Зрячее ничто-1

Сергей Вельяминов
Он хорошо запомнил, как выглядела его смерть. Она предстала пред ним в облике привлекательной девушки с голубыми глазами и наивной, несколько заискивающей улыбкой. Как правило, так улыбаются нашкодившие дети, готовые тут же извиниться, но, не зная, с чего начать, смущаются, прячась за улыбкой, как за спасительной стеной...

Если он и представлял свою смерть, то совершенно иной: хотя бы в виде прожорливого грифа с мерзкой розовой головой, вонзающего свои когти ему в грудь, разбрасывая по сторонам окровавленные куски мяса, а добравшись до сердца — усердно принимается за него...

Эти боли ему хорошо знакомы. Инфаркт. И вроде всё просто: потерпи чуть... и на этом всё закончится... Последние годы он так и ходил с этой мыслью: «сердечники» долго не мучаются. Счёт на минуты идёт.

А тут — на тебе: сбивают на машине, переламывают все кости, разбивают голову и ещё что-то по мелочам... А ты вместо того, чтобы сыграть в ящик, лежишь месяц в коме, затем открываешь глаза и, казалось бы, всё: вставай и иди, но не тут-то было...

Оказывается, ты ожил, чтобы лечь на операцию и отдать Богу душу под ножом хирурга. Вот и спрашивается: а чего так долго? Неужели побыстрей нельзя было закрыть эту тему, а теперь летай тут сорок дней и смотри на всю эту мышиную возню вокруг своей персоны: сначала вокруг тела, включая похороны, потом эта грызня с наследством: куча всевозможных тяжб и различных выяснений. Как хорошо ничего не иметь. Скольких людей ты спасёшь от чувства вражды и ненависти, когда брат на брата зуб точит, чтобы своё получить. Они готовы по трупам шагать, но своего не упустить ни в коем случае.

И всё это устроила она. Ну, та, что в машине — это хрупкое создание с голубыми глазами. Секунды хватило Илье Сергеевичу Крутову, чтобы повернуть голову вправо и увидеть лицо девушки, отрывающей взгляд от своего смартфона и переводящей его на проезжую часть дороги, по зебре которой так непринуждённо ступал наш герой, который спустя мгновение станет выполнять роль и. о. героя, разделившись на тело как таковое и духовную ипостась, но это чуть позже, а сначала все только и будут заняты таким «всеми любимым и незабвенным» со спорно теплящейся надеждой на выживание.

Сколько тебе отмерено здесь, в подлунном мире, столько и пройдёшь! И ни шагом больше, а в конце будет разыгран финальный спектакль. И что интересно, ты впервые сыграешь в нём главную роль: пускай последнюю, но в то же время?! А все остальные — в эпизодах или просто в статистах ходить будут, радуясь возложенной на них пока такой непритязательной роли.

Как интересно, в телесной жизни такого не бывает, чтобы вот так — ничего не чувствовать. Там обязательно что-нибудь болит, гложет, сосёт, чешется, а тут: ты всё видишь и достаточно чётко, тем более что в любой момент можешь поменять своё место положение, стоит только подумать об этом. Вот и сейчас — ты висишь под потолком, а через доли секунды ты уже у своего тела, внизу. Вот только привыкнуть к этому надо: ты всё видишь, но тебя в земном понимании нет…

Вокруг тебя всё как всегда. В данном случае помещение морга… Сколько он их повидал в различных детективных сериалах, но чтобы вот так — живьём, — первый раз. И уже не скажешь, что в жизни. Просто — первый раз. Некоторые не выдерживают долго, прикрывая нос платком, выбегают из помещения, а другие и вовсе падают в обморок. А он преспокойненько парит себе в пространстве и в ус не дует. Пустота не может ничего чувствовать, а тем более — обонять. На то она и пустота. Конечно, словосочетание «парить в пространстве» мало подходит к его теперешнему состоянию, которое правильнее обозначить как «зрячее ничто».

Он просто видит, но повлиять на ход событий или хотя бы каким-то образом обозначить себя не может. А эти байки в популярных фильмах, что некие духи опрокидывают предметы, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, — выдумка голливудских сценаристов.

«Там» сразу всё становится по-другому, и к земной жизни «царство теней» не имеет никакого отношения, кроме как созерцать и делать какие-то выводы, но и они уже не нужны: ты здесь — никто, и имя тебе «зрячее ничто». Земные амбиции на предмет «я что-то могу» или «я сделаю» здесь не проходят. Ты всё видишь, но для всех, пожалуй, и для себя в том числе, тебя больше нет.

А то, что там внизу на столе, так это некая субстанция из умерших и уже начавших распадаться клеток. И ты задаёшься вопросом: почему люди, оставшиеся ещё «там», так много уделяют внимания этим останкам? Сколько денег вбухивается во все ритуалы вокруг этого сгустка ненужности.

Это ещё хорошо, что его тело завтра выставят в соседний зал и соберутся там пришедшие попрощаться: кто сюда, а кто сразу на кладбище приедет, а если бы он заслуживал «большего» и его в какой-нибудь театральный зал выставили бы для прощания. Для прощания с чем? С кем? Язык не поворачивается сказать, да ещё и музыку душе гнетущую поставят. Хорошо, что Шопен в этом преуспел, а теперь и Альбиони туда же... Да чего уж там? Любое адажио сойдёт. Музыку ставят, наверное, для злопыхателей, которые придут порадоваться на смерть коллеги и соперника, сдуру улыбаться могут начать, а так? А с музыкой и грустинку на лицо можно напустить в виде маски Пьеро.

- Вы уж как сможете… - станет говорить в трубку залитая слезами жена. – Но вас, Володя, я попрошу в морг приехать, там совершенно некому гроб нести до автобуса... Что? Что вы говорите? От Союза художников люди будут? Молодые ребята? Но это совсем другое дело. Тогда вздохнуть свободно могу...

Его припудривают, румянят. Тёмные пятна, уже проявившиеся на лице, гримируют. Современная косметика двинулась далеко вперёд. Можно живее всех живых слепить из этих мумий, а потом это ещё и одеть престижно и проложить цветами. Лишь бы только родственникам понравилось, а те платят немалые деньги, чтобы не хуже, чем у других было, и в грязь лицом не упасть перед пришедшими проститься.

А тебе нет до этого никакого дела. Тебе совершенно всё равно: накажут ту девчонку, что была за рулём и сбила тебя, зачитываясь эсэмэсками своего друга. Они, когда любят, то становятся не от мира сего. Они летают на крыльях любви, не ощущая окружающей их действительности, а чего уж там — зазевавшийся никому не нужный художник.

Всему своё время, и всем своё время. Илье Сергеевичу посчастливилось, что последнее, что он видел в своей жизни, — это удивлённые глаза и улыбку недоумения, которая как бы говорила: «Ну как же так? Этого просто быть не может...»

И пускай Крутов был практически неверующим человеком, но одно он хорошо себе уяснил в жизни: на всё воля Божья! Что Бог ни делает — всё только к лучшему, и если он сейчас здесь, ну, в смысле, его тело, там на столе, то значит — тому и быть. И чего тут в рассуждения бессмысленные пускаться? Ведь это куда лучше: вот так, хлоп — и сразу, чем сидеть в инвалидной коляске в каком-нибудь второстепенном доме престарелых, да с трясущимися руками, а изо рта слюни текут и моча в пакетик собирается...

Так чего мы все так смерти боимся? Неужели Богу там наверху невдомёк, когда и как нас правильнее призвать к себе? Всё, что мы делаем здесь, — это постоянно оттягиваем свой «час». Для чего?.. Это нетрудно понять в молодом возрасте, когда ещё не всё съели, не всех перелюбили, не всего ещё достигли. Вопрос только — чего? Это по земным меркам — о-го-го?! А по небесным — это тлен и ржа, пыль, одним словом.

Нашему герою пятьдесят пять! И это не возраст. Он только сок набирать стал, только жизнь по-настоящему воспринял, а тут — бац — и всё..., но не нам судить. Значит, так надо было.

Ну а в старости? Уже официальной... Предположим, после семидесяти чего упираться зазря и дрожащей рукой тянуться в очередной раз за нитроглицерином? А... инстинкт самосохранения?! И это верно. Бороться нужно до конца, но только не писаться от страха, а спокойно осознавать: если ЕМУ угодно будет — Он тебя из гроба подымет, а если по-другому быть, то никакие операции не помогут, а о таблетках и речи не идёт.

Как там в фильмах? Часто встречается один и тот же эпизод: открываются двери операционной, выходит хирург, медленно снимая маску, подходит к вскочившим со своих мест близким родственникам больного и говорит: «Примите мои соболезнования. Мы сделали всё возможное...»

Врачи не виноваты. Они действительно сделали всё так, как и всегда. Всегда получалось, а сейчас — нет... Почему? На этот вопрос никто не сможет ответить. Этого никто не знает. А потом умники начнут искать врачебные ошибки и всякую другую хрень, заводить дела, участвовать в процессах, когда всё так просто — на всё воля Божья!

Если бы Крутов мог размышлять в своём необычном состоянии, он думал бы именно так, но всё, что он мог делать, так это созерцать. Хотя и этого вполне достаточно для пустоты, пускай и зрячей...

                (продолжение следует)

                Январь 2024г.)