял в своём заведении Берандис опасного сотрудника, который вызывал у него ужас из-за того, как легко отправлял футляры, иногда сразу с несколькими драгоценностями, и оставлял в распоряжении клиентов, не требуя обратно по нескольку дней. — В один из дней мы будем иметь неприятности, Козейкин! — хмуря брови, предупреждал его ювелир, изображая недовольство на лице. — Люди очень хитры! — Мы тоже не дураки здесь … — отвечал Авелино с весёлой лёгкостью. — Я знаю женщин, сеньор Берандис, и меня им не обмануть! Они видят во мне мужчину своей мечты, а так как я говорю им не то же самое, что у меня на уме, я всегда остаюсь внимательным и вижу их насквозь… Хоть одна неприятность случилась? И не случится. Я всегда начеку. Только наполовину успокаивался ювелир, продолжая переживать за бесшабашную галантность своего подчинённого. — Да, да, — ворчал он, почесывая краешек носа, — сколько верёвочка не вейся... Короче, никакие увещевания не действовали на Козейкина, и он продолжал отправлять без оплаты бриллиантовые подвески, словно это была брошь за сто песет… В один из дней к ним в магазин зашла незнакомая клиентка. Сильный аромат экстравагантных духов сразу насторожил Берандиса, как только она переступила порог их салона и спросила всё самое лучшее и самое дорогое. Конечно, её бросился обслуживать Авелино. Иностранка, безусловно, француженка, это было очевидно по акценту и по умению одеваться. Её лицо нельзя было назвать красивым, оно было, скорее, если можно так выразиться, словно у фаянсовой куклы, но макияж её был безупречен. Рыжие волосы почти медного цвета подчёркивали её благородное происхождение. Авелино погрузил мадам в кокон своей заботы, восторженно улыбаясь и всячески подбадривая её ласковым взглядом, продал ей одновременно кольцо необычной формы за тысячу песет, брошку за семьсот и золотой футляр для помады за триста. Весело и непринуждённо иностранка достала из элегантной сумочки два билета нежно голубого цвета, каждый номиналом по тысяче франков. Берандис, наблюдавший за всем происходящим, обращаясь исключительно к Авелино, произнес: «Отправь кого-нибудь в банк напротив, узнать сегодняшний курс, чтобы вернуть мадам сдачу». Так они и поступили. Иностранка, пока меняли деньги, держалась того же аллюра, произнося с капризными интонациями, раскрывающими неудовлетворенные желания: «Как бы мне хотелось ещё и ниточку жемчужин. Сколько уже времени я мечтаю об этом… У вас есть с идеально ровными и правильно подобранными по размеру жемчужинами?» Принесли три самых дорогих экземпляра. Немедленная оплата трёх остальных драгоценностей сделала ручным даже самого Берандиса, и Авелино, предчувствуя большой день, крупную сделку, рассыпался в любезностях с жестами восхищения, примеряя жемчужные ожерелья клиентке. Он убеждал её в эксклюзивности покупки и совсем недорогой цене для такого шедевра. Кроме того, он уверял, что держал их под замком исключительно для такого случая. Столь ровных, крупных, правильно подобранных по цвету жемчужин уже больше и не найти, уверял он. И если мадам изволит, то сделает правильный выбор, воспользовавшись предложением… — ООО! Как подходят эти жемчуга к тону вашей кожи. Какие две восхитительные белизны! Улыбалась и восхищалась иностранка; но в это же самое время: насчёт этих ожерелий…, надо подумать…, такие деньги без согласия месье… В конце концов окончательное слово всегда за супругом. Месье придёт посмотреть их завтра. Сегодня он занят важными делами и вернётся в отель только к ужину… а завтра он сможет в любое время. Авелино, зная, как опасно дать остыть женским капризам, поспешил продолжить. — Я принесу их вам сегодня, мадам, чтобы месье мог их посмотреть в удобный для вас час. Она согласилась не сразу. — Ой, сложно знать, когда вернётся месье, у него важные дела. Авелино настаивал. Берандис только что сам из-за спины клиентки подмигнул ему, подбодряя и поощряя. Под конец она согласилась. — В шесть часов, отель ХХХ, номер четыре… В назначенный час, словно самые точные часы, Авелино с футлярами находился там. Иностранка, раскинувшись на софе, сделала жесты разочарования: — Как я переживаю, что побеспокоила вас!.. Как это всё неприятно!.. Месье, представьте себе, сказал по телефону, что задерживается, он обсуждает вопрос по строительству железной дороги, и его попросили остаться на ужин в доме сеньоров… Фамилия богатейших банкиров из Мадрида окончательно укрепила в Авелино его решимость. Пусть шеф говорит что хочет…, в конце концов, он подмигнул ему… его, конечно, будут ругать, но он всё равно совершит такую важную продажу… — Месье, в конце концов, вернется. Синьора, я вам это оставлю и, когда месье придёт, вы сделаете выбор, а завтра в любое удобное для вас время я приду узнать ваше решение…
 — Ох, ох. Француженка сопротивлялась, на лице её отображалась признательность за доверие, которое ей оказывали. И на всё это Козейкин отвечал с новыми приступами экстаза и восторга. В конце концов, он ушёл, провожаемый француженкой, которая, похоже, в определённом смысле была бы не против, если бы он задержался ещё. Прощаясь с ним в коридоре, она повторяла: «Я останусь здесь. Не оставлю футляры ни на минутку…» В одиннадцать часов следующего дня Авелино, испуганный после ужасной выволочки, устроенной ему Берандисом, который разрешил отнести драгоценности, но не оставлять их, появился в отеле и портье на его вопрос отвечал: «Супружеская пара из 4-го номера? Не было никакой семьи. Была одна дама и ночью она уехала.» И, увидев побледневшее лицо, выпученные глаза служащего, воскликнул: «Вы чувствуете себя плохо, кабальеро?» Тот не ответил, не мог. У него случился припадок, один из тех, которые наука называет истерикой. Хотя это слово кажется не точным, если говорить о мужчинах.